Лавина (сборник) - Виктория Токарева

— Не та-акой… — передразнил Федя. — Что ж он тебе пиджак-то с пятном дал…

— Где пятно? — Никитин стал себя оглядывать.

— А вот…

На локте действительно было совсем свежее, влажное пятно.

— А раньше не было, — удивился Никитин. — Что же делать?

— Можно вывести, — успокоил Федя. — Спиртным надо.

Федя взял салфетку, окунул ее в фужер с портвейном и потер салфеткой рукав. Пятно из бледно-серого стало темно-коричневым.

— Вот! Высохнет, ни фига не будет заметно, — пообещал Федя.

— И здесь немножко. — Никитин показал пятнышко возле кармана.

Федя замыл и там.

— Я тебе друг? — спросил Федя.

— Друг! — Никитин убежденно кивнул головой.

— Так вот. Слушай меня. Отдай-ка ты ему этот пиджак. Пусть он им подавится.

— Правильно, — согласился Никитин. — Надо сейчас же вернуть, а то вдруг запачкаю.

— Официант! — Федя щелкнул пальцами в воздухе, как кубинец. — Бутылку крепленого и банку килек! С собой!

Друзья подошли к подъезду.

Никитин еще раз при электрическом свете осмотрел пиджак. На нем горели размытые, почти черные пятна, похожие очертаниями на контуры Каспийского моря.

— Все равно видно, — огорчился Никитин.

— Не высохло еще, — успокоил Федя. — Высохнет, ни фига не будет заметно.

— Знаете что, Федя, а может быть, вы отнесете? — попросил Никитин. — А то мне как-то… Вы скажите, что я заболел. А это обязательно высохнет. И поблагодарите. А? — Лицо Никитина приняло мучительное выражение.

— Давай, — легко согласился Федя. — А куда нести?

— Третий этаж, возле лифта. Справа.

Федя взял пиджак и пошел в подъезд.

Лифт не работал, и Федя отправился пешком. Он шел и считал лестничные пролеты за этажи. Третьим этажом у него оказался второй.

Федя позвонил в дверь возле лифта. Открыла бабушка в платочке, маленькая и уютная, похожая на лесного человечка.

— Академик дома? — спросил Федя.

— Какой академик? — не поняла бабушка.

— Ну, мужик твой.

— Нету.

— На. Держи. — Федя протянул пиджак. — Женька прислал.

— Чаво это?

— «Чаво», — передразнил Федя. — Слепая, что ли? Пинжак. Высохнет, ни фига не будет заметно. Премного благодарны. — Федя сунул ей в руки пиджак. — А Женька гриппом заболел. На больничном сидит. Так что спасибо…

Никитин стоял на том же самом месте, где он только что расстался с Федей, и смотрел на Наташино окно. Окно светилось золотисто-оранжевым светом, как спелая виноградина на солнце, и казалось, что там течет совсем другая жизнь — чистая, невинная, исполненная высокого смысла. Никитин смотрел на окно и испытывал острое чувство — торжественное и щемящее одновременно. Он никогда прежде не знал в себе такого чувства. Правда, и таким пьяным он тоже никогда не был.

Появился Федя.

— Все! — с удовлетворением сказал он. — Отдал!

— А он чего?

— А его нету. Я его бабе отдал. Ну и дуру же он себе нашел! А где бутылка? Выпил?

— Ну что вы! Вот она. — Бутылка стояла на асфальте возле ног Никитина. — А вон Наташа!

Никитин показал на окно. Федя из вежливости посмотрел по направлению пальца.

— Слушай, а может, Нюрку позовем? — обрадованно предложил Федя. — Посидим, попоем, твоя поиграет, а моя попоет.

— Давайте в следующий раз. А сейчас… вы понимаете… Я с Наташей не совсем знаком и приведу с собой еще двух совершенно посторонних людей. Это неудобно…

— Можно и без Нюрки, — не обиделся Федя.

— Нет, Федя. Все равно неудобно, — мягко и настойчиво возразил Никитин. — Большое вам спасибо за все. До свидания.

Никитин повернулся и пошел.

— Жень, постой! — Федя подбежал к нему и стал на его пути.

Никитин остановился.

— Жень, я тебе друг?

— Друг.

— Так вот, слушай меня. Не ходи. Она тебя обженит. Вот зуб даю — обженит.

— И очень хорошо.

— Женя! — Федя приложил руку к сердцу. — Я старше тебя, у меня опыт… Я уже про эту бабу все понял. Я тебе все про твою жизнь могу рассказать; ты с работы вернешься, устал как черт, так она тебя домой не пустит. Приведешь товарища, сядешь поговорить, так она нос воротит! Детей от тебя будет прятать, будто ты Гитлер… А еще я тебе скажу: она на тебя в прокуратуру на принудлечение подаст. Не ходи. Женя! Мой тебе совет — не ходи!

— Она не такая, — возразил Никитин. — Она нам обрадуется. Мы сейчас придем и скажем: «Здравствуйте, нам без вас одиноко». Она скажет: «А мне без вас». Мы скажем: «А мы вам духи принесли. Подарок из Франции».

