Синяя Птица. (Трилогия) - Елена Самойлова

– Ты как, живой? – поинтересовалась я, кладя ладонь на плечо мальчишки.

Тот только шмыгнул носом и отвернулся. Ну вот потом скажет, что я опять во всем виновата.

Пришлось лезть в сумку и там на ощупь отыскивать небольшой коричневый мешочек из крашеного льна с непонятной закорючкой, сделанной рукой наставника. Что за слово было написано на мешочке, я не могла разобрать до сих пор, но пометка означала «лекарство от простуды», которым Лексей Вестников потчевал меня всякий раз, когда я имела глупость заболеть. Гадость редкостная, но действенная. Я кое-как развязала мешочек и, не говоря ни слова, сунула его под нос Ветру.

Ой, что началось…

Мальчишка машинально вдохнул порошок, от которого у него моментально засвербело в носу, а из глаз потекли слезы, и Ветер, вероятно, решив, что я надумала его отравить, метнул в меня маленькую шаровую молнию, которая с треском прокатилась по моей шапке и пропала с негромким хлопком. Теперь в воздухе пахло не только сыростью и прелыми листьями, но и слегка подпаленными волосами.

– Ветер, ты, часом, не свихнулся? – поинтересовалась я у непрерывно чихающего парнишки, ощупывая свою голову и приходя к выводу, что раз шапка на мне целая, то и волосы должны были остаться в неприкосновенности. То, что они сейчас торчат из-под стрелецкой шапки, как прутики из растрепанного вороньего гнезда, не беда.

– А ты?! – Паренек наконец-то прочихался, шумно высморкался и посмотрел на меня совсем уж неласково. – Я думал, у меня все мозги через нос вылезут от твоего зелья!

– Зато теперь ты хотя бы можешь нормально дышать, а не утирать сопли каждую минуту, – улыбнулась я, пытаясь запихнуть вставшие дыбом волосы под шапку. Получалось не очень хорошо – отдельные прядки постоянно вылезали, делая меня похожей на огородное пугало.

Ветер же сначала недоверчиво шмыгнул носом, а потом вздохнул полной грудью. Виновато улыбнулся:

– Не могла сразу предупредить?

– По-моему, объяснения заняли бы гораздо больше времени. Ничего, переберемся через протоку, а там и до Бобруйских Хаток недалеко. Там я тебе заварю хорошее питье, и к утру будешь совсем здоров.

– Опять такую же гадость? – поинтересовался Ветер, пряча платок в карман куртки и поглядывая в сторону Данте, увлеченно обсуждающего что-то с паромщиком, пока Ланнан пыталась завести на паром Раннего и Озерного. Волки не упирались, но шли неохотно, постоянно оглядываясь на Подлунного и стараясь держаться от дриады подальше. – Интересно, чего они ее сторонятся?

– Не знаю, может, чуют чего-то, – пожала плечами я, радуясь, что можно уйти от темы лекарства. Оно и в самом деле на вкус было горьким и немного приторным. – Кто знает, какими амулетами она обвешана. Это мы можем не почувствовать, а разумные волки неплохо чуют магию.

– Что, правда? – недоверчиво переспросил Ветер, покосившись на Снежную.

Волчица только ухом дернула, но в светло-зеленых глазах мерцала несколько самодовольная искорка.

– Вроде того. – Я улыбнулась и погладила Подлунного по загривку. – Насколько я знаю, у них это похоже на человеческое предчувствие. Как будто ощущаешь чей-то тяжелый взгляд на затылке.

«Горазда ты объяснять, сестра, – усмехнулся волк, устремляясь к парому следом за братьями. – Глядишь, и впрямь научится чему. Пока он еще как волчонок, только-только прозревший, и сейчас выясняет, так ли велик мир за пределами родной норы».

«Ну ежели что, приглядишь за ним? Если Лексей Вестников возьмет его в ученики?» – поинтересовалась я, осторожно ступая по мокрой, угрожающе потрескивающей доске, соединяющей паром с берегом. Дождалась, пока Ветер со Снежной переберется на чуть покачивающийся под ногами деревянный настил поверх бревенчатого плота, и только тогда вздохнула поспокойнее.

«Отчего ж не приглядеть? – Разумный волк потерся мордой о мою руку, лизнул ладонь влажным, шершавым языком. – Если сама не останешься его учить».

– Это вряд ли, – тихонько пробормотала я, наблюдая за тем, как паромщики втаскивают на плот доску-трап, как отталкиваются от берега длинными, крепкими шестами, как медленно разрастается полоса темной воды, покрытой мелкой рябью, между бортом парома и землей.

