Новая династия - Дмитрий Иванович Иловайский

супругою и с детьми принимает участие в танцах. Надобно заметить, что в Украйне и Подолии деревни обыкновенно окружены лесочками с тайниками, где летом жители укрываются от хищных татар. Сии лесочки занимают добрую полумилю в ширину. Хотя земледельцы считаются крепостными, однако же исстари пользуются правилом и свободою похищать во время пляски благородных девиц, даже дочерей своего помещика. Но в сем случае проворство и расторопность необходимы: похититель непременно должен ускользнуть с добычею в соседний лесочек и скрываться там не менее 24 часов, иначе пропала его головушка». Но тут же автор сознается, что в течение 17 лет, проведенных им на Украйне, ему не случалось ни разу слышать о таком похищении. Да и получить согласие благородной девицы на похищение трудно: «земледельцы впали теперь в презрение, а дворяне сделались властолюбивее и надменнее». Следовательно, в данном случае он передает воспоминания о прежних временах, когда еще не вывелось из обычая древнерусское умыкание девиц во время игрищ, и напрасно пытается объяснить этот обычай древнепольским уважением к тем людям, которые бегали быстрее других.

Между прочим, Боплан не совсем правдоподобно сообщает, будто бы на Украйне «немолодые люди сватаются за девиц, а девицы предлагают им руку и редко не достигают своей цели; им помогает особенного рода суеверие, строго наблюдаемое: по мнению украинцев, родители жениха не могут отказать девице, которая приходит и настойчиво просит их согласиться на брак; отказать ей значило бы оскорбить весь ее род и навлечь на свою голову гнев Божий, а на дом — несчастие.

«Свадьбу играют на Украйне таким образом: жених и невеста, созвав несколько юношей и девиц, посылают их к своим родственникам с приглашением на веселье, т. е. на свадьбу; а в знак сей обязанности дают им по цветочному венку (который надеватся на руку), с росписанием всех особ, приглашаемых на праздник. Молодежь идет попарно, имея впереди одного молодца, который держит в руке трость и от имени всех говорит приветствие и приглашение. Невесту наряжают к венцу в предлинное суконное платье кофейного цвета, с широкою на груди оторочкою из полушелковой материи и с огромными фижмами, от коих оно раздувается во все стороны. На голове не бывает никакого убора, кроме цветочного венка; волосы рассыпаются по плечам; грудь и шея закрыты; видно только лицо. Отец, брат или ближний родственник ведет невесту в церковь; впереди их идут двое музыкантов с дудкою и скрипкою; по совершении обряда венчания, один из родственников берет молодую за руку и отводит домой с тою же музыкой». Эти обычаи указывают на известную степень культурности.

Далее находим такие черты:

«На брачных пирах врожденная страсть к вину переступает все пределы умеренности. Помещики дозволяют крестьянам к свадьбе и крестинам варить пиво; это доставляет им возможность без лишних издержек пить сколько душе угодно. В другое же время крестьяне должны покупать пиво на господских пивоварнях». После свадьбы, «в знак того, что молодая уже принадлежит к числу женщин, надевают ей на голову кичку: ибо одни только замужние могут покрывать голову; девицы всегда ходят простоволосые и за стыд почли бы надеть кичку». К нравственности девиц народные обычаи относились очень строго. Если оказывалось, что молодая до свадьбы была нескромного поведения, то со стороны гостей поднимались в доме невообразимый шум, битье посуды, всякие оскорбления ее родителей и родственников и т. п., а молодой мог вытолкать ее за дверь. «Надобно отдать справедливость украинским девицам, — прибавляет Боплан: — хотя свобода пить водку и мед могла бы довести до соблазна, но торжественное осмеяние и стыд, коим подвергаются они, потеряв целомудрие, удерживают их от искушения».

«По степям украинским разгуливают целыми стадами олени, лани, сайги; попадаются также кабаны величины необыкновенной. Дикие лошади ходят табунами от 50 до 60 голов; они не способны ни к какой работе, и хотя жеребята могут сделаться ручными, но также ни к чему не годны, разве только для пищи. Дикую лошадь усмирить невозможно. Она обыкновенно разбита на ноги; так как никто не обрезает ее копыт, то на них наростают такие толстые слои, которые не позволяют ей быстро скакать».

Описывая благодатную, богатую всякими произведениями почву Украйны, ее чрезвычайное обилие рыбою, птицею, крупным и мелким скотом, Боплан касается и оборотной стороны.

Так, при всей телесной крепости и выносливости населения, оно нередко страдает от страшной болезни волос, известной под именем колтуна. «Одиржимые сею болезнию круглый год чувствуют сильное расслабление в членах, и от нестерпимой боли нерв стонут беспрерывно. По прошествии года, на голове больного в одну ночь выступает сильный пот, волосы склеиваются, скатываются в клочки и походят на хвост трески рыбы. Только тогда больной получает облегчение и чрез несколько дней совершенно оправляется; но вид его волос отвратителен: расчесать их невозможно. Если больной острижет клочки, прежде истечения двух дней, то соки, которые выходили порами волос, приступают к глазам и несчастный теряет зрение». Народное суеверие, конечно, примешалось и к этой болезни: появление ее иногда приписывали порче от старых баб, которые действовали с помощью вредных трав и окуривания. Сам автор объясняет существование колтуна отчасти недостатком хорошей воды. «Главный же недостаток Украйны, по его словам, заключается в соли»; она привозится с границ Трансильвании из Покутья, где ее вываривают из соляных источников и делают из нее род небольших лепешек и в таком виде продают. «Добывают соль также из еловой и дубовой золы и называют коломеем; с хлебом она весьма приятна».

«Берега днепровские замечательны бесчисленным количеством мошек: утром летают мухи обыкновенные, безвредные; в полдень являются большие, величиною в дюйм, нападают на лошадей и кусают до крови; но самые мучительные и самые несносные комары и мошки появляются вечером: от них невозможно спать иначе как под казацким пологом, т. е. в небольшой палатке, если только не захочешь иметь распухшего лица».

«От мошек перейдем к саранче. Я видел, как бич сей терзал Украйну в продолжение нескольких лет среду, особенно в 1645 и 1646 годах. Саранча летит не тысячами, не миллионами, но тучами, занимая пространство на пять или на шесть миль в длину и на две или на три мили в ширину. Приносимая на Украйну почти ежегодно из Татарии, Черкесии и пр. восточным или юго-восточным ветром, она пожирает хлеб еще на корню и траву на лугах; где тучи ее остановятся для отдохновения, там через два часа не остается ни былинки, и дороговизна на съестные припасы бывает ужасная». Бедствие это особенно увеличивается в том случае, когда саранча не пропадает до осени и успевает в октябре