— Фига мы ей принесем, — отредактировал Федя. — Духи-то в пинжаке остались. Ты же их в пинжак засунул.

На сей раз Федя звонил в квартиру Гусаковых, и на сей раз ему отворила Изабелла — в вельветовых брючках. Изабелла серьезно отличалась от бабушки в платочке, она текла в совершенно другом возрастном коридоре и совершенно другого хотела от жизни. Но Федя не заметил никакой разницы.

— Опять я, — сказал он. — Там в пинжаке Женька духи забыл. Принеси, пожалуйста.

— Какие духи? Какой Женька? — Изабелла с недоумением глядела на Федю.

— Ну, который гриппом заболел. Я ж тебе говорил. Давай неси, пожалуйста. А то нас там баба ждет.

— Ничего не понимаю, — созналась Изабелла. — Я вас первый раз вижу.

— Может, скажешь, что я тебе пинжак не давал?

— Не давали.

— Ясно, — мрачно сказал Федя, повернулся и побежал вниз по лестнице.

Изабелла пожала плечом, закрыла дверь и прошла в комнату.

Гусаков сидел за столом и печатал на иностранной машинке.

— Кто там? — спросил он, не отрываясь от дела.

— То ли пьяный, то ли ненормальный.

В дверь снова позвонили.

— Опять, — сказала Изабелла. — Иди сам открывай. Я его боюсь.

Гусаков снял очки, положил их на стол и неторопливо пошел навстречу незваному гостю.

Отворил дверь.

В дверях стоял Никитин, всклокоченный и без пиджака.

Галстук был круто сдвинут набок, рубашка вылезла из штанов. Из-за его плеча выглядывал плюгавый мужичок, были видны только его кепка и один глаз.

— Женя? — удивился Гусаков.

— А говорила: нет дома, — уличил Федя Изабеллу. — Все время врет.

— У меня к вам серьезный разговор. Разрешите? — спросил Никитин.

— Ну… вообще-то я занят.

— Мы на секундочку, — пообещал Никитин. — Пошли, Федя!

Все вошли в комнату.

Диковинные ключи не произвели на Федю никакого впечатления.

— Ну, так слушаю вас, — сказал Гусаков, садясь в глубокое кожаное кресло.

— Товарищ академик, — начал Федя, — я вашей супруге отдал пинжак, вот он свидетель, — показал на Никитина. — А она говорит, что я ей ничего не отдавал.

— Не понял. — Гусаков нахмурился. — Какой пиджак?

— Ваш, ваш, Валерий Феликсович! — вмешался Никитин. — Замшевый. Тот, что вы мне дали. Там в кармане мы забыли духи, а нам сейчас без духов нельзя.

— Господи! Ну какой пиджак! Какие духи! — возмутилась Изабелла. — Что ты их слушаешь? Неужели ты не видишь, что они оба пьяны в зюзю.

— Видал? — в свою очередь, возмутился Федя. — Значит, я, по-твоему, пинжак этот себе взял? А куда я его дел? Съел? В карман положил?

Федя вывернул карман. Оттуда вылетел полтинник, который Федя выручил за стакан.

Федя нагнулся, стал искать деньги.

— Подними ногу! — велел он Гусакову.

— Зачем?

— Жень! Скажи ему, чтоб поднял! Он на деньги наступил.

— Вот ваши деньги! — Изабелла подобрала с пола монету и брезгливо швырнула Феде.

— Тоже зажать хотели, — заподозрил Федя, пряча полтинник обратно в карман.

— А ну-ка давай убирайся отсюда! — велел Гусаков Феде. — Не то я сейчас милицию вызову!

— Вызывай! Давай разберемся! — самолюбиво согласился Федя. Обернулся к Никитину. — Видал? Дело шьют!

— Валерий Феликсович! Изабелла Петровна! — строго сказал Никитин. — Вы меня извините, конечно, но вы оскорбляете достоинство человека. Достоинство моего друга. И я протестую!

— Женя! Иди домой и проспись! А завтра поговорим, — посоветовал Гусаков.

— Валерий Феликсович! Когда мне спать и где мне спать — это мое личное дело. И если ты мой начальник, то это не дает тебе право вмешиваться в мою личную жизнь. Понятно, Валя?

— Так я сейчас вышвырну вас обоих! — Гусаков встал.

— А вот они! — беспечно заметил Федя и ткнул пальцем в раскрытую дверь. — Ну-ка иди сюда. — Он поманил Изабеллу.

Изабелла, растерявшись, пошла за Федей, Гусаков за женой, Никитин за Гусаковым. Все вошли в спальню.

На трюмо среди косметики стояла изумрудная коробочка «Клема».

— Наша? — спросил Федя.

— Наша, — опознал Никитин.

— А говорила «не брала», бесстыжие твои глаза! — упрекнул Федя, открывая коробочку. Флакон был начат. — О! Отпила уже. Ну ничего. Водой дольем. Пошли!

Федя конфисковал духи и пошел из дома Гусаковых. В дверях он обернулся и сказал Изабелле с беззлобной укоризной: