Рот, полный языков - Ди Филиппо Пол

Я изучил остановленный кадр со взрослым Кошаком. Больше двух метров ростом, сто килограммов тугих мышц под темно-желтой шкурой с небазовым полосатым окрасом. Лицо уродливое, но при этом сексуально привлекательное и очень умное. Черты пантеры, циветы и человека. Рот, полный блистающих острых зубов цвета слоновой кости, приоткрыт и растянут — в постоянной злобной ухмылке, подсказала мне интуиция.

Во всю мощь заработали мои мыслящие агенты, разобрали изображение Кошака на мельчайшие фрагменты и принялись их анализировать.

Итак, власти Бостона не знают, чего ожидать от Кошака, и не знают даже, находится ли он в городе. Этот преступник никогда не повторяется, не придерживается излюбленной тактики; он может нанести удар через кого угодно и по кому угодно.

Я отпустил этих агентов и вызвал своего напарника, зная, что он уже получил и в мгновение ока усвоил все данные по Кошаку. Ожидая появления киба, я рассматривал плененный торнадо, крутящийся в капсуле. Казалось, беспорядочный порядок микропогоды смеется над царящим во мне хаосом. Но жизнь, как известно, самым парадоксальным образом процветает на грани хаоса и стазиса…

Прибыл мой партнер.

Закон налагает на лицо, пользующееся кибом четвертого уровня Тьюринга, одну дополнительную обязанность. Точно так же, как любой полноправный индивидуум отвечает за действия своих нематериальных агентов и демонов, любой владелец КТ-4 несет полную ответственность за его слова и поступки. В основном эта ноша ложится на корпорации, но в Протеиновой Полиции сотрудник-полноправ должен следить за своим напарником-кибом, а если не уследит, заплатит штраф из собственного кармана. Вздумает мой КТ-4 совершить что-нибудь антиобщественное — отдача придется на мою задницу. Большая это ответственность, почти как за родного отпрыска, — потому-то я и прозвал напарника Сынком.

Нынче Сынок выбрал себе ходовую от «Гексель Энфорсер»: тело с камневолокнистым скелетом, система «кровообращения» из нанотруб, мускулы из имиполекса и резилина, кожа «суперакула», дублированные ганглии. К этому серому эластичному гиганту была пристегнута, прямо к плечам, голова с псевдосенсорными устройствами — они обрушат смертоносный огонь на преступника, которому хватит безрассудства напасть на этакое чудище.

Настоящие аудиовизуальные и хемосенсоры, а также другие системы оружия прятались в разных частях туловища. «Мозги» таились в «животе» киба, под крепкой защитной пластиной.

Сынок обратился приятным тенором — звучавшим, казалось, из-под мышки:

— Судя по поступившим ко мне данным, возникла потребность в силовом превосходстве для победы над нелояльной помесью. Я не ошибаюсь, полноправ?

— Ты не ошибаешься. Разве что слегка забегаешь вперед.

Убедив Сынка, чтобы не выдавать нас раньше времени, перебраться в менее грозную на вид ходовую басфовскую механическую модель с народным названием «ванна», я с ним вышел на улицу.

У меня была цель — штаб-квартира ОПЖОП. О ней упоминала Пристли, как о вероятном гнезде соучастников Кошака. Но я был уверен, что ничего там не узнаю. Будь у меня еще хоть одна ниточка, я бы туда и не пошел.

Бредя по шумным, разгоряченным гормонами улицам Бостона, дыша чистым выхлопом туктуков, я пытался, как наказывала Пристли, пользоваться своим чутким на преступления носом.

На аллее, что вела от Арлингтона, мое внимание привлекла шайка кибов-мародеров, они пытались вломиться в синохемовский мусоросборщик, находившийся позади магазина тел. Брошенным хозяевами и беглым кибам для ремонта всегда требовалась какая-нибудь органика, и они не брезговали воровством и попрошайничеством. Должно быть, мародеры сломали или выключили устройство «беги-вопи» мусорки, — она могла только раскачиваться на месте и жалобно ухать, а кибы беспрепятственно рылись в ее отсеках.

Я и глазом моргнуть не успел, как Сынок коршуном налетел на них, расшвырял первых попавшихся. Битый хромой автомат по продаже нутрицевтиков опрокинулся и беспомощно закрутил колесиками, его приятели бросились врассыпную.

