Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь. - Филип Фармер

Анана, казалось, не испытывала благодарности, даже когда Кикаха пообещал ей, что беседа продлится столько времени, сколько ей захочется.

Встреча длилась два часа. И когда Анана вышла из комнаты, по щекам у нее текли слезы. Но, едва увидев Кикаху, она подавила рыдания и сумела принять безразличный вид. Тоанам не пристало проявлять «слабость» перед леблаббиями. Не отвечая на вопросы Кикахи, Анана быстро прошла к себе.

Рыжего Орка все еще держали в той комнате, где он разговаривал с Ананой. Кикаха вошел туда и сел в занимаемое недавно ею кресло. И оттого что это кресло было еще теплым, у Кикахи возникло такое чувство, словно он прикоснулся к ней.

Он посмотрел сквозь прозрачный металлический экран на тоана, и тот не дрогнув встретил его взгляд.

— Ты выиграл этот раунд, — сказал Кикаха. — Живым тебе из этого положения не выскользнуть. Если я не решу иначе. Шанс на это все-таки есть, но не буду тебя обманывать. Мне очень трудно, почти невозможно, хладнокровно убить человека или приказать другим сделать то, к чему у меня душа не лежит. Уж поверь, твои клоны хотят хорошенько и долго помучить тебя, прежде чем отправить на тот свет. Они не могут понять, почему я им этого не разрешаю.

— Я тоже не пойму, — отозвался, помолчав несколько секунд, тоан. — Что же до побега отсюда, то уж тебе-то не следовало быть столь уверенным в этом. Мы с тобой во многом схожи, Кикаха. Если я правильно понял твои намеки, ты открыл для меня некую дверь. Однако эта открытая дверь не будет для меня свободой. Ты просто не станешь меня убивать — а будешь держать в плену, пока я не покончу с собой от досады и скуки. Верно?

Кикаха кивнул.

— Ты глупый леблаббий! — завопил тоан.

Кожа у него внезапно сделалась ядовито-багровой, а лицо перекосилось от ярости. Он погрозил Кикахе кулаком и плюнул. Глаза налились кровью; артерии на лбу набухли, точно раздувающие капюшоны кобры. А затем он принялся биться лбом об экран.

Услышав вопль Рыжего Орка, Кикаха подпрыгнул от удивления и отступил. Но теперь он подошел к экрану, пристально разглядывая тоана. Из разбитого лба хлестала кровь, заливая Владыке лицо. Рыжий Орк выглядел сейчас не рыжим, а красным. Хотя тоан заслужил свой титул — Красный или Кровавый — главным образом из-за пролитой им крови столь многих людей, он был также известен во многих вселенных своими приступами ярости. Случались они нечасто, из-за присущего тоану ледяного самообладания. Но уж когда они прорывались, на него бывало страшно смотреть.

«Да, — подумал Кикаха, — вот уж всем яростям ярость».

Наблюдая за тоаном, который, не переставая вопить, раздирал теперь себе ногтями лицо, Кикаха недоумевал, почему Рыжий Орк не попробовал какую-нибудь систему психического лечения. Или, наверно, пробовал, да безуспешно.

Теперь Рыжий Орк катался по полу, пока с силой не врезался в стену, а потом откатился назад, пока его не остановила противоположная стена. Вопить он, правда, перестал, но кровь из ран и ссадин на лице, груди, животе и ногах отмечала его путь на полу кровавыми дорожками.

Внезапно он перестал кататься и теперь лежал на спине с разинутым ртом, точно рыба, выброшенная на берег. Руки и ноги раскинуты в стороны, а глаза уставились в потолок невидящим взглядом.

Кикаха дождался, когда массивная грудь тоана стала вздыматься и опускаться уже не столь быстро.

— Ну как, справился со своим приступом? — спросил Кикаха.

Хотя Рыжий Орк ничего не ответил, но тем не менее поднялся на ноги. Лицо тоана под залившей его кровью было спокойным. Посверлив с минуту взглядом Кикаху, он произнес вполне ровным тоном:

— Я знаю, что ты собираешься мне предложить. Если я хочу остаться в живых, мне придется рассказать Анане всю правду о том, что я сделал с ней.

Кикаха кивнул.

— Мне нужно немного подумать об этом, — заявил тоан.

— У тебя есть десять секунд.

На мгновение Кикахе подумалось, что Рыжий Орк опять впадет в буйную ярость. Губы тоана крепко сжались, а глаза снова загорелись безумным огнем. Но затем он сделал глубокий вдох и улыбнулся.

— Нет, я не скажу Анане правду.

— Я так и знал, — сказал Кикаха. — Однако у меня есть и еще одно предложение. Если ты его примешь, то избежишь пожизненного заключения. Однако сделаю я тебе это предложение или нет — зависит от ответа на мой вопрос. Ты сохранил запись воспоминаний Ананы? А если да, то можешь ли ты вернуть ей память?

19

Рыжий Орк сидел недповижно, сфокусировав взгляд на точке в нескольких дюймах от головы Кикахи. И так как он не ответил сразу, то, значит, решил тщательно взвесить каждое сказанное слово.

Кикаха попытался угадать ход его мыслей. Рыжий Орк знал, в состоянии ли он вернуть память Анане. И теперь гадает, следует ли ему солгать. Если память и можно вернуть, тоан все равно способен ответить «нет».

И хотя такой ответ обречет его на пожизненное заточение... Кикаха-то сумел найти выход из клетки Дингстета! А что по плечу леблаббию, то и ему, Рыжему Орку, под силу.

Если он скажет «да», то работать с машиной кроме него некому. Тогда Анана окажется в его власти, и он сможет убить ее электрическим разрядом или каким-нибудь иным доступным способом. Но наслаждаться своей местью ему долго не придется. Через несколько секунд умрет и он.

— Нет, — сказал наконец тоан. — Я не могу вернуть ей память. Даже если бы ее можно было сохранить, потребовался бы громадный архив, вместить который способен лишь мир Зазеля. Да и то я не уверен. Разрушать куда легче, чем творить.

— Тебе ли не знать, — отозвался Кикаха. — Ведь именно ты лишил Анану памяти. Но то, что ты сделал с ней, я могу повторить с тобой. Как тебе понравится остаться без памяти?

Тоан слегка вздрогнул.

— Я позабочусь о том, чтобы аппарат стер тебе память до пятилетнего возраста, — продолжал Кикаха. — Если верить моим информаторам, тогда ты был чудесным ребенком. Таким образом, мне не понадобится убивать тебя — надеюсь на это — и ты получишь второй шанс. В камере тебя держать не будут, но не позволят выходить из этого дворца. И так будет, пока я на все сто процентов не уверюсь в том, что ты не собьешься с правильного пути, что ты действительно невинный сосунок. А может, лучше вернуть тебя в трехлетний возраст. Или даже двухлетний. Так нам будет легче сформировать из тебя другую личность или по крайней мере изменить твою. Твои деструктивные наклонности можно будет направить в созидательное русло. Вопреки твоим словам, порой легче творить, чем разрушать.

— Пропадут тысячелетние знания и опыт, — пробормотал Рыжий Орк.