Мечи против колдовства. Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Книга 1 - Фриц Ройтер Лейбер

– Значит, остаются Кранарх и Гнарфи, – заключил Мышелов. – Я готов признать, что этих слабаками не назовешь. Возможно, нам следовало завязать с ними драку в Иллик-Винге, – предложил он. – Или, может, даже сейчас… быстрый ночной переход… внезапный налет…

Фафхрд покачал головой.

– Мы сейчас скалолазы, а не убийцы, – сказал он. – Человек должен быть целиком и полностью скалолазом, чтобы бросить вызов Звездной Пристани.

Он снова указал Мышелову на самую высокую гору.

– Давай лучше изучим ее западную стену, пока еще достаточно светло. Начнем с подножия, – сказал он. – Эта сверкающая юбка, ниспадающая с ее заснеженных бедер, которые поднимаются почти на такую же высоту, что и Обелиск Поларис, – это Белый Водопад, где не смог бы выжить ни один человек. Теперь выше, к ее голове. Под плоской, надетой набекрень снежной шапкой свисают два огромных разбухших снежных локона, по которым почти непрерывно струятся лавины, словно она расчесывает их день и ночь, – их называют Косами. Между ними – широкая Лестница из темного камня, отмеченная в трех местах полосами уступов. Самая высокая из этих полос – это Лик. Видишь более темные уступы, отмечающие глаза и губы? Средняя полоса называется Гнёзда, самая нижняя – на уровне широкой вершины Обелиска – Норы.

– А чьи это гнезда и норы? – поинтересовался Мышелов.

– Никто не может ответить, потому что никто не поднимался по Лестнице, – ответил Фафхрд. – Ну а теперь наша дорога наверх – очень простая. Мы поднимемся на Обелиск Поларис – гору, которой можно верить, если такие вообще бывают, – затем перейдем по провисающей снежной седловине (это самая опасная часть нашего восхождения!) на Звездную Пристань и поднимемся по Лестнице на ее вершину.

– А как мы будем подниматься по Лестнице в длинных пустых промежутках между уступами? – спросил Мышелов с неким подобием детской невинности в голосе. – Разумеется, если обитатели гнезд и нор признают действительными наши верительные грамоты и позволят нам сделать попытку.

Фафхрд пожал плечами:

– Какой-нибудь путь будет, все-таки скала – это скала.

– А почему на Лестнице нет снега?

– Она слишком крутая.

– Предположим, что мы все-таки добрались до верха, – сказал в заключение Мышелов, – и как мы тогда перевалим наши избитые до синевы и черноты и превратившиеся в скелеты тела через край снежной шапки, которую Звездная Пристань загнула вниз самым элегантным образом?

– Там где-то есть треугольная дыра, которая называется Игольное Ушко, – небрежно ответил Фафхрд. – По крайней мере, я такое слышал. Но не беспокойся, Мышелов, мы ее найдем.

– Конечно найдем, – согласился Мышелов с легкомысленной уверенностью, которая на первый взгляд казалась искренней, – мы, скачущие и скользящие по дрожащим снежным мостам и танцующие фантастические танцы на отвесных стенах, даже не прикасаясь рукой к граниту. Напомни мне, чтобы я взял ножик подлиннее и вырезал наши инициалы на небе, когда мы будем праздновать завершение этого небольшого прогулочного подъема. – Его взгляд чуть уклонился к северу. Уже другим голосом он продолжал: – А вот темная северная стена Звездной Пристани – она, конечно же, выглядит достаточно крутой, но на ней нет снега вплоть до самой вершины. Почему бы нам не пойти там? Ведь скала, как ты сам сказал с такой неопровержимой глубиной мышления, – это скала.

Фафхрд рассмеялся беззлобно:

– Мышелов, ты различаешь на фоне темнеющего неба эту длинную белую ленту, стекающую, извиваясь, на юг с вершины Звездной Пристани? Да, а пониже – более узкая лента, ее ты видишь? Эта вторая лента проходит сквозь Игольное Ушко! Так вот, эти ленты, свисающие с шапки Звездной Пристани, называются Большой и Малый Вымпелы. Это мелкий снег, сметенный с вершины северо-восточным ветром, который дует по меньшей мере семь дней из восьми и никогда не поддается предсказаниям. Этот ветер сорвет самого сильного скалолаза с северной стены так же легко, как ты или я могли бы сдуть одуванчик со стебля. Само тело Звездной Пристани защищает Лестницу от этого ветра.

– Неужели ветер никогда не меняет направления и не атакует Лестницу? – беспечно спросил Мышелов.

– Довольно редко, – успокоил его Фафхрд.

– О, великолепно, – отозвался Мышелов с совершенно подавляющей искренностью и хотел было вернуться к костру, но как раз в этот момент темнота начала быстро подниматься на Великанье плоскогорье – солнце окончательно нырнуло за горизонт далеко на западе, – и человек в сером остался поглазеть на величественное зрелище.

Казалось, что кто-то натягивает снизу вверх черное покрывало. Сначала скрылась мерцающая полоса Белого Водопада, затем Норы на Лестнице и затем Гнёзда. Потом все остальные пики исчезли, даже сверкающие жестокие вершины Бивня и Белого Зуба, даже зеленовато-белая крыша Обелиска. Теперь на виду оставались только снежная шапка Звездной Пристани и под ней – Лик между серебристыми Косами. Какой-то миг карнизы, называемые Глазами, сверкали, или, по крайней мере, так казалось. Затем наступила ночь.

Однако вокруг все еще было разлито бледное свечение. Стояла глубокая тишина, и воздух был абсолютно неподвижным. Стылые пустоши, казалось, простирались к северу, западу и югу в бесконечность.

И в этой протяженной тишине что-то скользнуло, раздался звук, подобный слабому шуршанию огромного паруса в умеренном бризе. Фафхрд и Мышелов начали озираться по сторонам. Ничего. Позади маленького костра Хрисса, снежная кошка, шипя, вскочила на лапы. Затем звук, каким бы ни было его происхождение, замер вдали.

Очень тихо Фафхрд начал:

– Существует легенда… – Длинная пауза. Затем он внезапно встряхнул головой и сказал более естественным голосом: – Воспоминание ускользает от меня, Мышелов. Все извилины моего мозга не могут удержать его. Давай еще раз обойдем лагерь и ляжем спать.

* * *

Мышелов очнулся от первого сна так тихо, что не проснулась даже Хрисса, прижавшаяся спиной к его боку – от коленей до груди – с той стороны, где был костер.

В небе, только что появившись из-за Звездной Пристани, висел молодой месяц, поистине достойный плод Древа Луны. Его свет сверкал на южной Косе. «Странно, – подумал Мышелов, – какой маленькой была луна и какой большой – Звездная Пристань, силуэт которой вырисовывался на фоне бледного в лунном свете неба».

Затем, сразу же под плоской вершиной шапки Звездной Пристани, он увидел яркий бледно-голубой мерцающий огонек. Мышелов вспомнил, что Ашша, бледно-голубая и самая яркая из звезд Невона, должна была этой ночью находиться неподалеку от луны, и подумал, уж не видит ли он ее, благодаря редкостной удаче, сквозь Игольное Ушко, что доказывало бы существование этого последнего. Он подумал также о том, какой большой сапфир или голубой алмаз – возможно, Сердце Света? – был моделью, изготовленной богами для Ашши. И при этом он сонно посмеивался над собой