"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

Степан протянул руку и взял медный колокольчик, что стоял на отполированном, старого, темного дерева прилавке. Его пальцы почему-то дрожали. Он откашлялся и позвонил.

-Сумимасен, - нежно сказала она: «Я сейчас вернусь, Айко-сан».

Застучали гэта, она  низко поклонилась, еще не видя его лица: «Простите, господин. Хирото-сан сейчас вернется, он ушел на вызов. Могу я вам чем-нибудь помочь?»

Сначала он все-таки подумал, что перед ним  японка.

-Только она очень высокая. Я таких высоких женщин здесь и не видел никогда. Почти шесть футов.  Какая белокожая, - Степан все смотрел на нее.

Черные волосы были уложены в простую прическу и сколоты медными шпильками. Она носила темное, строгое кимоно. Женщина разогнулась и подняла глаза, светло-голубые, прозрачные.

-Вы не японка, - потрясенно выдохнул Степан.

-Вы тоже, - на алых, красивых губах играла легкая улыбка.

Мирьям никогда раньше не видела таких людей. Он был огромный, гораздо выше шести футов, с мощными плечами, в кимоно, украшенном гербами рода Дате. За поясом у него Мирьям заметила рукоятки двух мечей. У него были лазоревые, как небо глаза. Пахло от него гарью, порохом и немного лесом. Она перевела взгляд на его оружие и вздрогнула. Сапфиры, и алмазы переливались, на эфесе катаны. Она слышала об этом клинке, еще в детстве, от отца.

-Ваш дедушка мне рассказывал, - улыбался Шмуэль, - он, с вашим прадедушкой, спас Теодора, и сына его, во время войны в России. Это их родовой меч, с незапамятных времен.

-Не может такого быть, - сказала себе Мирьям. Глядя прямо ему в глаза, девушка спросила: «Откуда у вас эта катана?»

-Это мое семейное оружие, - хмуро ответил мужчина.  Мирьям протянула руку и перешла на французский язык:

-Здравствуйте, кузен. Вас зовут, - медленно, по складам произнесла она, - Степан Воронцов-Вельяминов. Мы думали, что вы погибли, на Крымской войне. Я рада, что вы живы. Меня зовут Мирьям Мендес де Кардозо. Минори-сан, - хихикнула она, совсем по-девичьи.

Он все не мог отвести взгляда от ее лица. Мирьям, смутившись, кивнула в сторону занавески:

-У меня пациентка. Я акушерка, кузен, помогаю Хирото-сан. Приходите ко мне, - Степан понял, что все еще держит ее руку, и еле заставил себя выпустить длинные, ловкие пальцы, - приходите вечером. Я вам все расскажу, - пообещала Мирьям и шмыгнула в каморку, где ее ждала женщина.

Степан почувствовал, как у него бьется сердце, глухо, прерывисто. С порога раздалось старческое шарканье. Они с Хирото-сан долго кланялись друг другу, аптекарь хлопотал над чаем.  Степан все глядел в сторону занавески, вспоминая ее шею, нежную, белее снега, чуть приоткрытую воротником кимоно.

Вечером они сидели на пороге ее скромной комнатки, по очереди затягиваясь самокруткой, передавая друг другу чашку с чаем. Мирьям быстро рассказала ему про семью, и помолчала, услышав, что Питер и Марта погибли в Кантоне:

-Так жалко их, кузен. И вы..., - девушка коснулась его руки, - вы Марту потеряли, и сына вашего..., Я ничего не знала, - вздохнула девушка, - меня похитили, в Северной Америке..., - она посмотрела куда-то вдаль и стала говорить.

Мирьям не хотела упоминать об Авиталь. Дочка иногда снилась ей. Спрыгнув с корабля, выбившись  из сил, тяжело дыша, Мирьям выползла на каменистый берег, и успела подумать:

-Надо уходить отсюда. Это, скорее всего, Япония, - она вспомнила карту, - закрытая страна. Надо спрятаться, исчезнуть, и  добраться до Европы. 

Человека, что был главным на корабле, звали Акихито.  Ей еще в трюме дали простое, бедное кимоно. Мирьям, устроившись под какой-то рыбацкой лодкой, стучала зубами от холода: «До утра оно высохнет, и я уйду. Буду избегать городов, а там посмотрим. Надо заработать денег».

