Альбинос (сборник) - Андрей Левицкий

И наконец я понял: Лада Приор все еще любит Марка Сида по прозвищу Альбинос. Любит, невзирая на все страдания, которые он ей причинил.

– Ты врешь, – прошептала она растерянно, и я пожал плечами.

– Конечно, доказать я тебе ничего не могу. Но сама подумай, зачем мне такая ложь? Наверное, я действительно был причиной смерти твоих близких. Ты мне не веришь, но я тебе верю. Из-за меня уничтожили Дом Приоров? Пусть так. Но это… это был не я. Вернее, это было в другой жизни. Я не помню вообще ничего из того, что делал тогда.

– Нет, это снова ложь! Твои змеиные хитрости, увертки… Я не понимаю зачем, но ты врешь! Ты только что придумал это, чтобы сбить меня с толку или разжалобить, или… Ведь так? Отвечай, так?! – выкрикнула она мне в лицо, со слезами на глазах, обеими руками вцепившись в мой воротник.

Больше я не мог сдерживаться. Бросив нож на дно корзины, обнял ее, прежде чем она успела что-то сказать, прижал к себе и впился губами в ее губы.

Когда стало еще холоднее, мы прижались друг к другу и укрылись моей рубахой. Спиртовка погасла, уныло гудел ветер, скрипели плетеные стенки корзины; неуправляемый эвакуатор летел в промозглой тьме.

– Расскажи, как это произошло, – попросил я. – Что такого я натворил? И почему все удивляются, что я остался жив, когда покидал Инкерман?

Лада приподнялась, заглядывая мне в глаза.

– Скажи мне, ты не врешь? – тихо спросила она. – Ты правда потерял память или это опять какая-то твоя уловка?

– Я не помню почти ничего. Иногда в голове вспыхивают какие-то картины… Человек с ножом, прибор с электродами, как меня везут по каменному коридору… Мутанты…

– Мутанты?

– Да, кочевники. Еще какая-то машина в ущелье… И все.

– А мое лицо? Ты даже не можешь вспомнить, что видел его раньше? Видел… вблизи, так же, как сейчас?

Я покачал головой.

– Хотел бы сказать, что помню тебя, но – нет.

Она вздохнула, я положил ладонь на ее затылок, притянул к себе. Голова Лады легла на мое плечо.

– Что я делаю? – прошептала она. – Лежу с убийцей моей семьи…

– Это был кто-то другой. Он остался в прошлой жизни.

– Но с чего тебе меняться, даже если ты потерял память? Может, это и правда, но… – Сбросив мою руку, она снова приподнялась и заглянула в мои глаза. Провела тонкими прохладными пальцами по лбу, скуле. – Нет, мне кажется, ты и правда стал другим. Не внешне, а… ты какой-то не такой. Хотя и тогда ты умел меняться.

Я молчал. Девушка снова легла и спросила:

– Откуда все эти синяки и ссадины?

– Не знаю. Мира решила, что меня пытали кочевники, когда я попал к ним в плен. Ты не ответила, что случилось в Инкермане? И как я сбежал оттуда?

– Твой покойный отец всегда хотел торговать чензиром. А Дома договорились с небоходами, которые большую его часть покупают для себя, а остальное перевозят в Пустошь и продают в Киеве и даже в Москве.

Она говорила негромко, и я прикрыл глаза, внимательно слушая.

– В Раде давно спорят об упущенной выгоде от союза с Херсон-Градом. Ваш базар самый большой на Крыме, один из крупнейших в Пустоши. Херсон-Град стоит на пересечении торговых путей к Мосту и Киеву. Часть гетманов считает, что небоходы потому и заключили договор с Радой, чтобы чензир доставался только им. Дома разделились на два лагеря, споря о чензире, и тут в Инкерман с небольшим отрядом заявился ты. Привез дорогие подарки, попросил слово в Раде…

– Дом Гантаров сразу был против меня.

Я слегка повернулся, потирая ладонью затекшие мышцы на ноге.

– Ты вспомнил? – Лада подняла голову.

– Нет, это само напрашивается.

– Якуб слушать ничего не хотел о союзе с Херсон-Градом и покинул Раду. Ты остался. Влиятельного гостя не принято выставлять за порог. Нашей семье поручили показать тебе Инкерман – мне с братом…

– И я сразу тебе сделал предложение?

– Почти сразу, на следующий день. Мы назначили свадьбу. Брата ты попросил сообщить об этом херсонцам, отец согласился с этим – ответный визит в Херсон сблизил бы наши города. Утром на заседании Рады был взрыв, многие в совете погибли, отец был ранен. Ты исчез. В суматохе я искала тебя. В Инкермане началось… – Она сжала челюсти. – Кто-то устроил пожар на заводе, в поселении началась стрельба, погибла мать. Появившийся в ущелье Якуб обвинил Лонгина в мятеже. Только к вечеру разобрались, что к чему. А комендант Редута еще сказал, что получил из Херсон-Града сообщение по радио, что брат в заложниках…

Небо посветлело. В глазах Лады стояли слезы, она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

– Я запуталась. – Ее голос был едва слышен. – Запуталась. Столько людей погибло. Мать. Брат пропал… Теперь отец.

