Дневник, 2004 год - Сергей Есин

На закуску и выпивку не остался. Поехал домой, по дороге предвкушая, что достану из холодильника, чего разогрею, чего съем.

16 декабря, четверг. Последнее время я даже с большей охотой, чем раньше, хожу по утрам гулять со своей дорогой собакой. Дело в том, что уже больше месяца я начал слушать курс английского языка, тот самый плейер, который мне подарил С.П., пошел в дело. Я купил на Горбушке какой-то нелицензированный курс, сделанный в Америке, и каждое утро минут по сорок с упоением его слушаю. Интересно наблюдать за собой: постепенно иероглифы слитного английского звучания начинают разъединяться, выясняется, что многие слова я знаю, и замечаю, что эти знания погружаются всё глубже и глубже, и появляется маленький, но навык. Почему мне так тяжело это дается? Английский я учу уже лет сорок, но то ли не хватает наглости, то ли опыта, но я абсолютно уверен, что окажись я в Англии — через три-четыре месяца при наличии учебника и уже приобретенных знаний отчетливо бы заговорил.

Второе мое наблюдение, тоже связанное с аудиокультурой, это мои постоянные слушания в машине «Маяка-24». Может быть, я слушаю его потому, что здесь музыки меньше, чем слов, а я человек не музыкальной, а вербальной культуры. Недавно, пока в течение двух часов ехал на дачу, слушал захватывающую передачу Варгафтика о Чайковском. Думаю, «Маяк-24» вспомнил обо всём наработанном в советское время, и эта станция, мне кажется, становится сейчас самой популярной. Слушаю постоянно там и Гришу Заславского, даже написал ему письмо по поводу его интервью с прима-балериной Большого Светланой Захаровой. За последнее время я стал замечать, что балерины начали очень неглупо говорить. Светлана Захарова — это, конечно, не Волочкова, в её речи столько продуманной чистоты, столько наработанной духовности, что начинаешь понимать: может быть, и в балете ноги — не самое главное, а еще там нужны сердце, душа и хороший светлый разум.

Вечером в музее Пушкина на Пречистенке подводил итог конкурс «Дебют». Это уже в пятый раз, дело очень значительное, а самое главное — оно показывает, сколько у нас пишущих людей: около 50 тысяч рукописей поступило на этот конкурс, а условие — отобрать до двадцати пяти человек.

Я уже писал о том, что существовало несколько номинаций: большая проза, малая проза, поэзия, драматургия, эссеистика. Всё это собирается в Музее им. Пушкина, в том зале, где Швыдкой ведет свою «Культурную революцию». Сразу скажу, что по номинации малой прозы выиграл конкурс наш студент Олег Зоберн. Я слежу за ним уже давно по его публикациям в «Новом мире» и другим журналам. А вообще-то он, наверное, самый сильный из всех этих конкурсантов.

Вся процедура награждения была довольно традиционна: открылись двери и подчеркнуто хиппово, подчеркнуто отвязно выбежали, как и в прошлом году, все номинанты. Кепочки, коротенькие юбочки, короткие или, наоборот, лохматые прически. Мы молодые, мы и так красивые! В конце всей процедуры дарили книжки лауреатов и участников шорт-листа прошлого года. И здесь опять наши студенты: Сережа Калужанин и мой позапрошлогодний выпускник Андрей Каратеев, со своей дипломной работой «Пришлые люди».

Олег Зоберн, умница, говорил очень хорошо. Вспомнил своего мастера, А.А. Михайлова, поблагодарил и меня: «Я хочу поблагодарить ректора Литературного института, в котором я учусь, писателя Сергея Есина, все-таки это единственный вуз в стране, где студентов кормят бесплатно». Похлопали, но, возможно, что-то и не понравилось, особенно когда про меня. Ко мне отношение довольно кислое.

Жюри — в чем-то однотонно. Председатель, отвечающий за большую прозу, Чингиз Айтматов, не приехал. Большую прозу и поэзию представлял Сергей Гандлевский, малую — писатель Асар Эппель, драматургию — Галин. У меня нет, конечно, оснований, говорить о какой-то предвзятости жюри и проч. Но, возможно, акценты расставлены были бы по-другому, если бы судили, скажем, Валентин Распутин, Юрий Бондарев или Юрий Кузнецов. Написал имя Кузнецова, отчетливо сознавая, что его уже нет с нами, а другой фамилии в нашей русской поэзии найти не могу.

На церемонии все говорили довольно интересно. И Эдвард Радзинский, опекающий жюри и сам конкурс, повторил свою байку, которую я уже слышал: «До двадцати лет писатель говорит только «Я», после двадцати — «Я и Моцарт», ну а в конце жизни — «только Моцарт».

Вечером по ТВ «стрелялись» у Вл. Соловьева И. Хакамада и Рогозин. Победил, естественно, Рогозин, потому что он вроде бы был за бедных. А хотим мы, не хотим, большинство наших телезрителей, и русские и бедные одновременно. Но вот что интересно: и та и другая партия хочет власти. Мне Рогозин ближе по менталитету. Но и у него и у Хакамады нет концепции: что же делать с этой властью, что делать, если власть будет взята?

С обеда в нашей телевизионной прессе очень много говорили о заседании правительства по культуре. Об этом же мы накануне на приеме перемолвились парой слов с Сеславинским, директором федерального агентства, он сказал, что слабоваты документы, я отметил, что драка будет большая, потому что от концепции ждут некой идеи, не обеспеченной деньгами. А так быть не может. Так, в общем-то, и получилось. Судя по всему, А.С. Соколов дрался очень уверенно и ловко. Сегодня пресса говорит, что все министры были очень оживлены. Подчеркивает, что Шойгу все время задавал вопросы. Во-первых, он дружит с Никитой Михалковым и поэтому полагает, что культуру знает. Так бочонок с пивом хорошо разбирается в пиве. Никита Сергеевич знает, с кем дружить: кажется, именно Шойгу выручал друга во время съемок «Сибирского цирюльника», когда снимали чуть ли не весной зимнюю сцену у Новодевичьего монастыря. Во-вторых, Шойгу, как и любой очень занятой в далеких от культуры сферах человек, «имеет мнение». Все с культурой путают телевидение, которое иногда власть покусывает, и полагают, что именно министр культуры должен их от чего-то предохранить.

Если о Шойгу, есть и еще соображение. Огромные деньги, которые даются на это постоянное и вечное спасение, делают министра очень самоуверенным. Нормальное государство должно существовать без такого невероятного количества катаклизмов, убийств и терактов. Ведомство Шойгу, в силу необходимости, имеет такие деньги, которые нельзя тратить копейка в копейку, да и подсчитать невозможно. А вот культура — она, как бы с точки зрения министров, должна существовать бесплатно и на полном учете. Они, повторяю, недовольны и средствами массовой информации, которые не дают им спать спокойно и вольно тратить деньги. Помню, как с гордостью спасатели рассказывали, что возили чугунные батареи на самолетах. В этом и доблесть спасателей, и всеобщая неразумная и отчаянная глупость.