Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Президент снова поднялся.

— Друзьям, с которыми мы расстаемся сегодня, я хочу оставить небольшие подарки на память о приятном времени.

Теперь в руках секретаря появилась стопка альбомов для рисования. Вместе они обошли стол, и Рузвельт вручил по альбому каждому из гостей. Открыв свой, Леон увидел адресованное ему лично посвящение.

Моему доброму другу, Нимроду, Леону Кортни — на память о счастливых днях, проведенных с Кермитом и мной на Елисейских полях Африки. Тедди Рузвельт.

Каждая страница представляла собой рисунок, иллюстрировавший то или иное событие последних месяцев. Один изображал падающего с лошади Кермита, другой Леона, добивающего льва. Каждый сопровождался короткой подписью. Выполненный рукой великого человека, подарок был поистине бесценным.

К сожалению, все хорошее быстро кончается: у берега уже стояли лодки, готовые переправить президентскую свиту через реку. Леон и Кермит молча спустились на берег. Слов не было — все, что приходило в голову, прозвучало бы либо банально, либо сентиментально.

Первым, когда они подошли к воде, заговорил американец.

— Передашь Лусиме кое-что от меня? — Он протянул несколько свернутых в трубочку банкнот. — Здесь только сто долларов, хотя она заслуживает большего. Скажи, что моя бундуки стреляла отлично, поблагодари от меня.

— Это очень щедрый подарок. Лусима сможет купить десять хороших коров. О лучшем масаи и мечтать не может.

Они обменялись рукопожатием.

— Пока, приятель. Что в переводе с языка англичанишки означает — все было чертовски здорово.

— Как сказал бы америкашка, супер. Прощай и счастливого пути, приятель.

— Я тебе напишу.

— Держу пари, ты обещаешь это всем знакомым девчонкам.

— Увидишь.

Кермит повернулся и пошел к лодке. Гребцы оттолкнулись от берега, и суденышко подхватил могучий, быстрый поток. Лодка ушла уже довольно далеко, когда Кермит поднялся со скамьи и что-то прокричал. Пусть и с трудом, Леон разобрал слова, перекрывшие шум гремящего ниже по течению водопада.

— Братья по крови воинов!

Он рассмеялся, помахал шляпой и проорал в ответ:

— Братья по крови воинов!

— А теперь, друг мой, пришло время возвращаться на землю. Для тебя праздник закончился. Пора браться за работу. Прежде всего займись лошадьми. Позаботься, чтоб их доставили в Найроби в приличном состоянии. Потом собери трофеи, которые мы оставляли на временных стоянках по всему маршруту. Проверь, чтобы были высушены, упакуй и отправь на железнодорожную станцию в Капити. Их нужно как можно побыстрее отослать в Смитсоновский институт. Ремонт снаряжения и транспорта тоже на тебе, включая все пять фургонов и оба грузовика. Когда справишься, доставишь все в Тандала-Кэмп и подготовишь к следующему сафари — лорд Истмонт договорился со мной еще два года назад. В помощники возьмешь Хенни Дюрана, но, думаю, работы хватит на двоих, так что в ближайшее время озорничать будет некогда. Боюсь, дамочкам в Найроби придется поскучать. — Перси подмигнул. — Справишься без меня — возвращаюсь в Найроби. Нога разболелась так, что мочи нет, а поправить ее может только один человек, док Томпсон.

Несколько месяцев спустя на территорию лагеря Тандала-Кэмп въехал груженный оборудованием автомобиль, за рулем которого сидел Леон. За ним следовал другой, которым управлял Хенни Дюран. Выехав с рассветом, они прошли более двухсот миль по разбитым проселочным дорогам. Леон выключил двигатель, и тот, словно споткнувшись, остановился. Он устало поднялся с сиденья, стащил с головы шляпу, выбил ее о колено и закашлялся от поднявшейся в воздух мельчайшей пыли.

Из палатки вышел Перси.

— Ты где пропадал? Я уж думал, помер. Ладно, торопыга, заходи, надо поговорить. Мы…

— Где костер? — перебил его Леон. — Я в дороге с трех ночи. Мне нужно помыться и побриться, и пока я этого не сделаю, разговаривать ни с кем не собираюсь. Даже с тобой, Перси.