– Одного не пойму, – сказал я. – Почему все хотят узнать про какую-то находку под склоном Крыма. При чем тут она?

– Не знаю, с карликом разговаривал отец.

– А как я покинул Инкерман? Наверное, это было нелегко сделать…

– Тебя преследовали гетманы. Загнали на завод, но ты сбежал по рельсовой эстакаде. Прыгнул в вагонетку с породой, поехал к меловым бассейнам, а там… Люди видели, как на тебя напали. Какой-то человек в плаще, как у кочевников, с меховым капюшоном на голове. У него было необычное оружие, стреляющее такими… очередями. Вы начали драться, а после он столкнул тебя в гейзер…

– Подожди, – перебил я. – Оружие, стреляющее очередями? Автомат?

– Не знаю, что это такое.

– Так их называют. А этот человек… это был мужчина?

Она покачала головой.

– Я не знаю. Все, кто видел вашу драку издалека, говорили о нем, как о мужчине. Он появился неожиданно, просто выпрыгнул откуда-то…

– Но лица его никто не видел?

– Никто. Но если бы это была женщина, то было понятно, да? Ну, по движениям… В общем, он после этого исчез, а твое тело так и не нашли. Одни считали, что ты провалился в глубину гейзера, другие, что уполз… но тогда нашли бы следы? Ты просто пропал – и вот теперь я вижу тебя снова, невредимого, только в синяках и ссадинах, утверждающего, что потерял память. – Она посмотрела на небо. – А что, если ты потерял память, после как упал в гейзер?

Я покачал головой.

– Нет, не получается. Мира сказала, что я был в Херсон-Граде. Оттуда уехал с отрядом в экспедицию к южным склонам Крыма, прислал почтового ворона, назначил встречу, но не пришел в указанное место.

– В той экспедиции ты и нашел что-то древнее, из времен до Погибели?

– Да. Сестра решила, что меня захватили в плен кочевые мутанты и пытали, поэтому я потерял память. Повезла меня обратно в Херсон-Град, но по дороге я вывалился из термоплана. Выходит, карлик расстался с Мирой, прилетел в Инкерман и все доложил Лонгину.

– Не то чтобы доложил… – начала она, и тут на край корзины села белуша. Сложила крылья, повернула уродливую голову, глядя на нас немигающим черным глазом-бусиной.

– Пошла! – Лада взмахнула руками.

Белуша захлопала крыльями и улетела. За разговором мы не заметили, как наступило утро.

Солнце поднялось над горизонтом, но высоко над землей было по-прежнему холодно.

Перегнувшись через борт, я разглядывал трещину на корзине. Из плетеной обшивки торчали лохмотья войлока – вот почему осколок брони не пробил стенку насквозь.

– Воевода вез меня в Инкерман, – сказал я, нагнувшись за флягой. – Стоило сбегать от него, чтобы прилететь туда же.

Лада молча смотрела вперед.

– Эй, – позвал я, облокачиваясь на борт. – Поешь, там кусок мяса остался.

В ответ она махнула рукой.

– Смотри!

Отпив, я повесил флягу на плечо, потер ушибленный бок и выглянул.

Правый склон Инкерманского ущелья состоял из трех уступов, рассеченных белой полосой водопада. Левый был почти отвесным, его усеивали мшистые островки растительности, среди них чернели входы в забои, под которыми приткнулись площадки из бревен.

Между этим склоном и уступами протянулись три пологие арки – знаменитые мосты Инкермана.

Они находились точно друг над другом. Расстояние между мостами было такое, что там спокойно мог пройти транспортный дирижабль, главное, не зацепить толстые электрокабели, провисавшие под арками. Кабели соединяли шахты в отвесном склоне и гудящие на уступах рядом с водопадом турбины-генераторы.

Со дна ущелья поднимались белые столбы пара – десятки, если не сотни гейзеров били там.

– Это и есть кварталы Инкермана? – Я показал на усеянные крошечными постройками уступы. – Три квартала, правильно?

Лада кивнула.

С возвращением в ущелье она переменилась, стала неразговорчивой, да и смотрела на меня иначе. Казалось, девушка о чем-то напряженно раздумывала.

Самым удивительным в открывшейся взгляду картине было сооружение далеко за водопадом, висящее прямо над ущельем. Поначалу казалось, что тяжелая конструкция парит в воздухе благодаря силе восходящих горячих потоков, но потом ветер разогнал серую дымку, обнажив громадный скальный выступ, наискось выпиравший из правого, населенного склона. На конце кривой скалы и стоял завод по добыче чензира, который гетманы выцеживали из воды в меловых бассейнах. Больше на Крыме никто не умел добывать чензир, потому-то жители ущелья так богаты. Инкерман – самый сильный клан на Крыме и, в конце концов, может подчинить себе всю гору. Кочевые племена слишком малы и плохо вооружены, многочисленные банды, рыщущие по равнинам, никогда не объединятся, а в Херсон-Граде даже нет своего войска, только ополчение, которое созывают при необходимости. До сих пор такой необходимостью становились редкие атаки банд или больших стай панцирных волков, но не крупная война. Против Инкермана херсонцам не выстоять.