Демоны на Радужном Мосту. Бег к твердыне хаоса. Девяносто триллионов Фаустов - Джек Чалкер

И они двинулись через луг.

Тучки продолжали двигаться у них над головами, словно конвоируя их. Проходя мимо останков Дарквиста и сожженных скафандров, все четверо нервно поглядели наверх — тучки не предпринимали никаких враждебных действий.

Полчаса спустя они натолкнулись на останки коринфианца. Это тоже было испытанием для их нервов — они в любую минуту ожидали, что он воспрянет к жизни и нападет на них, безоружных, но вскоре поняли, что он мертв окончательно и бесповоротно.

— Вот так облегчение! — сказал капитан. — Теперь наше соотношение сил — четыре-три-три, и все команды одинаково уязвимы.

Вскоре их взору предстало еще более успокаивающее зрелище — тучки, резко развернувшись, с бешеной скоростью ринулись к лесу и принялись за поливку.

— Видимо, когда мы прошли полпути, они решили, что мы уже вряд ли будем представлять угрозу, — заметил Морок. — Но боюсь, они так же быстро примчатся назад, если мы сменим курс.

Вскоре они добрались до стены живой изгороди.

— Интересно, — сказала Криша. — Я их не чувствую. Будьте начеку — я на некоторое время ослаблю блокировку.

Они подождали, стараясь думать как можно меньше, и до них издалека донеслись обрывки мысленной речи, но так же внезапно они исчезли.

— Вот и все, — сказала наконец Криша. — Если они не могут слышать нас, то и мы не можем слышать их. Я попробую поэкспериментировать, чтобы решить эту проблему, иначе они могут почувствовать нашу блокировку и, хоть и не смогут ничего выведать, но будут знать, что мы где-то здесь. С другой стороны, они не будут нас слышать — если, конечно, не разовьют эмпатические или еще какие-нибудь способности. Мне придется периодически снимать блок, чтобы не упустить их, и в такие моменты мы будем для них открыты. Я просто не смогу научить вас всех блокировать свои мысли самостоятельно.

— Делай, что должна, — сказал ей Морок. Он осмотрел живую изгородь сверху донизу. — Мне кажется, более серьезная проблема сейчас — это как нам попасть внутрь.

Ган Ро Чин слегка улыбнулся.

— Разве не ясно? Конечно, идти налево, пока не найдем вход. Ручаюсь, они поступили именно так.

Они шли вдоль изгороди почти час, пока не нашли вход в лабиринт. Судя по всему, за ними пока что никто не следил.

Им сразу же пришлось выбирать между двумя направлениями.

— Предлагаю придерживаться левого направления, пока это возможно или пока мы не обнаружим, что столкнулись с исключением из правила, — сказал капитан. — И все же у меня есть чувство, что не все будет так просто.

Он не ошибся. Уже у второго поворота они наткнулись на препятствие, высотой метров в тридцать, на которое им было страшно даже посмотреть. Не то чтобы оно закрывало проход — оно закрывало его лишь наполовину, но это была гигантская статуя из черного мрамора, скульптура непередаваемой жути: огромная тварь со множеством щупалец и когтей, предназначенных для того, чтобы рвать на части. Она прямо-таки излучала уродство и — о да, то самое зло, так хорошо знакомое команде.

Кроме, конечно, Ган Ро Чица, который мог видеть в статуе лишь уродство с эстетической точки зрения.

— Почему вы остановились? — недоуменно спросил он. — Это же просто скульптура!

Они медленно пошли дальше по дорожке, возглавляемые капитаном, но не успели еще приблизиться к статуе вплотную, как Криша вскрикнула:

— Стойте!

Он остановился и с удивлением обернулся к ней.

— Что такое?

— Эта тварь пошевелилась! Клянусь вам!

— У статуи есть разум, капитан! — подтвердил Морок. — Не могу объяснить как, но я чувствую это.

В мозгу у Криши промелькнула догадка:

— Помните наш сон? Там были те же цвета, и та же злоба… Это было отображение этой твари! То, что мы видели во сне, воплощено в этой статуе!

— Чепуха, — сказал Чин, но тем не менее остановился. Теперь и ему показалось, что он уголком глаза заметил движение. «Они меня напугали», — сказал он себе. Но они обладали способностями, каких у него не было, и по крайней мере один кусочек этой головоломки был лишь у них. Когда Криша говорила, что читает мысли кого-то, находящегося далеко, он в ее словах не сомневался. Почему же сейчас он ей не верит? И все же ему нужны были более веские доказательства, чтобы заставить его изменить правилу.

Стоп! Может быть, выход все же есть!

— Криша, посмотри-ка, есть ли у него мысли, если сможешь.

Она глубоко вдохнула, сняла блок и уставилась на идола. Вдруг она тихо ахнула и вновь поставила блок.

— Есть! — сказала она. — Я вдруг почувствовала… нечетко, правда… просто соприкоснулись разумами…

— Я тоже это почувствовала, — подтвердила Манья. — Эта тварь отвратительна.

Морок выглядел несколько подавленным, как будто какие-то нежеланные для него воспоминания всплыли наружу. Но все же он сказал:

— Криша, тебе придется убрать блок. Не сейчас, в присутствии этой твари, а потом. Иначе мы не найдем путь.

Она кивнула.

— Только давайте поскорее уберемся отсюда, Святой. Какое ужасное создание!

— Ну ладно, — сказал Чин. — Мы изменим правилу и пойдем направо.

— Боюсь, этот путь очень опасен, намного более опасен, чем все другие, хотя и привлекателен, — сказал Морок. — Там, во сне, проход тоже сторожило зло, но он был хотя бы прямым. Здесь же нас ждет лабиринт.

— Да, — согласилась Криша. — Но вспомните: зло было столь могущественно, а путь был так узок, что никто не мог пройти, не попав в ловушку.

Джимми Маккрей впервые испытал, насколько тяжело быть эмпатом. Страдание, исходящее из самой глубины души Модры, было настолько сильным и душераздирающим, что он не мог сосредоточиться на других делах.

— Нам надо идти, — сказал он ей. — Я тоже многое потерял в жизни; я потерял все еще задолго до того, как попал сюда, а здесь лишился и тех крох, что у меня оставались. Но кое-что я здесь и нашел. Я понял, что действительно не хочу умирать, понял, что хочу найти объяснение всему этому, хочу узнать, кто это все устроил, и встретиться с этим подонком лицом к лицу.

Она горестно взглянула на него.

— Ушли единственные три существа, которые были мне по-настоящему близки, — сказала она, глубоко вздыхая. — Один — еще до того, как ты пришел; собственно говоря, мы взяли тебя на его место. Потом Трис. А теперь еще и Дарквист. Когда я впервые поднялась на борт нашего корабля, все было иначе. Было весело, мы все были товарищами. До тех пор я просто не знала, что это значит — жить. Впервые в жизни я действительно жила! Они были моей семьей. Я знала их лучше, чем собственную семью, — и они меня тоже. А теперь их больше нет. Никого из них нет. Ну, где-то на корабле, наверное, жив еще Трэн, но это уже не то.