Хорёк-писатель в поисках музы - Ричард Бах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не за что.
«Ты не представляешь себе, что ты сделала, Сераджа, — подумал он. — Так вот какая судьба уготована Урбену де Ротскиту! Ему предстоит встретиться с Колибри Стайком!»
Маленькая хорьчиха и ее мама двинулись прочь. Баджирон замер, провожая их взглядом... и тут произошло нечто невероятное! Обе хорьчихи, большая и маленькая, одновременно повернулись и подмигнули ему, а затем так же одновременно подняли лапы, помахали Баджирону на прощание и скрылись из виду.
Писатель похолодел.
«Что это было? Что же произошло на самом деле? Действительно ли я просто ослышался? Или все-таки эта малышка сказала именно то, что я услышал? Действительно ли они пришли сюда просто за автографом? А вдруг это были ангелы-хорьки в обличье мамы и дочки? Или хорьки-философы, явившиеся подарить мне историю, которую я никогда не нашел бы сам, без их помощи?»
Он задумчиво посмотрел на то место, где только что стояли его таинственные посетительницы, затем — на открытую дверь магазина, на плотный поток пешеходов за стеклянной витриной.
«Нет, хорьчихи так не подмигивают, — подумал он. — Тем более — мама и дочка одновременно! Они словно заглянули мне в самое сердце!»
«Ну конечно! — воскликнул он про себя чуть погодя. — «Стайк и гордый граф»! Блестяще, просто блестяще! Какой контраст! Один — воплощенная легкость, другой — такой тяжелый и усталый. О, как замечательно! Посмотрим, что откроет для себя граф... Найдет ли он в маленьком колибри то самое главное, чего не смогла ему дать вся аристократия Европы?»
«Кто бы вы ни были, — подумал писатель, снова поворачиваясь к столу, — простые смертные или блаженные духи, обычные хорьки или мудрые философы, все равно — спасибо вам!»
И когда очередной щенок протянул ему книгу на подпись, писатель пристально посмотрел на него и спросил:
— Что ты знаешь о хорьках-ангелах?
Глава 27
Чету знаменитых писателей разместили в отеле на Мэдисон-авеню, неподалеку от Издательского дома «Хорек», в номере люкс, который Баджирон оценил про себя как удобный, но слишком дорогой. Угловое окно выходило на город, северное — на парк. За окном в западной стене виднелась река и все, что за нею, до самого горизонта. А где-то там, за горизонтом, была Монтана.
Баджирон скучал по дому, по свежему утреннему воздуху, по холмам и речке Прыг-Вбочке. Он скучал по Слиму, Везунчику и Пыльке. Когда-то он любил большой город с его энергией, бьющей через край, но теперь эта кипучая деловитость Нью-Йорка лишь пробудила в нем тоску по неторопливой сельской жизни, покою и уединению.
На центральном столе в гостиной красовался огромный букет — целая радуга цветов, обратившаяся в натюрморт рядом с бутылкой искристой талой воды и поздравительной открыткой от издателей: «Хорьчихе Даниэлле... Желаем счастья...».
С пристенного столика пыталась воспарить к потолку набитая шоколадками плетеная корзина: целая стая вишнево-красных воздушных шариков тянула ее кверху за ручку. Сверху на шоколадках тоже лежала открытка: «Стайку — самому лучшему в мире колибри!».
Баджирон отвернулся от окна, прошел в другую комнату, вздохнул и плюхнулся в низко подвешенный атласный гамак.
— Ну как? — окликнул он Даниэллу. — Как дела?
Даниэлла появилась на пороге; вид у нее был усталый.
— Очень весело, — сказала она. — Но я скучаю по дому.
— Уже немного осталось, — утешил ее Баджирон. — Всего семнадцать городов.
Усталость на мордочке Даниэллы сменилась решимостью:
— Это будет нетрудно. Мне так нравятся мои читатели!
— И мне — мои. Мои на твоих совсем непохожи.
Даниэлла вдруг улыбнулась.
— А что с тобой случилось там, в магазине? Я на тебя посмотрела — и вижу, ты словно чего-то испугался. Что стряслось?
Баджи рассказал ей о странном совпадении — о том, как он дважды ошибся в маленькой хорьчихе, принесшей ему в подарок чудесную идею.
Даниэлла пожала плечами.
— Хорьки-философы?
— Может быть. А что бы сказал мне сейчас хорек-философ? «Забудь обо всех совпадениях — просто напиши этот рассказ!»
Баджи возвел глаза к небесно-голубому потолку, покрытому белыми фресками в античном духе, со сценами из жизни древнегреческих хорьков.
