Волкодав - Мария Васильевна Семенова

Шагал я пешком

И крался ползком,

Нащупывал носом путь.

А встретился лес,

На дерево влез -

Вокруг с высоты взглянуть.

Свой собственный след

За несколько лет

Я вмиг оттоль рассмотрел!

И понял, каких,

Беспутен и лих,

Успел накрутить петель!

А что впереди?

Неисповедим

Всевышний разум Богов!

Под солнцем искрясь,

Гора вознеслась

В короне белых снегов!

И понял я: вот

С каких бы высот

Земной увидеть предел!

Я ногти срывал.

Валился со скал.

Я сам, как снег, поседел.

Но всё же достиг!

Взобрался на пик.

Открылся такой простор!…

Вблизи и вдали

Все страны земли

Нашёл любопытный взор.

Куда же теперь?…

И снова я вверх

Гляжу, мечтой уязвлён.

Там синь высока.

И в ней облака.

И солнца сизый огонь.

Там Правды престол…

Но Божий орёл

Пронёсся рядом со мной:

«Мой друг, не тянись

В запретную высь,

Коль нету крыл за спиной!

Немногим из вас

Та тропка далась;

Тебе они не чета.

Мой друг, ты и так

Душой не бедняк.

О большем – и не мечтай!…»

Я спорить не стал.

Я попросту встал,

Не жалуясь и не кляня,

И прыгнул вперёд…

Паденье? Полет?…

Пусть Небо судит меня.

3. На третью ночь

Когда Волкодав покинул ущелье и шёл назад, он почувствовал приближение Отца Мужей и оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть его.

Кого другого, менее знакомого с повадками вилл, подобное зрелище могло напугать не на шутку. Желтоглазый зверь с мордой пса и крыльями летучей мыши беззвучно плыл в прозрачном воздухе прямо на него, в полураскрытой пасти влажно блестели клыки. Седовласый всадник сидел выпрямившись, поток встречного воздуха разглаживал длинный мех шубы. Он не стал окликать Волкодава, не помахал ему рукой. Оба были мужчинами, а значит, умели обходиться без жестов и слов. Соплеменницы Волкодава могли бы ещё посмеяться и добавить, что мужское немногословие происходило в основном от неумения обращаться со словами и заставлять их складно выражать мысли… Да, подумал венн. Дома любили посмеяться и пошутить…

Мыш сорвался с его плеча и бросился догонять дальнего родственника. Он, наверное, не преодолел бы расстояний, которые легко покрывал симуран, но в коротком рывке не собирался уступать никому.

Небесный всадник легко скользнул над самой землёй, отворачивая мимо лужайки, где происходило сражение. Волкодав последовал за вождём. Ему всяко не хотелось возвращаться к мёртвым телам. Его народ полагал, что о павшем враге следовало позаботиться: расстегнуть одежду и пояс, позволяя душе вылететь без помех, завалить останки камнями, чтобы не добралось зверьё… Пренебреги этим, и мёртвые не скоро обретут покой, начнут вставать из могил, шастать ночами в поисках погубителя… А и пусть себе встают и приходят. Шестеро убитых не заслуживали того, чтобы называться врагами. Волкодав не чтил и не боялся их ни живыми, ни мёртвыми.

Следуя за Отцом Мужей, он долго лез на откосы, спускался с обрывов и прыгал с камня на камень. Возбуждение битвы неотвратимо рассеивалось, накатывала усталость, хотелось лечь и заснуть. Спустя время виллинский вождь привёл его на берег ручья, бежавшего с ледников и прыгавшего водопадом в подставленные ладони скалы. В озерке плескался большой симуран, а его хозяин сидел на берегу, присматривая за троими людьми. Один из троих был совершенно гол и, судя по всему, зверски избит. В чём, в чём, а в побоях Волкодав понимал толк. Наверное, решил он, это и есть тот парень из наёмников, что пытался заступиться за виллу. Похоже, молодой воин дрался отчаянно и умело, но против шестерых всё же не выстоял. Люди, которых он считал своими соратниками, в конце концов свалили его наземь и жестоко били ногами. Чтоб сдох или впредь жил как все и поменьше кричал о какой-то дурацкой воинской чести…

Второй парень, в котором Волкодав сразу узнал Асгвайра, особого сопротивления явно оказать не сумел. А посему и отделался легко: ему всего лишь сломали правую руку. На руке белела повязка. Виллы вправили кости и полечили молодого сегвана взглядом и прикосновением, как это умели только они… да ещё звёздный бродяга Тилорн. Через две седмицы рука будет как новая.

При виде Волкодава Асгвайр поднялся на ноги, хотел пойти навстречу, но почти сразу как-то присмирел и остановился. А потом вдруг поклонился ему. Волкодав невольно задумался, с чего бы такое почтение. Сделал ещё шаг и сообразил: Асгвайр уже прослышал о его расправе над шестерыми. И про себя сопоставил её со вчерашней дружеской вознёй во дворе. Тогда он чувствовал себя оскорблённым. Теперь ему оставалось только почтительно кланяться…

Подле избитого сидел Эврих и держал его за руку, прижимая пальцами живчик: выслушивал сердце. Солнце проливало живительное тепло на распластанное лягушачье-бледное тело. Парень почти не шевелился, только время от времени облизывал губы. В углах рта при дыхании пузырилась кровь. Крепкий малый, решил про себя Волкодав. Может, и не помрёт.

Первым долгом он подошёл к виллину и негромко посвистел, спрашивая на его языке:

«Как там маленькая сестра?»

Вместо ответа виллин показал ему каменные домики, казавшиеся игрушечными на цветущем склоне горы. Волкодав хорошо помнил почти точно такие же, только стоявшие за сотни вёрст к югу. Он увидел дверь, возле которой, хмуро насупившись, сидел и с самострелом в руках от кого-то стерёг жилище рыжий жених. Венн смог бы пройти в эту дверь, только согнувшись в три погибели. Внутри дома, на широкой лавке, спала, свернувшись калачиком, светловолосая девушка. Волкодав отметил про себя, что её лицо было безмятежно, дыхание – спокойно. Рядом с девушкой на лавке сидела женщина, при виде которой на ум просилось одно слово: величественная. У неё были вороные с густой проседью волосы, а глаза – фиолетово-синие, как горное небо. Мать Женщин, сообразил Волкодав.

Предводительница почувствовала взгляд и обернулась к нему. Ей не было нужды спрашивать, кто он такой и довершил ли он дело, за которое взялся. И, как когда-то, Волкодав не мог отделаться от мысли, что этой Женщине