Туман, до того расстеленный над стылой водой, как девичья кисея, поредел и почти пропал. Свинцово-серые тучи над головой наконец-то разродились мелким, плотным, как крупа, снегом, который посыпался на наши головы как из прохудившегося мешка. Сердце болезненно кольнуло тупой иглой, когда перед глазами всплыл обрывок видения… капли крови на свежевыпавшем снегу – как горсть спелой рябины…

Левую руку вновь пронзила резкая, колющая боль. К пальцам вернулась чувствительность, но только для того, чтобы напомнить – погода действительно мерзкая, а значит, рана будет болеть еще долго. Жаль, что сейчас попросту нет возможности сделать себе горячий компресс с травяным отваром, унимающим боль в уже заживающих ранах, это было бы очень кстати. А так пришлось обойтись еще одним обезболивающим заклинанием, лишившим руку какой-либо чувствительности.

– Ев, тебе плохо?

Я подняла взгляд и увидела перед собой обеспокоенное лицо мальчишки. Он осторожно, самыми кончиками пальцев, коснулся левого рукава моего кафтана как раз поверх раны и вопросительно приподнял брови. Я улыбнулась и качнула головой.

– Не волнуйся, Ветерок. Со мной все в порядке.

Жгучая боль в виске, невольно наталкивающая на мысли о раскаленном пруте, разбудит кого угодно, и Ладислав не стал исключением. Он медленно сел, прижимая холодную рукоять кинжала к пульсирующему болью виску, и обвел спальню тяжелым взглядом человека, страдающего жестоким недосыпом. За окном, если судить по звукам, давно наступило утро, по крайней мере, булочники уже вовсю зазывали покупателей к своим лоткам.

Рано, слишком рано. Особенно для того, кто привык ложиться спать на рассвете, бодрствуя ночью, когда нормальные люди смотрят свои сладкие или же беспокойные сны.

Тонкий шрам на правом виске ныл и горел, как недавний ожог, и Ладислав, одним движением убрав кинжал в ножны на поясе, вскочил с кровати, поморщившись от очередного приступа головной боли. Девчонка-ведунья собиралась уезжать на рассвете, а он, умаявшись вчера до безумия, разумеется, проспал это знаменательное событие. И вот сейчас расплачивается за это – долг крови не делает скидок на усталость и не дарит поблажек должнику. Одна надежда, что шрам так болит не из-за того, что благодетельница успела найти приключения на свою чрезмерно шуструю и вертлявую задницу, а просто из-за перемены погоды, недосыпа и серьезной выкладки сил накануне.

Некромант улыбнулся уголком рта. Когда это его, так называемые, надежды сбывались? Хочется верить, что ведунья останется в живых и будет пребывать на этом свете хотя бы до того момента, как он сможет вернуть ей долг крови. После этого – пусть хоть к черту на рога лезет, не его дело. Но пока он ходит у девчонки в должниках, в его же интересах, чтобы с головы благодетельницы даже волос не упал без лишней на то необходимости. А для этого придется таскаться за ней, как привязанному. Да уж, ни одному привороту не сравниться по своей подлости с долгом крови, поскольку в его случае – хочешь жить, следуй за своим благодетелем, следи, чтобы не умер, не пострадал. И жди, пока не подвернется шанс спасти от беды ритуалом «поворота».

Жесткий шрам болезненно заныл, заколол сотнями острых иголочек, да так сильно, что Ладислав намертво стиснул зубы, ожидая, пока пройдет приступ. Темные боги, если слышите, сделайте так, чтобы эта дура не умерла прямо сейчас, потому что очень не хочется отправляться следом за ней на тот свет только для того, чтобы выяснить, что меня не пускают даже в преисподнюю, чего уж говорить о небесном саде.

Словно в ответ, боль в виске поутихла. Шрам все еще ощутимо покалывало, но по сравнению с тем, что было, это казалось мелочью. Некромант выпрямился и принялся наскоро собираться в дорогу. Дух-прислужник, разумеется, уложил еще со вчерашнего вечера походную сумку, но кое-что необходимо подобрать самому. К примеру, надеть под куртку широкий кожаный пояс с множеством петелек, кармашков и крючков, на котором он обычно носил зелья, порошки в непромокаемых мешочках из провощенной кожи и кое-какие инструменты, зачастую необходимые для ремесла некроманта. В отдельный футляр поместить два пера, чернильницу с плотно закупориваемой пробкой и несколько небольших свитков чистого пергамента. Интересные мысли и не менее занимательные результаты случайных опытов лучше записывать, чтобы потом попытаться воспроизвести или хотя бы не забыть.

Рассовав кое-какие мелочи по карманам куртки, Ладислав подошел к ящичку, подвешенному над рабочим столом, и оттуда выудил нечто вроде короткого, всего в локоть с четвертью, меча с очень широким, чуть изогнутым лезвием, которое вполне могло служить заменой небольшой лопате, а с учетом зазубрин на внешней стороне – то и пилой. Необычный клинок, сделанный на заказ у уважаемого мастера-гнома – не очень тяжелый, но при этом невероятно прочный. Ладислав усмехнулся, вспоминая лицо мастера-кузнеца, когда он выложил перед ним на стол чертеж желаемого клинка. Наверняка решил, что таким мечом клиент собирается отрубать головы, отпиливать руки и ноги у несчастных, а потом закапывать останки, не утруждая себя поисками топора, пилы и лопаты.