Волшебный корабль - Робин Хобб

— Не могу поверить… — услышал Уинтроу свой собственный шепот. — Не могу поверить, что Торк отцу не сказал…

Выговорив это вслух, он вдруг спросил себя, — а с какой стати, в общем, он взял, что Торк кому-то что-то расскажет?… Видимо, он окончательно поглупел. Доверил свою судьбу идиоту, садисту и подлецу. Почему он не послал отцу весть, почему в самый первый день все не рассказал содержателю?… И, если уж на то пошло, — зачем удрал с корабля?… Уж так ли там было плохо?… По крайней мере, виден был конец мучениям — дождаться пятнадцатилетия — и он вышел бы из власти отца. А теперь? Теперь никакой надежды впереди. И никакой «Проказницы», которая могла бы в трудный час его поддержать…

Стоило подумать о ней, и в груди поднялась страшная волна горестного одиночества. Он предал ее. И сам себя загнал в рабство. И это не сон, это реальность. «Теперь я — раб! Отныне и навсегда!..»

Уинтроу опустился в грязную солому, лег на бок и подтянул колени к груди, сворачиваясь, как зародыш в утробе. Ему показалось, он услышал рев ветра, доносившийся издалека…

Проказница безутешно покачивалась на легкой волне, катившейся через гавань… Между тем день был хорош. На лице так и играло на белоснежных куполах баснословной Джамелии. Ветер сегодня тянул с юга. Он смягчал холодок зимнего дня и относил прочь смрад, источаемый другими невольничьими кораблями, стоявшими поблизости на якорях. Весна была близко… Дальше на юге, куда, бывало, водил ее Ефрон, фруктовые деревья уже окутались облаками розового и белого цветения. Там, на юге, царила красота и было тепло. Но ей предстояло плавание на север, в Калсиду…

У нее внутри наконец-то умолкли пилы и молотки; все переделки были завершены — она окончательно превратилась в невольничье судно и готова была принять на борт первую партию товара. Сегодня погрузят остаток съестного припаса… а завтра начнут размещать в трюмах рабов. И она выйдет из джамелийской гавани… в одиночестве. Уинтроу с нею больше не будет. Зато, как только она поднимет якорь, в донном иле проснется морской змей — или даже не один — и последует за нею. Отныне змеи будут ее непременными спутниками в плавании. Вчера, когда порт затих на ночь, со дна поднялась маленькая тварь и осторожно закружилась между невольничьими кораблями. Подобравшись к Проказнице, она высунула из воды голову и с опаской посмотрела на изваяние. И было что-то такое во взгляде морского создания, отчего у Проказницы перехватило ужасом горло… Она даже вахтенного позвать не смогла. Будь на борту Уинтроу, он сразу почувствовал бы ее испуг и явился на помощь…

Проказница заставила себя (хотя оказалось весьма нелегко) не думать о нем. Его больше нет; придется ей самой о себе позаботиться… Утрата запускала в сердце острые когти. Проказница пыталась не признавать ее. Она не желала думать ни о чем скверном — и все. «Какой день хороший стоит…» Она стала слушать легкий плеск волн, чуть заметно покачивавших ее у причала. «Как все мирно…»

— Корабль, а корабль… Проказница!

Она неторопливо подняла голову и посмотрела вверх и назад. На баке стоял Гентри. И окликал ее, перегнувшись через фальшборт.

— Послушай, Проказница, не могла бы ты… прекратить это? Людям и так не по себе. У нас уже двоих матросов недостает. Не явились из увольнения на берег. И я думаю — это оттого, что ты их напугала!

«Напугала? Что такого пугающего в моем одиночестве? Или в змеях, которых все равно никто не видит, кроме меня?»

— Проказница… Я сейчас Финдоу пришлю, чтобы он тебе на скрипке сыграл. А меня на несколько часов отпускают на берег, и я тебе клятвенно обещаю, что буду повсюду разыскивать Уинтроу. Я тебе обещаю!

«Они что, всерьез думают, что меня это утешит? Если они найдут Уинтроу и силой притащат его назад, чтобы заставить снова служить мне — они полагают, я от этого сразу стану послушной и всем довольной? А что, Кайл, может, именно так и думает. Разве не так он с самого начала Уинтроу на борт приволок? Кайл никакого понятия не имеет, что это такое — добровольное рвение…»

— Проказница, — взмолился Гентри. — Пожалуйста! Пожалуйста, прекрати так раскачиваться! Смотри, вода сегодня гладкая, как стекло! Другие корабли стоят себе, не шелохнутся! Пожалуйста…

Ей было жаль Гентри. Он был хороший старпом. И очень способный моряк. Он ни в чем перед ней не провинился, и определенно не стоило его мучить…

А ее саму — стоило?…

Она попыталась собраться с силами. Гентри был отличный моряк. Он заслуживал хотя бы краткого объяснения.

— Я теряю себя… — начала она и сама ощутила, как странно прозвучали эти слова. Она попробовала начать заново: — Все не так скверно, когда знаешь, что кто-то должен вернуться… но когда ждать становится некого, мне делается… не за что ухватиться. И я начинаю думать… Нет, не то слово. Не думать — это скорее как сон, хотя мы, живые корабли, и не спим. Но все равно это как сон, и в этом сне я — не я, а кто-то другой… Кто-то… или что-то. И еще ко мне прикасаются змеи, и это хуже всего…

Выслушав, Гентри не успокоился, а, наоборот, явно разволновался.

— Змеи? — переспросил он с сомнением.

— Гентри, — повторила она очень тихо. — Гентри, здесь, в гавани, полно змей. Они прячутся внизу, в донной грязи.

Он тяжело перевел дух.

— Да, ты мне уже говорила. Но, Проказница, никто больше не замечает их присутствия. Быть может, ты ошиблась?

Он ждал ответа. Она отвернулась.

— Будь здесь Уинтроу, он бы тоже почувствовал… Он-то знал, что я не капризничаю.

— Ну… — протянул Гентри неохотно, — боюсь, Уинтроу здесь нет. Я знаю, это тебя очень расстраивает. А может, и пугает… самую чуточку. — Он помолчал, а потом заговорил ласково, утешающе, словно она была беспокойным ребенком: — Что ж, может, там, внизу, вправду змеи. Но если даже и так, то что мы с этим можем поделать? Да они нас и не трогают. Так, может, не стоит и внимания на них обращать, а?

Она попыталась заглянуть ему в глаза, но он отводил взгляд. Что, интересно, он вообще думал о ней?… Что она навоображала себе змей? Что она спятила от горя после бегства Уинтроу?…

— Я не свихнулась, Гентри, — сказала она тихо. — Мне… очень тяжело оставаться одной, это так. Но я не схожу с ума, нет. Я, может, даже яснее кое-что вижу, чем раньше. Вижу по-своему… а не по-вестритовски.

Проказница силилась объяснить, но Гентри, похоже, только запутался.

— Ну… ну да. Конечно. Да…

И он стал смотреть в сторону.

— Гентри, ты славный мужик. Ты мне нравишься… — И она чуть не замолчала на этом, но все же произнесла: — Знаешь, подыскал бы ты себе другой корабль.

Гентри аж взмок, услышав такое, и она ощутила запах страха.

— Да какой корабль, — проговорил он торопливо, — может сравниться с тобой? После плаваний у тебя на борту — да с какой стати мне новое место искать?

В его голосе звучала напускная сердечность.

— Да с такой стати, что ты, наверное, жить хочешь, — выговорила она очень тихо. — А у меня скверное предчувствие насчет предстоящего плавания. Очень скверное… И в особенности оттого, что я осталась одна.

— Не болтай! — перебил он грубо, словно она была разгильдяем-матросом. И уже спокойнее предложил: — Ты не будешь одна. Я с тобой посижу. И Финдоу со скрипкой пришлю, лады?

Она пожала плечами. Она сделала что могла. Она пыталась…

Она устремила взгляд на отдаленные шпили сатрапского дворца.

Потом Гентри ушел…

…Она очень боялась, что капитан Тенира узнает ее. Как-никак она танцевала с его сыном на Зимнем сборе три года назад. Но если удачнинский торговец Тенира и усмотрел некое сходство между моряком Эттелем и Альтией Вестрит — он ничем этого не показал. Он лишь окинул ее с головы до ног придирчивым взглядом и покачал головой:

— Ты, парень, выглядишь справным матросом. Но я уже сказал тебе: у меня нет недостачи в команде, и я никого брать не намерен.

По его мнению, на этом разговор был окончен.

Альтия не поднимала глаз. «Офелию» она заприметила в гавани два дня назад. Вид серебристого корпуса старого корабля, его улыбчивого носового изваяния потряс ее до глубины души — она сама от себя подобного не ожидала. Альтия поспрашивала в портовых тавернах и скоро узнала все, что ей требовалось. Живой корабль направлялся домой, в Удачный. Он отбывал через несколько дней. Услышав такое, Альтия про себя решила, что любым путем, какими угодно правдами и неправдами, но попадет-таки на борт. С этого момента она сшивалась на причалах, ожидая случая застать капитана одного. План у нее был самый простой. Для начала она попробует наняться юнгой в команду. Если ничего не получится — откроет капитану, кто она на самом деле такая, и взмолится, чтобы он доставил ее домой. Она не думала, чтобы Тенира ей отказал. И все равно ей потребовалось все ее мужество, чтобы последовать за капитаном к этой таверне и дождаться, пока он отобедает. Она держалась в уголке, наблюдая, как он ест. А когда он положил вилку и откинулся на стуле — Альтия подошла. И набрала полную грудь воздуха: