Иллюзии успеха - Клод Жост

— Мишель Ванье — это модель, изделие и выставочный экспонат Вале. Позволю себе сказать, что он открыл ее в Лас-Вегасе, в ревю…

Тьебо почувствовал, как его кольнуло где-то в области солнечного сплетения. Лас-Вегас… Дженни Сен-Клер… Макс Дойл, организатор представлений, которому Шарль Вале, кажется, ни в чем не мог отказать… Круг замкнулся!

Может быть, Мишель тоже принимала участие в междусобойчике на вилле в Сен-Жермен?

— Правда ли, что Шальван собирается жениться на ней?

— Ну, это гениальный маневр девчушки, которая намерена отхватить свой приз, если можно так выразиться, примерно через месяц. — Ламблен потянулся, зевнул, потом выпил до дна, не оставив ни капли. — Даже гениям надо поспать. Давно пора в постельку, господин комиссар.

— Согласен. Сейчас доставлю вас к «Якобинцам».

Глава 14

После того, как они миновали несколько мостов, перекрывавших промышленную зону, маленькие серые поселки показались им менее печальными под ярким солнцем, какое всегда бывает при сухом морозе.

— Но она сообщила мне столько интересного, патрон!

— Касаемо чего, Довернь? Признайте, что, увидев, как вы распускаете павлиний хвост пред красоткой, зная, что вы с ней ужинаете, и не найдя вас в вашем номере, вернувшись ночью в гостиницу, я мог бы и призадуматься о природе расследования, которое вы вели…

— Я отработаю, если надо, патрон! — с обидой в голосе заявил Пупсик.

Комиссар улыбнулся:

— Узнаю ваше чувство долга!

Они не виделись с Довернем почти сутки. Утро Тьебо провел со своим коллегой Баррашеном, начальником местной полиции. Обедали они тоже вместе. А в промежутке комиссар связался по телефону с Ламбером и продиктовал тому вопросы для сыщиков Лас-Вегаса, касающиеся Мишель Ванье. Кроме того, он нанес визит вежливости прокурору.

— Вы ведь, конечно, пригласили ее не для собственного удовольствия, а чтобы допросить, так? Ну, скажите же, скажите, что намерены представить мне отчет о расходах!

Довернь засмеялся.

— Вот до этого, патрон, дело не дойдет. Мне удалось совместить приятное с полезным.

— Спасибо, что охотно признаетесь в этом.

Они уже добрались до развилки. Тьебо свернул и медленно поехал по Гран-Фону, где дорога представляла собой широкий бульвар между двумя рядами одноэтажных светлых домиков. На выезде из городка он ускорил ход.

— Ну, и что же вам рассказала прелестница Янник?

— Подтвердила то, о чем мы подозревали: Красавчик Шарль был, мягко говоря, несколько подловат.

— Всего лишь «несколько»?

— Манера говорить…

— Что, она тоже на него жаловалась?

— Ну да…

— Только не говорите, старина, что он взимал с нее сорок процентов зарплаты!

— Деньги ни при чем, патрон. Он с ней спал в течение четырех месяцев, Бог знает чего наобещал, а потом бросил, оставив подарочек.

Довернь не стал уточнять, какого рода был подарок, ограничился вздохом, но Тьебо заинтересовался:

— Какой подарочек?

— Пацана. Ему сейчас три года. Мать Янник воспитывает его в Нормандии.

— Так… Красавчик давал деньги на содержание своего отпрыска?

— Он никогда не хотел признавать его своим… Но в его оправдание Янник говорит, что он всегда находил ей работу. Она из редких помрежей в Париже, которые сразу переходят с картины на картину. Всегда или почти всегда.

На узенькой сельской дороге, куда они свернули, движения не было. С левой стороны деревья взбегали на пологие холмы, протягивая к небу свои обнаженные ветви. Правая была немного ниже, и в кронах тополей, выстроившихся бесконечными рядами, еще сверкали отдельные золотые листья. Деревья словно окаменели, они застыли, будто перед каким-то парадом или смотром в месте, совсем не подходящем ни для каких парадов, — и терпеливо ждали. Ждали, когда придет весна. Который раз Тьебо подивился этому несравненному терпению Природы…

Он поехал медленнее.

— В каких она была отношениях с Красавчиком?

— Благодаря помощи, которую он ей оказывал, между ними установилось что-то вроде перемирия.

— Понятно. А что она знает о его отношениях с Мишель?

— Говорит, что некоторое время они были близки…

То тут, то там, у подножия голубятен виднелись широкие плоские строения ферм, щеголявших своими бело-розовыми черепичными крышами. Казалось, их поместили в центр громадного букета из хвои, зелень которой резко выделялась на коричневом фоне свежей пашни.

