100 рассказов о стыковке - Владимир Сыромятников

После столкновения «Прогресса М-34» многие боялись этого режима как огня, особенно те, кому требовалось расписаться кровью за безопасность. В тот раз нам так и не удалось «пролить эту кровь». В последний момент, когда пропала надежда получить добро от ЦНИИмаша, Семенов, находясь на Байконуре, взял ответственность на себя. Это произошло 25 октября. Тест провели той же ночью.

В целом программу теста выполнили полностью. После отработки маневров корабль перешел на облетную траекторию. Размеры эллипса соответствовали расчетным, однако он «поплыл». Как говорят наши баллистики, этот параметр, смещение эллипса в направлении полета вперед или назад, неустойчив по определению, его требуется периодически подправлять. Оперативно все сделали правильно, однако потом еще долго, более двух месяцев, «копали», почему снос оказался больше, чем ожидали. В очередной раз стали разбираться детально, откуда можно ждать возмущений, когда полетит корабль со «Знаменем-2,5». Весь этот опыт очень пригодился в январе, когда стали готовиться к главному эксперименту.

Бывают удивительные совпадения, во времени и в пространстве. На этот раз совпала дата проведения эксперимента — 4 февраля, день в день, как шесть лет назад. Со стороны могло показаться, что дату подогнали под ответ. На самом деле совпадение смахивало на астрологию. Чтобы осветить Землю с орбиты, учитывалось положение, угол Солнца к плоскости орбиты, фаза и положение Луны и другие, почти астрономические параметры. Требовалось также приблизить эту дату к сроку запуска следующего корабля «Союз» — с тем чтобы не оставлять стыковочный причал голым, подвергнутым нагреву или охлаждению в такой конфигурации.

Существенная разница по сравнению с 1993 годом заключалась в том, что подсветку проводили не в ранние утренние часы, а сразу после захода Солнца. Раннее утро сменилось ранним вечером. Солнце дуло в спину, корабль летел с подсолнечной стороны. Это самые активные часы для человека на улице. Теперь все зависело от погоды и от удачи.

К сожалению, не только раннее утро сменилось вечером, — на этот раз удача отвернулась от нас. Все мы, кто был в ЦУПе, в реальном времени наблюдали картинку, которая передавала телекамера системы телеоператорного управления (ТОРУ), установленная на борту грузовика. «Смотрите, — звучал по наземно–космической связи голос, — сейчас даем команду на раскрытие, он должен пойти». Он пошел, начал вращаться, почти как на испытаниях в барокамере, и вдруг почти сразу его правая сторона стала ударяться обо что?то торчавшее, на что до этого никто не обращал внимания. Так это же антенна радиолокатора, которая почему?то оказалась открытой! Такая вот злополучная палка, вставленная в наше тонкопленочное колесо, пусть и с красивым именем Антенна. Что делать? Посыпались вопросы и советы. К сожалению, механизм, процесс раскрытия был одноразовым, как затяжной выстрел. Ничего сделать уже нельзя, это конец, и никто ничем помочь уже не сможет. В моем мозгу, почти как в компьютере, показалась картинка выползающей из всех щелей пленки, которая спутывалась в клубок, который уже не распустить никакими силами.

Надо пойти доложить руководству, хотя им и так все должно быть понятно. «Кто мог подумать об этой антенне, ведь прошлый раз все было нормально», — уже в коридоре сказал я Семенову и Зеленщикову, которые тоже на ходу дали указание об организации аварийной комиссии.

Мы повторно посмотрели видеозапись, посовещались, обсудив варианты. Все это было из области «потел ли больной перед смертью». Теперь предстояло пойти объясниться со средствами массовой информации, они уже обрывали телефоны, а объективы их камер, как пулеметы, смотрели с балкона на главный зал управления.

