ОЗЕРО ТУМАНОВ - Елена Хаецкая

Дальше Ив начал вспоминать других людей, с которыми он когда-либо встречался, и разговоры, которые он с ними вел, и уроки, которые он от них получал; он вспомнил и Креси, и графа Уорвика — не нынешнего, а прежнего, и умирающего короля Богемии, — и в конце концов так глубоко задумался, что совершенно позабыл о Яне.

Ян же сначала ждал, потом попятился назад и замер: что случится? А ничего не случилось; и Ян отошел еще на несколько шагов; опять ничего. Тогда он незаметно выскользнул из комнаты.

Глава десятая

ВЕСТИ ИЗ ГОЛЛАНДИИ

Одни только старые служанки! В жизни не поверит Фома, чтобы такое было возможно и чтобы в замке не нашлось ни одного свежего женского личика, ни одной пары ласковых женских рук, которые не были бы покрыты морщинами! Наверняка хоть одна где-нибудь да прячется; не в состоянии молодой мужчина жить в окружении одних только старух да солдат!

О том, что говорилось о проклятии, Фома не слишком-то задумывался. По здравом размышлении он нашел всю эту болтовню смехотворной. Если в первую минуту Фому можно было смутить и даже сбить с толку, то на второй минуте Фома начинал сомневаться, а к третьей приходил к выводу, что его пытаются одурачить.

Это не столько сердило, сколько развлекало его: он не переставал дивиться легковерию людей!.. Неужто они воображают, будто Фому Мэлори так просто ввести в заблуждение?

Словом, пробудившись среди ночи и чувствуя себя ощутимо лучше после лечения Эсперанса, Фома отправился бродить по замку в поисках какой-нибудь податливой красотки. Он прихватил с собой факел и выбрался из отведенных ему покоев. Замок Керморван был невелик, поэтому Фома не сомневался в том, что быстро отыщет искомое.

Но вышло так, что он заблудился, и скоро лестницы и переходы сами собой привели его в заброшенную часть башни, вход в которую обнаруживается случайно, а выход не находится вовсе, сколько ни блуждай, сколько ни размахивай факелом, сколько ни вглядывайся во тьму коридоров.

В конце концов, Фома решился закончить ночь там, куда завела его недоверчивость, то есть где попало; утром он выберется наружу и, если повезет, сир Ив ничего не узнает об этой глупой вылазке.

Едва только он смирился со своим положением, как увидел впереди отворенную дверь и блеснувший свет. Фома тотчас направился в ту сторону — да так уверенно, словно его позвали.

Каково же было его удивление, когда он увидел маленькую каморку, почти целиком занятую кроватью, и на этой кровати капитана Эсперанса!

— Входите, сир, — приветствовал его Эсперанс, садясь на кровати. Фома попятился и совсем было собрался дать деру и только в последний миг передумал. — Любопытство может стать весьма опасной чертой характера, хотя беды ваши произойдут не от этого, — продолжал Эсперанс.

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что сказал. Входите же и садитесь рядом со мной; я расскажу вам, что это за комната, а вы мне — из каких неприятностей уже успели выпутаться.

Фома пожал плечами и рассудил про себя так, что ничего постыдного он не сделал да и не собирался делать; что до капитана — вряд ли тот причинит вред гостю своего господина по столь ничтожному поводу, как ночные блуждания по замку в обществе одного только факела.

Поэтому Фома смело вошел в комнату и уселся на кровать рядом с Эсперансом. Дверь тихонько закрылась сама собой.

Фома поневоле поежился, а Эсперанс рассмеялся:

— Почти сто лет это было местом заточения одного невинного существа. Каково это, дорогой сир, вдруг очутиться взаперти?

— Кажется, ничего более страшного и представить себе нельзя, — Фома передернул плечами, как будто ему было холодно. На кровати лежало покрывало, но воспользоваться им Фома не осмелился.

— А она провела так долгие годы прежде, чем один человек посмел освободить ее, — сказал Эсперанс. — Та узница.

Фома посмотрел на него, и ему вдруг почудилось, будто на плечах капитана растут длинные темные перья, а локти заканчиваются большими когтями. Лицо же и все прочее у Эсперанса оставалось совершенно как прежде.

Эсперанс сказал ему:

— Вижу, вы кое-что замечаете насчет меня, но этого вам бояться не следует. Среди моих предков были чудовища, и иногда их кровь оживает во мне. Она добавляет мне печали и проницательности, но не более того. А теперь отвечайте мне прямо: что вы на самом деле ищете в Керморване, сир?

Фома растянулся на кровати и уставился в потолок. Дверь в комнату опять приоткрылась — где-то в коридорах гулял сквозняк. Открытая дверь успокоила Фому, и он признался:

— Я не поверил вам насчет старых служанок. Что это за проклятие такое, которое не позволяет человеку вступить в естественную связь с женщиной подходящего возраста? Сир Ив показался мне человеком юным, задумчивым, но вовсе не глупым и не бессильным.

— Даже опытный грешник не в состоянии на глаз распознать чужое бессилие, — возразил Эсперанс. — Вы же грешник малоопытный, поэтому, уж простите меня, сир, я сомневаюсь в вашей проницательности.

— Хотите сказать, господин ваш не в состоянии овладеть женщиной? — изумился Фома.

— Я вовсе не это сказал, — заметил Эсперанс. — То естественное, о чем вы твердите, вполне подвластно и моему господину, и, думаю, он уже не раз этим пользовался. Проклятье же, о котором вас предупреждали, гласит, что ни один из Керморванов не будет счастлив в браке. Лишь через девять лет все это наконец закончится. Сир Ив не намерен рисковать: молодые служанки вызывают у него отвращение, потому что наводят его на мысли о плотской связи с женщиной, а таковая по-настоящему сладка лишь в законном браке.

— Но ведь это не так! — не выдержал Фома. — Дело обстоит прямо противоположным образом: тайная, незаконная любовь, полная опасностей и приключений, — вот источник истинной радости.

Эсперанс устремил на него презрительный взор. Перья на плечах капитана встопорщились, как у рассерженной птицы:

— Вам-то почем знать?

— Да уж знаю, — сказал Фома.

Эсперанс смотрел на него из полумрака, и вдруг Фома понял, что Эсперанс видит его насквозь, и ни одно его глупое приключение с женщинами не остается для капитана тайной, включая и самое дурацкое, с женой арендатора.

О сынке шерифа шла дурная слава с тех самых пор, как тому исполнилось пятнадцать: он любил охоту, а паче того любил женщин, и если выезжал поохотиться на оленя, то в конце концов непременно сворачивал на какую-нибудь заманчивую тропинку и заканчивал день в объятиях молодой девушки. Случалось, это были крестьянские дочки, и потом сэр Джон дарил им деньги на приданое. Но пару раз это были более почтенные дамы, и хуже всего вышло с той женой арендатора, Джоанной Чедмен.