Скандалы советской эпохи - Федор Раззаков

А вот посмотрите еще одну, более пространную публикацию, – Алла Борисовна показывает мне вырезку из газеты «Вечерний Ленинград». – Тут меня укоряют в нежелании участвовать в пресс-конференции, ругают мои песни…

О времени пресс-конференции я узнала, уже придя готовиться к концерту. У меня привычка: начинаю подготовку за два, а то и за три часа до выступления. И как раз за два часа до начала решили организовать встречу с журналистами. Для меня это был невозможный вариант. Ну а Удо Линденберг и устроитель концертов Михель Гайсмайер в пресс-конференции участвовали. Разве этого недостаточно?..

Наконец, очень удивили меня и строки, связанные с дружинниками. Дело в том, что, как и на московских концертах, я предложила последнюю песню – о мире, дружбе – спеть всем залом. Энтузиастов пригласила подойти к сцене. И тут поднялась цепь дружинников, преградивших путь откликнувшимся на призыв зрителям. Сказалась старая болезнь – «как бы чего не вышло»…

Я прекрасно знаю, что кое-кого раздражает моя манера держаться на сцене, – с этими словами Алла Борисовна направляется к столику, где горой лежат письма. – Вот здесь меня хвалят – это тривиально. Я вам лучше покажу другие, где меня ругают…

– Вы почитайте, почитайте, – говорит Пугачева. – Тут узнаете, что я в роскоши живу неимоверной. Можете сравнить с «натурой». Вот это сделали мои друзья из ширмы, купленной в комиссионке, а вот это – из спинки старой кровати. Каждый может такую роскошь себе организовать.

Спорить было абсолютно не о чем – все на глазах, очевидно. А вот о чем подумалось: ведь представления-то превратные во многом продиктованы красивостью кинокадров. По ним судят издалека о личности, а кто-то подливает в этот огонь масло обычной зависти…

Нет, не в отношении к песням Пугачевой или к произведениям других «спорных» мастеров дело. Речь идет об уважении к личности «звезды», ее праву на самовыражение, личную жизнь, отнюдь не предназначенную для бесцеремонного афиширования. Чем знаменитость не заслужила этих прав? Для рядового-то человека они не кажутся сегодня исключительными…

«Столкнулись со „звездой“, „Звезда“ распоясалась», «Встреча со „звездой“ – это заголовки публикаций упомянутой серии. Уже сами по себе они наводят на мысль о возникновении некой „околозвездной“ болезни, симптомами которой являются нездоровый ажиотаж, „перемывание косточек“, ложно понимаемая смелость: как, мол, мы высекли знаменитость!..

Возможно, кое-кто возмутится, читая эти строки: «Ишь, защитник выискался!» А может быть, их и на самом деле надо как-то защищать от обывательщины – не только Пугачеву, но и других «звезд», чей блеск нервирует бесталанных? Тогда бы, наверное, истинные таланты не пропадали с телеэкрана и из концертных афиш, из выставочных каталогов и издательских планов на годы, чтобы вернуться потом в ранге незаслуженно обиженных. Нужно быть попросту осторожнее, деликатнее, когда дело касается творческой личности. А вкус… Он у каждого – свой».

Эта была первая ласточка отката назад – кампании в защиту Пугачевой. Возможным это оказалось только после вмешательства в ситуацию главного идеолога перестройки Александра Яковлева. По его же словам: «Я тогда разозлился здорово. Пугачеву мне стало просто по-человечески жалко. Я звонил в Ленинград, стыдил людей. Я объяснял им, что мне все равно – ругалась она там или, может, дралась – но так травить нельзя. По моей инициативе тогда стали появляться ответы в газетах».

Тем временем 12 сентября задний ход в пугачевском скандале сделала «Советская культура». В статье «Восхождение… к скандалу?» М. Игнатьева писала:

«Я видела Аллу Борисовну Пугачеву в самых разных программах, в разных залах, очень много беседовала с ней – дома, за кулисами, в гостиницах. Разная она бывает, не говорю по отношению ко мне, а к другим людям, к окружающим, к коллегам, к журналистам. Да, случается, что недостает ей выдержки, такта, бывают и гонор, и капризы, и грубость. Но одного концерта, одного выступления на сцене Московского Художественного театра было достаточно, чтобы убедиться: у этой певицы глубочайшая душевная щедрость, духовная красота – все, так далеко упрятанное под привычным обликом освобожденной от условностей, развязной женщины. На том концерте благородство было в ней, и строгость, и удивительный талант трагедийной актрисы, о котором восторженно сказали Ангелина Степанова, Ирина Мирошниченко, Олег Ефремов, поздравляя Аллу Борисовну после концерта…»

