В безумии - Клиффорд Саймак

— Почему вы это сделали? — спросила меня Линда Бейли гневным голосом, похожим на ржание.

— Я не для того приехал в город, чтобы отбивать у парня право купить корзиночку. Может, это его девушка и она указала ему, как узнать корзиночку.

— Но Нэнси не его девушка, — отчитывала меня Линда, разочаровавшись во мне. — У нее вообще нет парня. Она очень обидится.

— Вы сказали, что это Болларды. Не те ли, что живут на нашей старой ферме?

— Они и есть. Старики у них плохие. Но эти парни! Все девушки их боятся. Ходят на танцы, сквернословят и всегда полупьяные.

Я посмотрел через комнату: трое парней по-прежнему следили за мной, и их лица светились триумфом. Они перебили у меня покупку. Я был чужаком в этом городе, и они посмеивались надо мной. Конечно, глупо, но в таких маленьких городках подобные победы и мелкие оскорбления часто преувеличиваются молвой.

«Боже, — подумал я, — зачем я встретил эту Бейли?»

Она всегда предвещала неприятности и нисколько не изменилась. Во все вмешивается, хлопочет из-за пустяков, и все это не приводит к добру.

Корзинки распродали быстро, осталось лишь несколько, когда Джордж устал, и торговля пошла вяло. Я убедил себя, что мне следует купить одну, чтобы продемонстрировать, что я не чужак, что я вернулся в Лоцман Кноб и хочу здесь остаться на время.

Я осмотрелся. Линды Бейли не видно. Более чем вероятно, что она, разочаровавшись во мне, ушла. Размышляя об этом, я ощутил слабую вспышку гнева. Какое право она имела требовать, чтобы я защищал дочь проповедника Нэнси от нескольких фермерских парней?

Оставались лишь три корзинки, и Джордж взял одну из них. Она была вдвое меньше остальных и не украшена. Подняв ее, он начал торг.

Было предложено два, потом три доллара, кто-то дал три пятьдесят, и я предложил четыре. Те же трое парней улыбались, презрительно и злобно.

— Шесть, — проговорил я.

— Семь, — бросил средний из них.

— Семь долларов, — произнес Джордж, несколько удивленный, потому что это была самая высокая цена за вечер. — Услышу ли я семь с половиной, или, может, кто-нибудь даст восемь?

Я мгновение колебался, так как был убежден, что эта троица немедленно продолжит торг. Ведь они торгуются, только если цену предлагаю я. Парни издевались надо мной, и я был уверен, что все в комнате понимают это.

— Восемь? — спросил Джордж, глядя на меня. — Я услышу восемь?

— Нет, не восемь, — ответил я. — Десять! Джордж сглотнул слюну.

— Десять! Кто даст одиннадцать? — воскликнул он и искоса взглянул на троих у стены. Те молчали.

— Одиннадцать, — предложил Джордж. — Ну, еще доллар. Услышу ли я одиннадцать?

Никто не ответил.

Когда я заплатил и взял корзиночку, то взглянул в сторону, где стояли эти трое. Их там не оказалось.

Отойдя в сторону, я открыл корзинку. На листке было написано: «КЭТИ АДАМС…»

8

Расцвела первая сирень и заполнила холодный влажный воздух вечера своим слабым ароматом, который спустя неделю повиснет тяжелым облаком над улицами и тротуарами маленького города. Ветер с реки раскачивал уличные фонари, смещая пятна тени и света на земле.

— Я рада, что все кончилось, — сказала Кэти Адамс. — Я имею в виду программу, да и школьный год тоже. Но я вернусь сюда в сентябре.

Я посмотрел на шедшую рядом со мной девушку, и она показалась мне совсем другой: не тем человеком, которого я видел сегодня в магазине. Она что-то сделала со своими волосами, и ее учительская внешность исчезла, когда она сняла очки.

«Защитная окраска, — подумал я. — Она специально принимала строгий вид, чтобы походить на учительницу и быть хорошо принятой общиной. Какой стыд. Ведь она хорошенькая!»

— Вы утверждаете, что вернетесь, — произнес я. — Где же вы проводите лето?

— В Геттисберге.

— В Геттисберге?

— Да. Штат Пенсильвания. Я там родилась, и моя семья все еще живет там. Я приезжаю туда каждое лето.

— Я был там несколько дней назад. Останавливался по пути сюда. Провел целых два дня, бродил по полю битвы и представлял, как все это было сто лет назад.

— Вы никогда не бывали там раньше?

— Только однажды. Много лет назад, когда отправился в Вашингтон как начинающий репортер. Совершил автобусную экскурсию. Это меня не очень удовлетворило. Я хотел бы побродить один и увидеть то, что мне захочется, заглянуть во все щели и просто постоять и посмотреть, сколько захочется.

— Значит, второе ваше посещение Геттисберга оказалось более удачным?

— Да, прожил там два с половиной дня. Старался представить, что я нахожусь там сто лет назад.

— А мы жили этим так долго, что уже привыкли. Мы гордимся этой битвой. Конечно, и интересуемся ею. Но туристы… Они приходят и видят все несколько не так, как мы, привыкшие к мысли о прошлом.

— Может, вы и правы, — сказал я, хотя на самом деле так не думал.

— Но Вашингтон…

— Я люблю этот город. Особенно Белый Дом. Он очаровывает меня. Я часами могу стоять у его большой железной ограды и просто смотреть.

— Вы и миллионы других людей.

— Там всегда стоят люди и смотрят.

— Я люблю белочек, — призналась девушка. — Этих нахальных белочек Белого Дома, что сидят наверху ограды и выпрашивают подачку, а иногда спускаются к самому тротуару и шныряют у ваших ног, потом садятся и, сложив лапки на груди, смотрят на вас своими глазками-бусинками.

Я засмеялся, вспомнив белок.

— Они имеют на это право, — сказал я.

— Вы как будто завидуете.

— Может быть, — согласился я. — У этих белок прекрасная простая жизнь, в то время как жизнь человека стала слишком уж сложной. Мы производим ужасное количество вещей. Может, наша жизнь и не хуже, чем раньше, но она не становится лучше с течением времени.

— Вы хотите этому посвятить свою книгу? Я с удивлением взглянул на нее.

— О, — проговорила она, — все знают, что вы приехали сюда, чтобы написать книгу. Они сами догадались или вы признались кому-нибудь?

— Я говорил Джорджу.

— Этого достаточно. Все, что вам нужно было сделать, это упомянуть о книге в разговоре хотя бы с одним человеком. Через три часа все в городе будут знать, что вы произнесли. Завтра, к полудню, весь город узнает, что вы проводили меня домой в, заплатили десять долларов за мою корзинку. Что заставило вас так поступить?

— Это не хвастовство. Вероятно, некоторые подумают так, а жаль. Я не сделал бы этого, если бы не три парня у стены.

Она кивнула:

— Я догадываюсь, кого вы имеете в виду. Два парня Боллардов и сын Уильямса. Но вам не следовало обращать внимание на них. Вы — подходящая мишень — новый человек. Они просто хотели показать вам…