Справочник по философии разума животных - Kristin Andrews,Jacob Beck

я должен принять или сопротивляться?". Более того, он также понимает, как он должен попытаться ответить на этот вопрос, оценивая мотивацию в свете моральных принципов или предложений, которых он ранее придерживался.

Идея о том, что способность критически оценивать свои мотивы дает субъекту возможность контролировать эти мотивы, безусловно, интуитивно привлекательна. В отсутствие этой способности субъект, похоже, находится во "власти" своих мотивов. Они у нее есть, она действует в соответствии с ними, и на этом все заканчивается. Способность критически оценивать свои мотивы, похоже, изменит ее. Теперь она могла бы сидеть над мотивацией: наблюдать, судить и оценивать свои мотивы, хладнокровно решая, в какой степени она позволит им определять ее решения и действия. Это дает ей возможность контролировать свои мотивы, которой в противном случае она была бы лишена.

Интуитивно привлекательный или нет, этот счет имеет знакомые проблемы (Friedman 1986, Thalberg 1989, Noggle 2005, Rowlands 2012). У состояний первого порядка (мотиваций) есть непокорное свойство - свойство быть под контролем субъекта, - которого они лишены. Поэтому мы вводим состояния более высокого порядка - признания, допросы и суждения об этих мотивах - чтобы обеспечить этот контроль. Но тот же вопрос о контроле, по логике, возникнет и на более высоком уровне. Есть ли у нас контроль над нашими распознаваниями, допросами и суждениями о мотивах более высокого порядка? Если да, то мы не объяснили понятие контроля, а просто предположили его. Но если нет, то трудно понять, как эти допросы и оценки высшего порядка могут обеспечить нам контроль над нашими мотивами. Предполагалось, что способность критически оценивать свои мотивы первого порядка поднимет нас над мотивационной суетой, позволит нам беспристрастно судить о своих мотивах и тем самым обеспечит нам контроль над ними. Но на самом деле она ничего подобного не делает: либо потому, что состояния и процессы высшего порядка сами являются частью этой борьбы, либо потому, что апелляция предполагает то, что она должна объяснить, - контроль субъекта над своей психической жизнью.

Эта проблема достаточно знакома, и на нее есть столь же знакомый ответ: дополнительное уточнение условий, в которых должна происходить эта критическая проверка. Например, оно должно происходить в условиях, свободных от искажающих факторов, или должно отражать адекватную каузальную историю, и так далее (Christman 1991, Mele 1995). Для наших целей подобный ответ не имеет значения: происходит ли проверка в условиях, свободных от искажающих факторов, или отражает ли она адекватную каузальную историю - это не то, что, как правило, находится под контролем субъекта. Ответ стремится - по сути, оговариваясь - отделить идею контроля от того, что часто называют автономией. Ответ пытается сохранить жизнеспособное понятие последней в отсутствие первой. Наш вопрос, однако, заключается в том, можем ли мы объяснить контроль над мотивами, обращаясь к состояниям более высокого порядка, таким как узнавание, опрос и суждения - ведь именно их отсутствие, как считается, лишает животных возможности контролировать свои мотивы. Поэтому просто неуместно указывать на то, что существует другая концепция автономии, которая не требует контроля над мотивами.

Связь "контроль - нормативность" также уязвима: очевидно, что нормативность в целом не требует контроля. В конце концов, другие случаи "долженствования", похоже, не подразумевают "можно". Рассмотрим, например, пруденциальное "должен". Алкоголик должен - с точки зрения благоразумия - бросить пить. То, способен ли он это сделать, не имеет никакого отношения к истинности этого утверждения. Он должен бросить пить - противостоять этому побуждению к выпивке - даже если на самом деле он не может этого сделать. Почему моральное "долженствование" должно требовать "может", в то время как, по крайней мере, некоторые другие версии "долженствования" этого не делают?

На самом деле существует концепция морального "долженствования", согласно которой оно не подразумевает "может". Это экстерналистская, последовательная концепция. Тип экстернализма, о котором идет речь, - оценочный, а тип последовательностей - объективный (Driver 2000). В таком изложении предполагается достаточно надежное чувство этической объективности: ситуации содержат характеристики, которые делают их хорошими или плохими независимо от субъективных состояний агента. Тогда оценка мотивации будет зависеть от того, способствует ли она систематически (в отличие от случайности) развитию хороших или плохих черт ситуации. Нормативный статус мотивации, таким образом, объясняется в терминах отношений, которые она имеет к определенным внешним факторам, а не контроля субъекта над ней.

Учитывая эту общую модель, рассмотрим случай с собакой, описанный ранее. Его компаньон лежит без сознания на оживленной дороге. Это, предположим, плохое свойство ситуации. Первое требование заключается в том, чтобы потенциальный спасатель был чувствителен к этому ухудшающему ситуацию признаку. Такая чувствительность не требует, чтобы собака была способна думать такие мысли, как "Это плохо!". Соответствующая чувствительность может быть приобретена и другими способами. Самое очевидное - предположить, что собака обладает системой зеркальных нейронов. Когда собака видит другое животное, попавшее в беду, она тоже испытывает страдание. Беда другого животного - не просто причина беды собаки. Скорее, дистресс другого является интенциональным объектом дистресса собаки: она расстроена тем, что другой расстроен. (Или, если у кого-то есть сомнения по поводу приписывания собаке способностей к чтению мыслей, можно переформулировать ее дистресс в терминах чтения поведения: собака расстроена поведением другого, вызывающим дистресс. См. Monso, 2015). Дистресс, испытываемый собакой, заставит ее попытаться облегчить дистресс другого.

Нигде в этой общей картине нет и намека на то, что собака контролирует свои чувства, и тем более на то, что она способна их критически оценивать. Скорее, собака обладает эмоциональной чувствительностью, по крайней мере, к некоторым хорошим и плохим чертам окружающей среды. Эта чувствительность фрагментарна. Нет никаких предположений о том, что собака чувствительна ко всем хорошим и плохим характеристикам ситуаций. Скорее, утверждается, что собака может распознать некоторые из них и, более того, когда она это делает, она может быть правильной (или неправильной) в этом распознавании. Эта возможность является следствием прочного чувства этической объективности, о котором говорилось выше. Если действительно верно, что состояние его товарища - это вредное свойство окружающей среды, то, испытывая страдание и пытаясь помочь, собака реагирует на это вредное свойство морально приемлемым образом.

Является ли собака морально мотивированной - мотивированной к действию посредством моральных побуждений? Один из способов решения этого вопроса - соображения паритета. Предположим, что существует человек, который демонстрирует тот же профиль, что и собака. Он чувствителен к некоторым (но не ко всем) (морально) хорошим и плохим характеристикам ситуаций. Эта чувствительность надежна и принимает эмоциональную форму: в отношении хороших и плохих черт, к которым чувствителен этот человек, он надежно испытывает дистресс при плохих