— Ух ты, какой ершистый! — усмехнулся Перси. — Ладно, умойся. Приведи себя в порядок. А потом уж удели мне пару минут своего драгоценного времени.

Часом позже Леон вошел в палатку-столовую, где за длинным столом, сдвинув на кончик носа очки для чтения, сидел Перси Филипс. Перед ним лежала стопка нераспечатанных писем, счета, расходная книга и еще какие-то документы. Чернильные пятна на пальцах свидетельствовали о том, что старый охотник занимался делом.

— Извини, зря я на тебя набросился, — начал Леон.

— Об этом не думай. — Перси положил ручку и жестом предложил ему стул напротив. — Знаменитостям вроде тебя капризничать иногда дозволяется.

— Сарказм есть низшая форма остроумия. Пока что я знаменит только тем, что тяну, как ишак, твой воз.

— Вот. — Перси подтолкнул через стол стопку газетных вырезок. — Почитай-ка лучше вот это. Глядишь, и воспрянешь духом.

Заинтригованный, Леон перебрал собранную Перси коллекцию. Здесь были вырезки из десятков газет и журналов, как европейских, так и североамериканских.

Что удивительно, заметок на немецком было больше, чем на английском. Впрочем, полученных в школе знаний вполне хватило, чтобы уловить суть. Внимание привлек броский заголовок: «Величайший белый охотник Африки — так говорит сын президента Америки». Фотография под заголовком изображала его самого — лихого, отважного охотника. Леон взял другую вырезку — на снимке ему пожимал руку улыбающийся Тедди Рузвельт. Подпись гласила: «Я предпочитаю удачливого охотника ловкому. Полковник Рузвельт поздравляет Леона Кортни, только что убившего чудовищного льва-людоеда».

На следующей фотографии Леон держал два громадных загнутых бивня, аркой сходившихся у него над головой. Снимок сопровождали такие слова: «Величайший охотник Африки с парой рекордных бивней». И дальше в том же духе. Колонки текста, десятки фотографий, на которых он целился в оставшихся за кадром зверей или скакал через саванну на фоне бесчисленных стад, — лихой наездник, отважный охотник и красавчик. Леон пересчитал вырезки — сорок семь. Последняя заметка шла под таким заголовком: «Человек, который спас мне жизнь. Разве вы не находите, что эта забава бодрит посильнее, чем партия в гольф? Эндрю Фэган, старший редактор „ААП“».

Просмотрев вырезки, Леон аккуратно сложил их в стопку и подтолкнул к Перси Филипсу, который тут же вернул их ему.

— Мне они не нужны. Во-первых, полная чушь, а во-вторых, больно уж приторно — не по моему желудку. Делай с ними что хочешь. Можешь сжечь, можешь отослать своему дяде Пенроду. Это он их собирал.

Между прочим, хочет тебя повидать. Но это потом. А теперь почитай вот это. Куда как интереснее.

Перси протянул через стол пачку писем.

Леон быстро просмотрел почту. Почти все письма были на дорогой веленевой бумаге. Большинство написаны от руки, несколько отпечатаны на машинке. В последнем случае бумага использовалась менее дорогая. Одни были адресованы «Herr Courtney Glucklicher Jager Nairobi Afrika», другие — «M. Courtney Chasseur Extraordinaire Nairobi Afrique de l'Est», третьи еще проще — «Величайшему охотнику Африки, Найроби, Африка».

Леон перевел взгляд на Перси:

— Что это?

— Запросы и обращения от тех, кто прочитал статьи Эндрю Фэгана и теперь горит желанием поохотиться с тобой, — коротко объяснил Перси. — Бедняжки, они и понятия не имеют, что их ждет.

— Письма адресованы мне, почему ты их вскрыл?

В голосе Леона проскользнули обвинительные нотки.

— Подумал, что так будет лучше. А вдруг какое-то требовало незамедлительного ответа, — с невинным видом ответил Перси, пожимая плечами.

— Джентльмен не распечатывает письма, которые предназначены другому.

Их взгляды встретились.

— Я не джентльмен, сынок. Я твой босс, и ты об этом не забывай.

— Положение может измениться, Перси. В любой момент.

Леон говорил уверенно, как будто стопка писем на столе дала ему некую новую власть.

— Ну-ну, не надо так спешить. Ладно, ты прав. Мне не следовало вскрывать твои письма. Извини. Не силен по части манер.