Когда ей сказали, что в Осаке есть европейский квартал, она уже была далеко на севере. Девушка присоединилась к партии паломников, что шли в какое-то святилище. На нее не обращали внимания, только иногда люди недоуменно смотрели на ее глаза.  Сначала Мирьям притворялась немой. Нахватавшись местных слов, девушка стала говорить, сначала неуверенно, а через несколько месяцев, довольно бойко. При храме была целая деревня. Жители здесь издавна держали постоялые дворы. Мирьям заглядывала в лавки до тех пор, пока не нашла аптеку. Решительно переступив через порог, она поклонилась хозяину:

-Я могла бы помогать сэнсею, за кров и еду. По обету, - добавила Мирьям и невольно улыбнулась: «Они, конечно, язычники, но в храм я ходить не собираюсь».

Аптекарь и его жена оказались пожилыми, бездетными людьми и приняли Мирьям, как свою дочь. Ей показали на карте ближайший открытый порт, Сендай и даже хотели снабдить деньгами, когда она уходила. Мирьям  отказалась. Японский  язык у нее был хороший. Она рассчитывала по дороге осматривать женщин и детей. Так оно и случилось. По ночам, когда ей снилась дочка, Мирьям слышала ласковый голос бабушки: «Не волнуйся за нее, милая, и помни, у тебя своя стезя».

Степан, потрясенно, слушал ее, а потом усмехнулся:

-Я знаю этого Акихито-сан. Он и меня сюда привез. В Кантоне меня ему продали, после того, как я убил главаря одной из триад. Вот кого он имел в виду…, Он мне говорил, о каком-то подарке, - он увидел, что щека девушки нежно покраснела.

Было тепло, пахло цветущей вишней, над Сендаем всходила низкая, полная луна. Они слышали шорох моря. Мирьям вдруг сказала:

-Здесь этот холм, с крестом из бронзовых хризантем. Предок кузена Пьетро, я вам говорила о нем, он священник, в Канаде жил, тоже был священником. Его в Сендае казнили, только он спасся, вернулся в Лондон. И здесь встретил любимую женщину, японку, - она улыбнулась.

Степан хмуро затянулся самокруткой:

-Я бы мог поехать на Кюсю, кузина, и убить этого самого Акихито. Вообще-то я это должен сделать. Мне даймё, - мужчина кивнул куда-то вверх, на замок, - объяснял, что такое бусидо, кодекс чести самурая. Вы моя родственница, он вас оскорбил..., А что вы этого Смита убили, - Степан вздохнул, - как по мне, вы это правильно сделали.

В полутьме ее шея белела прозрачным, неземным светом. Степан велел себе: «Не смей! Она тебе говорила, она еврейка, да еще и младше тебя на двадцать лет. Зачем ты ей нужен? Просто довези ее до Лондона».

-Спасибо, кузен, - она встряхнула головой: «Я поеду с вами в горы, разумеется. Я хороший лекарь, - добавила Мирьям, - когда я вернусь в Европу, я буду учиться дальше. Стану врачом, получу диплом. И я теперь разбираюсь в местной медицине. Редко у кого есть такой опыт».

Спорить с ней было бесполезно. Она собрала свой мешок и на рассвете стояла у ворот замка. Степан представил  ее даймё. Йошикуни обрадовался:

-Минори-сан, я вас просто так не отпущу. У меня женщины в гареме, они стесняются мужчин-лекарей. Поживите здесь, на женской половине, несколько дней, - Йошикуни весело взглянул на Степана и тот почувствовал, что краснеет.

Они пили чай в саду, каждый день. Мирьям рассказывала даймё о Европе и западной медицине. Когда Йошикуни уходил к своим наложницам, они со Степаном сидели, слушая шум ветра в кронах деревьев, треск первых, еще робких цикад в свежей, весенней траве.

Здесь, в горах, он ворочался каждую ночь, вспоминая ее глаза, прикосновение ее руки, ее веселую, лукавую улыбку.  Обучая Наримуне искусству ковки мечей, Степан обжегся. Она накладывала ему на кисть мазь из трав, и бинтовала ладонь: «Надо быть осторожнее, кузен. Я понимаю, что вы инженер, но все равно...»

-Я бы еще обжегся, - мрачно подумал тогда Степан, - только чтобы она меня трогала...

Он рассказал ей о Крымской войне: «Когда встречу кузена Стивена Кроу, лично перед ним извинюсь. Это я был в той бухте, где его ранили, в подводной лодке. А где он сейчас?»

Мирьям вздохнула: «В Лондоне, должно быть. Он ездил искать сестру  свою, Юджинию, в Санкт-Петербург, даже видел ее там, но не смог увезти. Она так и пропала, - девушка погрустнела. Степан решил: «Ладно, капитан Кроу мне еще расскажет, что у него в России случилось. Найдем мы эту Юджинию».