Лекции по патрологии I—IV века - Н. И. Сагарда

Особенный интерес представляют заключительные главы. Учение о воскресении тела естественно вызывает вопрос о конечном назначении человека и о Втором пришествии Христа. Ириней в эсхатологии является приверженцем хилиастического учения. Следуя преданию, идущему от Папия и других уважаемых членов малоазийской Церкви, он учит о Пришествии Христа на землю, чтобы царствовать тысячу лет со святыми.

Произведение, как видно из предисловий к разным книгам и заключений, написано было не в один прием; из предисловия к третьей книге видно, что две первые книги отосланы были Иринеем своему другу раньше, чем он приступил к написанию третьей книги. Из предисловий четвертой и пятой книг также видно, что и третья и четвертая книги были переданы адресату немедленно по изготовлении, до окончания всего труда. Таким образом, между написанием и опублйкованием первой и последней книг мог пройти довольно значительный промежуток времени, но какой именно — для определения этого нет данных. В третьей книге (III, 3.3) современным епископом Рима назван Елевферий, занимавший кафедру от 174 до 189 г.; кроме того, во всем произведении частью молчаливо предполагается, частью ясно засвидетельствовано, что Церковь пользуется, по крайней мере, внешним миром, и это могло быть в царствование Коммода (180-192 гг.), а не Марка Аврелия. Поэтому составление произведения необходимо относить ко второй половине епископства Елевферия. Две последние книги могли быть написаны даже во время епископства в Риме Виктора (189 — 198/199 гг.).

Произведение «Обличение и опровержение лжеименного знания» обнаруживает хорошее знакомство автора его с гностическими системами и до настоящего времени представляет самый надежный источник для разрешения в высшей степени запутанного вопроса о древнейшей истории гностицизма. Главными источниками сведений об учении гностиков для Иринея служили произведения самих гностиков — Птоломея, Марка, Маркиона и некоторые другие, повидимому, большей частью анонимные, не сохранившиеся до настоящего времени. Кроме того, Ириней лично обращался с представителями гностицизма и получал сообщения от тех, которые из ереси возвращались в Церковь. Точное знание ереси он считает необходимым условием основательного и успешного опровержения ее. «Тому, кто желает обратить их (еретиков), — говорит он в предисловии к четвертой книге, — надлежит точно знать системы их учения, ибо невозможно кому-либо лечить больных, когда он не знает болезни людей нездоровых. [Поэтому] предшественники мои, и притом гораздо лучшие меня, не могли, однако, удовлетворительно опровергнуть последователей Валентина, потому что не знали их учения» [(IV, Praef. 2)]. Что Ириней читал церковную и в особенности антигностическую литературу, это видно уже из приведенного замечания его о сочинениях, направленных против Валентина. Он цитирует Послание св. Игнатия к римлянам (Adv. haer. V, 28.4[ — Ad Roman. 4.1]), называет Послание св. Поликарпа к филиппийцам (III, 3.4), «пять книг» Папия Иерапольского (V, 33.4), «Пастырь» Ермы[629] (IV, 20.2), сочинение Иустина Мученика «Против Маркиона» (IV, 6.2; cf. V, 26.2). Несомненно, что он пользовался «Синтагмой» Иустина против всех ересей, а также знаком был с его апологиями и «Диалогом с Трифоном».

В литературном отношении произведение отражает на себе условия его происхождения и страдает зависящими от них недостатками: Ириней подчиняется естественному течению материала и идей и не обнаруживает стремления ввести их в тесные рамки наперед намеченного плана; отсюда — отсутствие методического построения; связь и развитие мыслей постоянно нарушается отступлениями от темы и экскурсами в область частных вопросов. Но, с другой стороны, Ириней, вопреки весьма скромному суждению его относительно своих литературных способностей, выступает в этом произведении далеко не заурядным писателем. Язык его простой, но без всяких следов кельтского варваризма, которого он опасается в предисловии к первой книге. Он пишет легко и плавно. При большой ясности мыслей и выражения, он обладает богатыми знаниями; особенно примечательна склонность его к глубокомысленному умозрению. Уже Тертуллиан назвал его omnium doctrinarum curiosissimus explorator [тщательнейший исследователь всех учений] (Adv. Valentinianos 5).

«Доказательство апостольской проповеди»; адресат, время происхождения, цель написания, содержание, замечания о значении его как новооткрытого произведения

Кто был тот Маркиан, которому автором предназначено произведение, неизвестно: в самом памятнике [(cap. 1)], кроме имени, не дано никаких дальнейших указаний относительно его личности; не прибавляет ничего и Евсевий, который называет его просто «братом», по имени — Маркианом [(Hist. eccl. V, 26)]. {По существу нельзя ничего возразить против предположения J. В. Lightfoot'a, что этот Маркиан — то самое лицо, рукой которого написано Martyrium S. Polycarpi[630] и которое носило тоже имя Маркиана[631]; но, с другой стороны, невозможно сколько-нибудь удовлетворительно и обосновать это предположение, так как и об этом последнем Маркиане и его отношениях к Иринею не имеется никаких сведений, кроме естественного заключения, что он был близок к св. Поликарпу и потому мог быть хорошо знакомым Иринею, и что он занимал видное положение среди смирнских братьев.} Маркиан, как видно из предисловия произведения, был в дружественных отношениях с Иринеем, и в то время, когда Ириней писал свое сочинение, не был в Лионе: Ириней выражает сожаление, что он не может постоянно быть с Маркианом, чтобы облегчать друг другу эту земную жизнь, проводя ее в непрерывной общей беседе о полезных предметах; разделенный телесно, он не хочет упустить случая побеседовать с Маркианом письменно (cap. 1). Из тона предисловия и цели написания произведения можно заключать, что Маркиан был мирянин, но нет достаточных оснований утверждать это решительно.

По вопросу о времени происхождения произведения можно только сказать, что оно написано после Adversus haereses, так как автор уже ссылается на него (cap. 99). Третья книга последнего написана во вторую половину епископства в Риме Елевферия (174—189 гг.); а так как за ней следовали еще четвертая и пятая книги, написанные, несомненно, с некоторыми промежутками, то трактат принадлежит последнему десятилетию II в., являясь одним из последних произведений св. Иринея.

Цель, какую преследовал Ириней в своем произведении, посылая его Маркиану, ясно указана в самом начале его: он стремился в кратких словах изложить проповедь истины, чтобы укрепить веру Маркиана; для этого он посылает ему «важное письменное напоминание, чтобы он в немногом получил многое и в малом познал все члены тела истины, и в кратком услышал доказательства божественных предметов». Тогда спасение Маркиана сделается плодоносным, и он заставит всех ложно верующих потупить взоры, а тем, кто хочет узнать здравое и неукоризненное учение, он в состоянии будет изложить его со всей решительностью (cap. 1). Так поставленной целью определяется и характер изложения во всем произведении. Автор не упускает из вида современных условий церковной жизни, вызывающих на энергичную борьбу с еретическим учением в его различных разветвлениях и обнаружениях, как об этом свидетельствуют последние главы (98—100), и полемическое противоположение существенных пунктов истинного христианского учения еретическому составляет основу всех его рассуждений, — им бесспорно определяется как выбор, так и постановка вопросов. Но самая речь ведется в совершенно спокойном тоне, без прямой, ясно выраженной полемики с лжеучением и без определенного указания на заблуждения еретиков (кроме названных последних глав). В основу изложения истинно-христианского учения полагается «канон веры», как он сообщен при крещении, а в доказательство достоверности его приводятся обычные во втором веке аргументы и тексты Священного Писания, заимствуемые преимущественно из ветхозаветных пророчеств, содержание которых раскрывается и комментируется в приложении к новозаветным событиям при пособий аллегорического и мистического изъяснения фактов ветхозаветной истории. Таким, образом, в этом произведении Ириней говорит не как полемист и даже не как ученый, но как пастырь и катехет, излагающий в общедоступной форме правильный взгляд на историю спасения человечества. Желанием Иринея возможно яснее и обстоятельнее раскрыть существенные пункты «канона веры» и глубже напечатлеть их в сознании Маркиана и других читателей произведения объясняются и те повторения в изложении, которые часто затрудняют точное определение его плана. Само собой понятно, что Ириней не задавался целью написать строго соразмерное в частях произведение; однако даже повторения не нарушают планосообразной последовательности в раскрытии намеченных мыслей.