Между тем практически сразу после возвращения из ФРГ Пугачева отправилась на гастроли в Сочи. Ехать туда ей не очень-то хотелось из-за все той же газетной свистопляски, но это было делом чести – концерты эти были объявлены заранее, и билеты на них были уже раскуплены. Концерты проходили в зале «Фестивальный» при переполненных залах. Пугачева продолжала оставаться звездой номер один, даже несмотря на титанические усилия недоброжелателей спихнуть ее с пьедестала. По данным «Росконцерта», за первое полугодие 1987 года Пугачева принесла прибыль в сумме 232 тысячи рублей.

1988

Страсти по Высоцкому-2

(Эдуард Володарский)

С середины 80-х годов в советской прессе стали все чаще появляться статьи о жизни и творчестве Владимира Высоцкого. А когда в стране началась так называемая «гласность» (с 1987 года) эти статьи пошли сплошным потоком. Правда, практически все они рисовали Высоцкого исключительно в розовом цвете, даже без намека на какой-нибудь негатив. Поэтому, когда осенью 87-го свет увидел первый подобного рода материал, где поэт был представлен во всей красе своих не только положительных, но и отрицательных поступков, грянул скандал.

Речь идет о пьесе Эдуарда Володарского, который имел счастье не только видеть Высоцкого живьем, но даже считался его другом. Пьеса называлась «Мне есть, что спеть…» и была опубликована на страницах альманаха «Современная драматургия» № 3. Предисловие к ней написал Евгений Евтушенко. Но, как и следовало ожидать, столь беспристрастный взгляд на Владимира Высоцкого и его окружение большинством читателей был встречен в штыки.

29 января 1988 года Юлия Маринова в газете «Литературная Россия» опубликовала статью под лаконичным названием «Я ненавижу сплетни в виде версий…», взяв за название строку из песни В. Высоцкого. Автор писала:

«…У драматурга Эдуарда Володарского рука, видимо, не дрогнула…

Как же удалось Э. Володарскому увидеть настоящее лицо Поэта? Способ, похоже, отыщется в любой поваренной книге (см. «винегрет»). Для приготовления этакого лакомого драматургического блюда берутся в равной мере пропорции: реальные факты жизни главного героя, слухи, сплетни, наветы и собственные домыслы: все крошится на мелкие кусочки, тщательно перемешивается и подается под соусом «искренней работы», которая, если верить автору предисловия, для многих, знавших Высоцкого понаслышке… сделает его ближе, роднее, в то же время не впадая в «идолизацию».

…Героя пьесы зовут Владимир… Степанович. Это о нем – Степановиче – скорбят на грандиозных (к вящему изумлению милиции) похоронах вдова Ирина (!), первая жена Маша (!), не расстающийся с флягой спиртного друг Дмитрий (!), заклейменные словом и презрением драматурга Отец, несчастная, когда-то брошенная этим Отцом Мать. Это о нем – Степановиче – судачат собравшиеся под крышей одного купе пассажиры, муссируя различные версии судьбы Владимира. Видимо, этим пассажирам предлагает Володарский свою версию – версию человека посвященного. Уж он-то знает, уж он-то нам расскажет! Все-все самое интересненькое. И как репетиции Владимир прогуливал, и как шмотки свои направо-налево раздавал сомнительным друзьям, и как он бесновался, когда его в газете обругали, и как он всем знакомым поэтам свои стихи раздавал и просил, чтобы помогли напечатать, а главное, – вот где изюминка-то, – как он первую жену с двумя детьми бросил, как вторую мучил, как жены эти друг с дружкой ругались, а сами его понять не умели: одна в обычные серые будни тащила, другая – во Францию. Словом, информации для того, чтобы сделать Поэта «ближе», «роднее», хоть отбавляй – отборная, из первых рук, как говорится. «Как будто за портьеру подсмотрел иль под кровать залег с магнитофоном…»

Публикация Ю. Мариновой была к тому времени не первым возмущенным откликом на труд Э. Володарского. Первым против этой пьесы, как и полагается, восстал отец поэта. 12 ноября 1987 года в газете «Советская культура» было опубликовано его письмо.

«…В солидном литературно-художественном альманахе „Современная драматургия“ (№ 3 1987 г.) печатается пьеса Э. Володарского „Мне есть, что спеть…“. Это произведение благословил своим предисловием поэт Е. Евтушенко. Как сказано в предисловии, пьеса была написана „сразу, на одном дыхании, буквально в первые недели после того, как Высоцкого не стало…“.