«Вы все видели своими глазами, надежд на успех практически не осталось, корабль будем топить, мы разберемся, почему автоматика открыла эту антенну, стоимость не поддается оценке, эксперимент подготовили на фоне основных работ и обязанностей, мы расстроены, не опустили руки и головы», — так надо было сказать открыто.

Еще через два витка, через 270 минут, понаблюдав за траекторией облета, которую переименовали в безопасный эллипс, мы с А. Сунгуровым, успев на электричку 21.07, с платформы «Подлипки–Дачные» вернулись домой, где нас ждали жены, дети и выпивка, готовая на все случаи жизни.

На следующий день, поздравляя Е. Рябко с 42–летием, естественно, мне пришлось коснуться итогов его очень активной работы по этому проекту, успешно доведенному до самого последнего момента, когда до успеха оставался один шаг. «Мы все, включая тебя самого, сделали плохой подарок к сегодняшнему событию. Весь опыт полетов в космос подтверждает истину о том, что всегда можно сказать, — сам виноват. Потому что среди событий и действий, в цепи наземной подготовки можно отыскать такое звено, когда следовало вмешаться и что?то исправить. Наша техника многодельна, она складывается из очень разных систем и операций. Никто, будь он семи пядей во лбу, не способен один охватить весь комплекс вещей и событий. Вот почему надо собирать вместе разных специалистов и устраивать перекрестные допросы. Тебе легче, Евгений, ты еще зеленый, это и плохо и хорошо одновременно. У тебя еще столько впереди, в том числе — шишек, наверное. Без этого не бывает успеха. Желаю удачи». Так было сказано 5 февраля.

На этот раз нам не удалось поразить «удивленные народы». Говорят, Кюхельбекер обиделся на Пушкина за эти строки. Нам было не на кого обижаться, сами виноваты. Истоки ошибки лежали в программном обеспечении, в той «программной вставке», которую посылали на бортовой компьютер «Прогресса» в последний момент. Она отличалась от той, шестилетней давности, содержавшей «антенную» команду, и это притупило нашу бдительность. Программы для управляющих компьютеров стали «опиумом» не только для руководства. Как проиграть на Земле то, чем будет командовать компьютер в космосе, — действительно большая проблема. Здесь нет рецептов на все случаи жизни, это тоже искусство, а значит, нужны творческие, но очень аккуратные люди.

Жаль, дело было, конечно, не в том, чтобы удивить кого?то. Самое важное заключалось в том, чтобы показать, на что способна наша космическая технология, и поддержать убывающий к ней интерес. Как ни странно, какого?то эффекта достигли даже с отрицательными результатами. На нас смотрели, о нас говорили и писали с сочувствием и симпатией. Впадать в депрессию мы были не приучены. Сильно не расстраиваться помогали другие дела, круговерть текущих работ, которые находились на разных этапах, от испытаний до эскизного проектирования.

В понедельник, 8 февраля, меня пригласили на популярную тогда ТВ–программу «Взгляд». После некоторого колебания я согласился. Разговор в прямом эфире оказался интересным и примечательным, он инициировал новые мысли и идеи. Удалось разъяснить что?то из прошлого, настоящего и упомянуть о планах на будущее. Отвечая на вопросы А. Любимова, ведущего передачи, на любимую тему журналистов, я сказал, почему мы не знали, сколько это стоит, так ведь нам и считать?то нечего, денег все равно не было. В параллель с космической темой обсуждалась проблема современной российской деревни и рассказывалось о «луче света в темном царстве», об одном живом колхозе под Рязанью, в который потянулись беженцы из бывших советских республик и из Чечни. Мне тоже хотелось вмешаться и сказать о том, что знал, об американских фермах и о той мощной инфраструктуре, которая позволяет двум человекам обрабатывать по сто — двести гектаров. Но времени не было, да и не хотелось лезть в другую сферу и в политику. Я лишь упомянул о своем «конструкторском колхозе», о моральных факторах и о механизмах, в широком смысле этого слова, которые должны работать везде в стране.