— Что произошло бы с Урбеном де Ротскитом, повстречайся он со Стайком? Он стал бы проще! А если бы он стал проще, то что для него оказалось бы самым главным на всем белом свете?
Уютно устроившись в роскошном атласном гамаке, они беседовали до глубокой ночи.
Напоследок Даниэлла спросила:
— Как ты думаешь, Баджи, мы с тобой — хорошие писатели?
Баджирон надолго задумался и в конце концов ответил вопросом на вопрос:
— А мы с тобой любим свои книги?
Глава 28
Город еще крепко спал, когда Баджирон пробудился, не в силах утихомирить звучащий у него в ушах тоненький голосок: «Вы напишете для меня про Стайка и гордого графа?»
Ни компьютера, ни пишущей машинки... Стараясь не потревожить спящую Даниэллу, Баджирон выскользнул из гамака и разыскал свою авторучку и пачку визитных карточек. Он тихонько прошлепал в гостиную, включил лампу и свернулся калачиком в углу дивана.
Кинамон только шепнул едва слышно, и вот история уже была готова — простая, захватывающая и неотвратимая. Писателю оставалось только наблюдать за тем, как она разворачивается у него на глазах, и все записывать:
«Высоко в небе, над снеговыми тучами Венгрии, стремительно мчалось озаренное солнцем крошечное пятнышко цвета рубина пополам с зеленым лаймом. Колибри Стайк направлялся на поиски графа Урбена де Ротскита, хорька-актера, обворожившего и сведшего с ума весь континент.
Прорезая в полете завесы тумана и высматривая далеко внизу замок Ротскита, колибри думал о том, что граф чего-то ужасно боится... Но чего? Стайк понятия не имел...»
Глава 29
Несколько часов спустя, между интервью для журнала «Знаменитые хорьки» и предстоящим выступлением по спутниковому телевидению, Даниэлла и Баджирон приехали на встречу с Хорьком Воксхоллом и штатом Издательского дома «Хорек».
В конференц-зале их уже ожидал изысканный ланч, доставленный по заказу из ресторана: салаты из сельдерея и свежего перца, украшенные завитками орехового масла и шоколадными хлопьями, и талая вода из гор Монтаны.
Только на этом собрании Даниэлла поняла, как много хорьков трудилось ради того, чтобы книги ее в конце концов попали на рынок.
Главная художница, Хорьчиха Триси, немножко оробела при виде знаменитостей, отчасти и ей обязанных своей славой.
Со своим редактором, Хорьчихой Марлой, Даниэлла впервые встретилась нос к носу.
А еще здесь были Эрих из Производственного Отдела и Пол из Отдела по Авторскому Праву, Бонбон из Отдела Рекламы и Мирабелла, помощница мисс Шатеору, из Отдела по Связям с Общественностью, и еще множество хорьков — веселых и задумчивых, энергичных и застенчивых, настоящих, живых хорьков, которые, подобно владельцам «Черной маски», всю свою жизнь провели в волшебном мире печатного слова.
Лапку Даниэллы мягко накрыла чья-то огромная лапа:
— Хорек Маркем, Печатник. Хотел вас поблагодарить. С вами мы без работы не останемся! Я не упустил бы шанса повстречаться с вами, даже если бы пришлось остановить пресс! — воскликнул он и добавил, широко ухмыльнувшись: — Но до этого не дошло...
Кроме сотрудников издательства, на встречу пришло несколько библиотекарей — старинных друзей Воксхолла.
— Насчет «Лапа — раз, лапа — два...» Баджирон... Мы получили пять экземпляров, и до сих пор ни один не простоял на полке больше дня! Однажды Катрина увидела, как вашу книгу сдали на минутку, а другой читатель тут же ее и сцапал. Посмотрела она на это дело и говорит мне: «Дэррил, этот щенок не так-то прост! Надо бы присматривать за этим Хорьком Баджироном...»
Сегодня Баджирону и Даниэлле открылась еще одна тайна. Они поняли, что для всех, кто собрался здесь, писатели — это не просто интересные хорьки, а основа основ всего их образа жизни. Где бы сейчас были все эти редакторы, печатники и библиотекари, не будь на свете писателей? Поэтому их участие и доброта объяснялись не одной только вежливостью: к своим гостям издатели питали такую же нежную и неподдельную любовь, как дети — к родителям.
Все расселись за столом; последней явилась Беатриса Шатеору. Она вручила президенту компании стопку каких-то бумаг и села напротив писателей.
— Ну как, — спросила она, — вы еще держитесь? Лапы не устали от автографов?
— Это хорошее упражнение, — отшутился Баджирон. — С каждым автографом наши лапы становятся все сильнее и сильнее.