Откройте небо (Сборник) - Роберт Силверберг

Но ничего этого он не сказал бывшему лидеру сенатского большинства Сэму Бэкону. Просто спросил: •

— Что же, выходит, не существует способа, дипломатического или какого-то другого, чтобы удержать их от нанесения удара?

— Похоже на то, генерал.

Лидице, подумал он. Лидице повторится снова.

— Ох, ну какие же идиоты! Самоубийцы, горячие головы, но прежде всего проклятые идиоты!

Медленно путешествуя по миру, праздник Рождества добрался и до Англии.

Когда-то в этот день в Вифлееме родилось дитя, и сейчас, спустя две с лишним тысячи лет, по всему миру в Рождество продолжали появляться на свет дети. Это случайное совпадение могло обернуться плохо как для матерей, так и для новорожденных, которые многим рисковали, вынужденные прибегать к услугам переполненных больниц, где ощущалась острая нехватка персонала. Но все эти больничные неурядицы и сложности не касались матери ребенка, чей отец был неизвестен, а перспективы весьма туманны, имевшего несчастье прийти в этот раздираемый противоречиями мир в нетопленой кладовой на верхнем этаже пакистанского ресторана, возвышенно именуемого «Дворец монгольского хана». Это произошло в Солсбери ранним утром третьего со времени прихода Пришельцев Рождества.

Солсбери — приятный маленький городок, расположенный к юго-западу от Лондона, центр графства Вильтшир. Он знаменит своим отчасти сохранившимся средневековым очарованием, изящным, эффектным кафедральным собором тринадцатого столетия и тем, что на расстоянии восьми миль от него находится прославленный доисторический монумент эпохи мегалита под названием Стонхендж. Именно в Стонхендже, во мраке перед рассветом этого рождественского дня, произошло одно из наиболее знаменательных событий в его долгой истории. И несмотря на ранний (а для кого-то и поздний) час, многие жители Солсбери оказались свидетелями случившегося.

Но не Халим Хан, владелец «Дворца монгольского хана», и не его жена Аисса. Оба они спали в своих постелях, не испытывая ни малейшего интереса к Стонхенджу, этому языческому монументу, и пропустили странное событие, случившееся с ним в эту ночь. И уж конечно ничего не видела дочь Халима, Джасмина Хан, семнадцати лет от роду. Полуобнаженная, замерзшая и испуганная, она лежала на голом полу в кладовой ресторана своего отца, забившись между большими мешками с чечевицей и мукой, корчась от стыда и ужасной боли, раздирающей ее внутренности, словно карающий меч Аллаха.

Она согрешила и знала это. Ее отец, толстый, молчаливый, смертельно усталый и фактически уже умирающий, не раз за последний год предостерегал ее от греха и его последствий, причем так настойчиво, как никогда прежде; и тем не менее она рискнула. Всего три раза, три разных мальчика, по одному разу каждый, все трое англичане и белые.

Энди.

Эдди.

Ричи.

Имена, горящие ярким пламенем в ее душе.

Ее мать — не настоящая мать: настоящая умерла, когда Джасмине исполнилось три, а Аисса, вторая жена отца, крепкая флегматичная женщина, которая все эти годы растила ее и держала ресторан на плаву,— тоже предостерегала ее, но с совершенно другой точки зрения.

— Теперь ты женщина, а женщина должна позволять себе в этой жизни чуточку удовольствия,— говорила Аисса. — Но будь осторожна.

Ни слова о грехе; просто постарайся сделать так, чтобы обойтись без неприятностей.

Джасмина проявляла осторожность или думала, что делает это, но, судя по всему, ее усилия оказались напрасны. Она обманула ожидания Аиссы, обманула ожидания своего грустного, тихого отца, согрешив вопреки всем его призывам оставаться целомудренной, и теперь Аллах накажет ее за это. Уже наказывает. И наказание это ужасно.

Джасмина очень поздно обнаружила, что беременна. Она не ожидала, что это случится, убеждая себя, что еще слишком молода, чтобы иметь детей, ведь груди у нее такие маленькие, а бедра такие узкие, почти мальчишеские. И каждый из трех раз, когда она делала ЭТО с мальчиками (импульсивно, украдкой, почти без желания, один раз в затхлом подвале, второй — в разбитом автобусе, а третий — в этой самой кладовой), она после этого принимала меры предосторожности, старательно глотая таблетки, которые купила у насмешливо улыбающейся индийской женщины в магазине в Винчестере: две крошечные зеленые таблетки утром и одну, большую желтую, на ночь, пять дней подряд.

Таблетки вызывали такую тошноту, что просто не могли не сработать. Но — не сработали. Не следовало доверять таблеткам, купленным у индусов, тысячу раз повторяла себе потом Джасмина; но было уже слишком поздно.

Первые признаки появились всего три месяца назад. Груди внезапно начали наливаться. Поначалу это обрадовало ее. Она всегда была такая костлявая, но сейчас, казалось, ее тело наконец-то начало развиваться. Мальчиков почему-то очень волнует грудь. Их взгляды так и шныряют по телу, когда они думают, что ты не замечаешь этого. Все три ее любовника просовывали руки ей под блузку, чтобы пощупать грудь. И по крайней мере один — Эдди, второй,— был разочарован тем, что он там обнаружил. «И это все?» — он прямо так и сказал.

Но теперь с каждой неделей груди у нее становились все полнее, тяжелее и немного побаливали, а темные соски резко увеличились. И кровотечения у нее тоже не было. Когда это произошло впервые, в душу Джасмины закрался страх; но и на следующий раз кровотечение снова не пришло, и тогда она испугалась еще больше. Правда, они у нее вообще никогда не приходили вовремя. Однажды, в прошлом году, была задержка на два месяца, а ведь тогда она была еще абсолютно невинна.

Ну, как бы то ни было, с грудью точно что-то происходило, и бедра, казалось, тоже стали шире. Джасмина никому ничего не говорила, делала свои дела, любезно щебетала с клиентами, которым нравилось, что она такая стройная, хорошенькая и вежливая, и делала вид, что все в порядке. А по ночам снова и снова поглаживала свой плоский мальчишеский живот, со страхом выискивая под упругой кожей признаки скрытой жизни. Но не чувствовала ничего.

И все же что-то там было, и в начале ноября чуть пониже пупка образовалась небольшая выпуклость, но с каждым днем она становилась все заметнее. Джасмина начала носить свободные блузки, чтобы скрыть наливающуюся грудь и тяжелеющее тело. Распустила шов на брюках и проткнула две новые дырки в поясе. Работать стало труднее — долгими вечерами таскать тяжелые подносы и часами мыть посуду,— но она заставляла себя держаться. Эту работу некому сделать, кроме нее. Отец всем распоряжался, Аисса готовила, а Джасмина обслуживала клиентов и наводила порядок в ресторане после того, как он закрывался. Брата Халида больше не было; он погиб, защищая Аиссу от толпы белых мужчин во время беспорядков, которые нередко случались после появления Пришельцев. Сестра Лейла была слишком мала, чтобы помогать в ресторане, ей еще только пять.