Рай - Абдулразак Гурна

class="a">[35], кого хочешь спроси, — и ничто не могло превзойти в ее глазах совершенства родного острова. Как и ее муж, она была пухлой и добродушной и не могла посидеть молча, если поблизости имелся хоть один слушатель. Юсуфа она засыпала вопросами. Где он родился? Где родились его отец и мать? Где живут его родичи? Знают ли они, куда он попал? Когда он навещал родителей в последний раз? А других родичей? Неужели никто не объяснял ему, как это важно? Есть ли у него нареченная? Почему нет? Когда он собирается вступить в брак? Неужто он не знает, что, если слишком долго откладывать, люди решат, будто с ним что-то неладно? На ее взгляд, он уже достаточно взрослый, хотя, конечно, внешность обманчива. Сколько ему лет? Юсуф уклонялся от этих вопросов как мог. Во многих случаях ему оставалось лишь пожать растерянно плечами, услышав вопросы, каких ему никогда прежде не задавали, или же пристыженно опустить глаза. Вроде бы с этой задачей он более-менее успешно справлялся. Маймуна ворчала недоверчиво, получая такие отговорки, и ее взгляд сулил: рано или поздно она выведет его на чистую воду.

Обязанности у него были такие же, как в лавке дяди Азиза, разве что работы меньше, потому что здешняя торговля не слишком преуспевала. Помимо работы в магазине, следовало подметать росчисть утром и вечером. Он собирал падавшие на землю плоды хлебного дерева, складывал их в корзину — каждый день за ними приходил человек с рынка. Разбившиеся плоды он выбрасывал на задний двор. Сами они этих плодов не ели.

— Слава Богу, мы еще не настолько бедны, — приговаривала Маймуна.

Магазинчик прежде служил перевалочным пунктом для караванов, возвращающихся из глубины страны, пояснял Хамид. Так было до той поры, пока они сами не перебрались сюда, тогда станция и городок при ней процветали. Плодами хлебного дерева кормились носильщики и рабы, они что угодно готовы были съесть после долгого пути по диким местам. Нет, сам он не видит ничего плохого в этих плодах. В своих родных местах они тушили их в кокосовом соусе и ели с жареными сардинами. Видит Бог, то, что они едят теперь вместо плодов хлебного дерева, — вполне скромная пища, хоть это не повод ее презирать. Но вышло так, что плоды хлебного дерева оказались прочно связаны в умах людей, особенно живущих здесь, с рабством.

Юсуфу отвели небольшую комнату в доме, ел он вместе с хозяевами. Всю ночь в доме горели лампы, двери закрывали решетками, оконные рамы запирали сразу с наступлением темноты. Чтобы уберечься от животных и от воров, говорили ему. Хамид разводил голубей, они жили в ящиках под крышей дома. Порой ночью напряженное молчание нарушалось хлопаньем крыльев, а утром во дворе обнаруживались перья и кровь. Голуби все были сплошь белые, с широкими хвостовыми перьями. Хамид уничтожал всех птенцов, чья внешность не соответствовала этому образцу. Он любил поговорить о птицах и о том, как их разводить в неволе. Своих голубей он именовал райскими птицами. Они расхаживали по крыше и по двору, выставляли себя напоказ с безоглядной гордыней, рискуя жизнью, лишь бы похвалиться собственной красотой. Но порой Юсуфу казалось, будто он замечает в их глазах насмешку над самими собой.

Иногда супруги, слушая Юсуфа, обменивались такими взглядами, словно знали о нем больше, чем он сам о себе. Он гадал, что рассказал им дядя Азиз. Поначалу что-то в его поведении казалось им странным, но они не желали сказать ему, в чем дело. Многие его слова они выслушивали с подозрением, словно сомневаясь в его замыслах и намерениях. Когда он пустился описывать потрескавшуюся землю, по которой они ехали, пока не добрались до города, хозяева рассердились, и он почувствовал, что допустил какой-то промах или же огорчил их, обратил их внимание на неизбежные тяготы их бытия.

— Что тебя так удивило? Здесь повсюду сухая земля. Ты рассчитывал на ручейки, на изобильно заросшие уступы? Ну, тут оно не так, — заявил Хамид. — Но, по крайней мере, здесь, у горы, прохладно и нам перепадает сколько-то дождя, хотя и меньше, чем на склонах. Но уж как есть.

— Да, — кивнул Юсуф.

— Не знаю, на что ты рассчитывал, — продолжал Хамид, нахмурившись. — Разве что несколько недель в году, после дождей, здесь, на высоте, тоже бывает так. Но ты бы видел те засохшие равнины после дождя. Видел бы ты их!

— Да, — повторил Юсуф.

— Да — кто? — одернула его Маймуна. — Да, гиена? Да, животное? Называй его «дядя».

— Но у моря все растет, — заговорил Юсуф после небольшой паузы. — При доме, где мы жили, был красивый сад, со всех сторон окруженный стеной. С пальмами и апельсиновыми деревьями и даже гранатами. И каналы, и пруд, и цветущие кусты.

— Ах-ах, где уж нам сравниться с купцами, с такими вельможами, — голос Маймуны резко взмыл вверх. — Мы-то всего лишь бедные торговцы. Ты везунчик, а нам Бог отвел такую вот жизнь. Мы живем здесь, как скот, покорный Его воле. Тебе он дал райский сад, а нам — кусты и заросли, полные змей и хищных животных. И чего ты ждешь от нас? Чтобы мы хулили Его волю? Жаловались, что с нами обошлись несправедливо?

— Наверное, он просто скучает по дому, — вмешался Хамид, улыбаясь, стараясь всех примирить. Маймуна не угомонилась, она все еще бормотала, яростно поглядывая на Юсуфа и явно желая что-то добавить к своим словам.

— Что ж, за все приходится платить свою цену. Надеюсь, он быстро это усвоит, — сказала она наконец.

Юсуф вовсе не хотел сравнивать два сада, но оправдываться не стал. Здесь вместо сотворенных Мзе Хамдани цветов и тени, пруда и плодоносных деревьев по краям заднего двора топорщились кусты, в них выбрасывали мусор. Заросли трепетали потайной жизнью, оттуда поднимались пары гниения и заразы. В первый же день Юсуфа предупредили, что приближаться к этим кустам нужно с осторожностью, остерегаясь змей, и он почувствовал, что это предостережение — своего рода пророчество. А теперь от него ждали каких-то слов, извинений, но он никак не мог сообразить, что сказать, и сидел перед своими хозяевами, онемевший, а их обида все разрасталась.

— Я обычно работал в саду по вечерам, — выпалил он наконец.

Хозяева рассмеялись, Маймуна вытянула руку и погладила его по лицу.

— Кто бы мог сердиться на такого красивого мальчика? Я подумываю избавиться от моего толстяка-мужа и выйти замуж за тебя. Но до той поры ты, пожалуй, мог бы обустроить нам сад, — продолжала она, обменявшись быстрым взглядом с Хамидом. — Заставим-ка его поработать, пока он