Сынок выпустил гибкое щупальце, нашел порт на боку поверженной машины. Мощный удар тока, и паршивая овца в стаде честных и порядочных автоматов-продавцов покинула этот мир.

— Ликвидирован еще один паразит общества, — с присущей КТ-4 гордостью заявил Сынок.

— Молодец, молодец. Пошли, судья Дредд, нас ждет рыбка покрупнее.

— Это образное выражение?

Я тяжело вздохнул: все равно что с ребенком нянчишься.

— Да.

— Занесено в память.

Мы задержались на открытой толкучке — я перекусил билтонгом и плодом камю-камю, — а потом добрались до Стюарт-стрит, до офисов негосударственной организации, носящей название «Общества против жестокого обращения с помесями». После пикировки с человеком-секретарем на входе я был пропущен в кабинет директора, некой Джейн Грэм-Боллард.

Грэм-Боллард оказалась невеличкой, ее череп был покрыт вместо волос розовыми неразвитыми перьями. Тело обтянуто блестящей облегайкой. Глава ОПЖОП, как и 99 % ее сторонниц, была водно-углеродной шовинисткой. На меня она посмотрела, как старая помесь на живодера: со страхом, презрением и ненавистью.

— Полноправа Грэм-Боллард, — предъявив документ, обратился я к ней со всей учтивостью, — у нас есть основания предполагать, что террорист, известный под кличкой Чокнутый Кошак, перебрался в наш биорегион, после того как потерпел фиаско в Чикаго. Точнее, он укрылся на территории метроплекса. Отдел полипептидной классификации и контроля рассчитывает на содействие всех членов ОПЖОП в поимке преступника. При любой попытке этого трансгена связаться с вашей организацией вы должны немедленно сообщить нам. Более того, вы обязаны нас оповестить, даже если просто дойдет какой-нибудь слух об этом преступнике.

Пока я говорил, Грэм-Боллард медленно закипала, а когда умолк, она дала волю гневу:

— Ну, конечно! Чтобы вы тут же набросились на него и прикончили! Даже не соблюдя видимости правосудия!

— Слово «правосудие» применимо только к гражданам, имеющим права. Очевидно, я должен вам напомнить, что для помесей существует параллельная система правил, поощрений и наказаний. Над их разработкой многие годы трудились авторитетные специалисты, исходившие из соображений практичности и эффективности. Владельцам запрещено обращаться с помесями жестоко, унижать их или изнурять непосильным трудом. В то же время трансгенам гарантируется пища, жилье и нормальная работа.

— Это рабство! Самое обыкновенное рабство.

— А слово «рабство» опять же применимо только к человеку. Трансген — это имущество, самое обыкновенное имущество. Вроде базово-линейных молочных коров или овец.

— Существо, у которого до сорока процентов человеческих генов, — имущество?!

— Полноправа, законы придумываю не я. Я только слежу за их исполнением.

Она фыркнула:

— Вы говорили о жестоком обращении и унижении. Хотите, я покажу вам кое-какие видеоматериалы? Пусть у вас броня вместо кожи, пусть у вас свинцовая чушка вместо сердца — все равно, клянусь, вы будете дрожать от ужаса и возмущения!

Я на своем веку чего только не навидался.

— Это вряд ли.

— Такое положение дел — позор для всех нас! Скажите, вам когда-нибудь бывает стыдно?

— Только не при исполнении служебных обязанностей.

Грэм-Боллард надулась — должно быть, поняла, что меня не прошибешь.

— А сегодня ваша обязанность — найти и покарать благородное существо, в моральном, этическом и интеллектуальном отношениях не уступающее нам…

— Полноправа, — перебил я, теряя терпение, — видели бы вы результаты терактов, организованных этим «благородным существом». Вот я — видел.

— А кто его довел? Мы! Человечество! Я устало поднялся с кресла.

— Чокнутый Кошак — это всего-навсего бешеная помесь. Будете с ним ужинать — запаситесь ложкой подлиннее, мой вам совет.

— Бешеных помесей не бывает, зато бывают бешеные владельцы.

— Я вас предупредил.

На улице я некоторое время молчал, потихоньку анализируя услышанное от Грэм-Боллард.