ОЗЕРО ТУМАНОВ - Елена Хаецкая

Прибежали прислужницы с кувшинами воды, с тазиками и полотном для перевязки. Все они были немолодыми и некрасивыми, и Фома, хоть и помирал от потери крови, успел это заметить своими хитрыми желто-серыми глазами.

Эсперанс же ловко содрал с Фомы старую повязку и наложил новую, от которой Фоме было и больно, и спокойно; она и мешала дышать, и обещала скорое выздоровление.

Люди Фомы наконец ушли отдыхать, женщины остались прибирать зал, а Фома, опираясь на руку Эсперанса, перешел в покои, где имелась кровать, и повалился на нее.

Эсперанс сказал:

— Мой господин — человек чувствительный. Не вздумайте завтра падать при нем без сознания. Его это огорчит.

— Мне говорили, что сир де Керморван молод, — ответил Фома. — Но что-то в это с трудом верится.

— Почему это? — насторожился Эсперанс.

— Пер Дьё! Потому что все его служанки стары и безобразны.

— Не хватало еще моему господину молодых и красивых служанок! — ответил Эсперанс. — Таковые-то его и погубят.

— Почему?

— Потому что ему ни в коем случае нельзя прилепляться к женщине, благородной или худородной, доброй или злой, ни душевно, ни телесно; как ни поверни, добром это не закончится.

— Почему это?

— Потому что сир де Керморван проклят.

Фома вздрогнул, и от Эсперанса это не укрылось.

— Вам-то чего бояться? — презрительно бросил капитан. — Вас это никак не касается; свое проклятие вы содержите в себе и до срока остаетесь над ним полным господином. Когда же настанет ваш час, вы сами себя проклянете; но до этого еще не дошло.

Фома же сказал:

— Ради Бога, добрый капитан, дайте мне воды и оставьте в покое.

— А, — преспокойно отозвался Эсперанс, — это мне сделать не трудно.

Он подал Фоме воды и вышел, а Фома почти тотчас заснул.

Сир Ив оказался совсем не таким, как представлялось Фоме по рассказам, но Фома благоразумно скрыл свои мысли.

Вышло так, что Эсперанс заснул во дворе замка, возле колодца; вода в глубине земли нашептывала ему такие увлекательные сны, что Эсперанс спал, не просыпаясь, до полудня и таким образом не предупредил Ива о норманнском госте.

Вот вышел сир Ив в большой зал, где некогда вел беседу о своем наследии с сиром Враном, и вдруг увидел там незнакомого человека. Человек этот, одетый просто, в темную одежду, но с благородной осанкой, стоял, расставив ноги и заложив руки за спину, и рассматривал гербы.

Заслышав шаги Ива, он обернулся.

— Наконец-то молодое лицо! — воскликнул он. — Позови своего господина, дружок.

— Это я, — сказал Ив, чуть покраснев. — Я Ив де Керморван.

Тотчас бурно покраснел и незнакомец.

— Прошу прощения, — сказал он. — Я дурно спал. И плохо вижу. — Он поднес руку к глазам. — Боюсь, это от потери крови. Собственно, я искал…

— Да, — сказал Ив немного рассеянно, но с сердечной улыбкой. — В таких случаях советуют выпить красного вина. Это помогает, потому что красное вино того же цвета, что и кровь, и точно так же способно вмещать в себя часть человеческой души. Но потеря вина не приводит к потери жизни, потому что вино, в отличие от крови, содержит в себе человеческую душу лишь в малой степени, и притом не какого-то определенного человека, но человека вообще, так что вино способно на убийство не более, чем любая другая абстракция… Однако расскажите, как получилось, что вас ранили на моей земле!

— Это произошло не на вашей земле, сир, а севернее и восточнее, в Нормандии, — ответил незнакомец. — Меня зовут Фома, сир, а моего отца — сэр Джон, и он шериф Уорвикшира; он вассал графа Уорвика.

— Мне жаль, что по дороге сюда с вами приключилась неприятность, — сказал Ив. — Вы прибыли ночью?

Фома кивнул, наблюдая за Ивом. Тот держался приветливо, спокойно, но как будто отстраненно — словно глядел откуда-то из-под воды.

— Я слыхал, сир, — начал Фома, — что над этим замком тяготеет какое-то проклятие.

— Не над замком, а надо мной, — поправил сир Ив. — Но времени этому проклятию — всего девять лет, а через девять лет оно утратит силу, и я смогу наконец жениться.

— Девять лет — долгий срок, — заметил Фома.

— Когда я только родился, оставалось не девять, а целых сто пятнадцать лет, — отозвался сир Ив. — Вот это было действительно долго! А девять-то лет подождать будет совсем нетрудно. Всего же проклятие было наложено на четыреста тридцать лет.

— И как вам удалось скостить целых сто с лишком лет? — воскликнул Фома.

— Несколько лет я честно прожил на земле, с первого дня и до последнего, а другие годы провел на дне Озера Туманов, — объяснил Ив. — Когда я вышел на поверхность земли, то оказалось, что минуло целых сто лет. И я увидел мой замок неправедно захваченным; только Божий суд и помог мне вернуть мое наследие.

При этих словах Фома отвел глаза.

Сир Ив догадался, что тот сомневается в услышанном, и спросил:

— Кажется, вы мне не верите, сир?

— Как я могу вам не верить, сир, — тотчас возразил Фома, — если ваш человек принял меня в замке с такой любовью, и позаботился о моих недугах, и уложил в мягкую постель?..

Тут Ив боковым зрением приметил косматого человечка, некогда встреченного им в Броселиандском лесу; человечек этот кривлялся на самом краю обозреваемого мира, показывал кулачок, заросший жесткой шерсткой и далеко высовывал тонкий и вертлявый синий язык.

Неожиданно Ив понял, что его левый глаз пополз под бровь, наверх, к самому лбу, намного опережая правый, так что ему пришлось удержать этот непослушный глаз пальцем. Ему подумалось: нехорошо, если приезжий рыцарь это заметит. Он прикусил губу, надеясь слабой болью отвлечь свой глаз от движения, но только прокусил кожу до крови. Губа оказалась сухой и жесткой, как у ящерицы.

А косматый человечек выплясывал у самых ног сира Ива.

— Не спрячешься, братец, не спрячешься ты от чужих людей! — взвизгивал он. Голосок его звучал очень тихо, как будто доносился сквозь одеяло, но Ив слышал его совершенно отчетливо. — Все увидят тебя, братец, все поймут, кто ты такой.

— Брысь! — сказал ему Ив.

И тотчас глаз под его пальцем вернулся на прежнее место.

Молодой рыцарь уставился на Ива с изумлением.

— Это вы мне, сир? — осведомился он. — Это вы мне сказали «брысь»?

— Что? — Ив моргнул. — Нет, конечно. Как вы могли такое подумать! Вы же мой гость. О чем мы говорили?

Фома сказал:

— О том, что Бог всегда будет на стороне того, кто лучше вооружен и сам по себе сильнее. А будь сила всегда на стороне правого, не сумел бы, к примеру, Лестер одолеть меня и еще четверых противников на одном турнире, потому что характер у Лестера злой, и нравы у него низкие, и с женщинами он поступает грубо, а в довершение всего он жадный, — высказался Фома. — А в Божий суд я никак поверить не могу, сколько ни стараюсь. Только не говорите этого графу Уорвику, потому что он огорчится.