Часто попадались и пальмы. Одна, две… Солнце играло в прятки с початками кукурузы в высоких зарешеченных амбарах…

— Не заметила ли она чего-нибудь необычного на вечеринке у Шальвана?

— Нет.

— Когда она приехала к нему?

— Около 21.30.

— Вы, случайно, не спрашивали вашу подругу, зачем это ей понадобилось снова выходить на улицу через полчаса?

Тьебо включил мигалку и, оставив справа шоссе на Пюимироль, свернул. После нескольких виражей дорога вытянулась длинной прямой лентой до Тейрака и пошла параллельно новым шеренгам тополей, таких же неподвижных.

— Выходила?! Янник?!

— Вот именно.

Комиссар притормозил, остановился у обочины, выключил двигатель и повернулся к Пупсику.

— Около 22 часов, как утверждает Элен Мансар, в словах которой у меня нет ни малейших оснований сомневаться, она, расплачиваясь с водителем такси, заметила, как Янник Дютур торопливо возвращается в особняк Шальвана. Возвращается! Элен подчеркнула это.

— Она ошиблась! Янник, наверное, только что пришла. Одной из двоих было наплевать на время!

Тьебо улыбнулся.

— Ну-ну, старина! Забудьте на минуточку, как она прелестна, и вспомните, пожалуйста, что Шарля Вале пристрелили именно между половиной десятого и десятью. Вспомните также, что это именно он сделал ей ребенка. И поразмышляйте над тем, как неуютно прогуливаться ноябрьской ночью по Парижу в цыганской юбке горошком и муслиновой блузке…

Пупсик недоверчиво вытаращил глаза.

— Да-да! Элен категорически утверждает: на Янник, когда она ее увидела, не было ни пальто, ни плаща!

Довернь немного подумал, а когда заговорил снова, в голосе его разом прозвучали сомнение и разочарование:

— Вы… Вы… Но не хотите же вы сказать, что, если она… ну… так легко согласилась… со мной… Это для того, чтобы у меня что-то выведать?

— Не имею права отвергать и такую гипотезу.

Пупсик шумно вздохнул.

— Между нами, старина, где вы провели ночь?

Новый вздох.

— Ужинали в «Оберж де ля Регалетт»…

Повисла пауза.

— Ну, а потом? Там и остались?

— А то где же? Я плохо себе представляю, как мог бы явиться к ней в «Приют якобинцев» или привести к себе в «Золотой рог»!

— Солнечный удар? Любовь с первого взгляда, так?

Пупсик возмутился.

— Послушайте, патрон, она свободная независимая женщина. Более чем совершеннолетняя. И прививка ей уже сделана. Имеет она право поступать так, как ей нравится, или нет?

— А разве я утверждаю обратное?

— Но вас же удивляет, что она бросилась мне на шею в первый же вечер, да? — Он злобно уставился на комиссара.

Тьебо поморщился. Как трудно найти ответ, позволяющий не погрешить против истины, но пощадить при этом чувства младшего в его бригаде!

— Да успокойтесь, старина… Я же не говорю, что вы не привлекательны или что у вас язык плохо подвешен. Очень может быть, что Янник просто захотелось провести с вами ночь. И я вовсе не утверждаю, что она искушала вас исповедаться ей в постели, выдавая служебные тайны. Дайте же мне закончить, старина! Что? Спасибо. Но я говорю и настаиваю на этом: поскольку оказалось, что она была на улице в критическое время, а у меня нет столь же веских, как у вас, причин верить во внезапный непреодолимый порыв, бросивший ее в ваши объятия, — я просто обязан усомниться! Ну, подумайте сами… Станьте с этого момента полицейским — неординарным, я хотел бы в это верить! — но полицейским все-таки…

Тьебо включил зажигание, машина тронулась с места.

На смену тополям пришли десятки гектаров фруктовых садов. Время от времени, достаточно далеко друг от друга, возникали такие же, как раньше, низкие вытянутые строения ферм с их голубятнями и могучими кедрами. Красивые тона зеленого и коричневого дополнялись розовато-голубоватыми переливами неба, освещенного послеполуденным солнцем.

— Что еще она вам сказала?

— Мы перебрали всю группу…

Бешено завопил автомобильный сигнал. Комиссар позволил нетерпеливому водителю обогнать их и продолжал ехать медленно, намереваясь не только полюбоваться пейзажами, но и закончить разговор с Пупсиком до того, как они окажутся у «цирка» Шальвана.

— Что она думает о Мишель Ванье?

— Претенциозная зануда. Таланта на копейку.

— А об Элен?

— Природное изящество. Высокий профессионализм. Приветлива, как все люди, наделенные огромным талантом.