1916. Война и Мир - Дмитрий Миропольский

– Купите картину! – потребовал у Ронге стоявший рядом с мольбертом хмурый угловатый парнишка лет двадцати.

Капитан окинул его взглядом. Автор жухлых акварелей А. Гитлер пытался спрятать свои комплексы за нарочито наглым тоном. Ронге по профессиональной привычке прикинул, как его могут звать. Альфред? Адольф? Арнольд?

– Купите! – повторил Гитлер. – Или денег жалко?

Ронге не ответил и двинулся дальше сквозь гуляющую толпу. Его вдруг словно кольнуло: все эти люди ничего не знают!

Они не знают, что в одном из лучших венских отелей покончил с собой самый известный контрразведчик Австрии, которого прочили в начальники Генерального штаба. Им не ведомо, что перед тем, как пустить пулю в висок, он продал своим коллегам – заклятым друзьям из Петербурга, как их называли в Evidenzbüro, – сверхсекретные планы наступления австрийских войск на Россию и Балканы.

Они не знают, что скоро начнётся война. Так скоро, что малыши, сопящие сейчас в колясках, не успеют подрасти – разве что скажут первые слова и сделают первые шаги, не больше. А их родители рассчитают румяных нянек и увезут своих чад к родственникам в Альпы, надеясь отсидеться вдали от стрельбы и взрывов.

Молодой женщине с вызывающим взглядом станет не до броских туалетов. Толстяку придётся изрядно похудеть – возможно, к радости жены-валькирии. Бездарным художникам – скучному аккуратисту Гитлеру и второму, с длинными волосами и девушкой, – скорее всего, придётся надеть военную форму и топать на фронт…

Все эти люди живут себе спокойно, радуются, грустят, гуляют, любят – ничего не зная. А он, Максимилиан Ронге, знает, что ждёт каждого из них. Но должен молчать. И даже если он что-то скажет – ничего не изменится. Ничего не изменится от того, что делает каждый день в своём кабинете начальник агентурного отдела Evidenzbüro капитан Ронге. Не изменится ни в жизни страны, ни в жизни каждого из этих людей на Штубенринге, Паркринге и любой другой улице Вены.

Сегодня ценнейший вражеский шпион мёртв. Сегодня австрийцам – кроме Редля – повезло больше, чем русским. Но удача капризна и ветрена. Завтра она отвернётся от Вены и повернётся к Петербургу. И уже там станут праздновать победу, раздавать ордена и примерять новые погоны.

Скоро найдутся новые шпионы – с обеих сторон. А война всё равно случится. Всё равно она будет страшной и кровопролитной. Всё равно армия Австро-Венгерской империи начнёт наступление на армию Российской империи. Хоть по старому плану, хоть по новому – если в штабе успеют его разработать до начала войны. И всё равно с обеих сторон погибнут люди. Очень, очень много людей… До чего же тошно…

Максимилиана Ронге и правда подташнивало, а в голову лезли мысли, совсем ему не свойственные. Только сейчас капитан вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего дня.

Он устроился за столиком в парке, на террасе ресторанчика рядом с Курзалом. Внутри шёл концерт – оркестр играл Штрауса, и юные бальные пары вальсировали для увеселения праздной публики. Ронге расправился с огромным, как положено, венским шницелем и принялся тянуть горьковатое пиво, разглядывая знаменитый золотой памятник автору «Голубого Дуная».

На самом деле Максимилиан почти не почувствовал вкуса еды. И не сияющий композитор, что парил со скрипочкой в руках на фоне беломраморной арки, занимал сейчас его мысли.

Надо было признать: разоблачение Редля действительно произошло почти случайно. Как мог попасться в самую простую, наудачу расставленную ловушку человек, учивший Ронге и многих его сослуживцев по контрразведке, – оставалось загадкой. К тому же Максимилиан чуть было сам не предупредил Редля: хотел ведь похвастаться чёрным кабинетом и перехваченными письмами для Никона Ницетаса!

Известие о предательстве полковника ошеломило всех настолько, что Редля едва не упустили. Пока докладывали по команде, повторяя, что ошибка исключена; пока получали у коменданта города санкцию на арест офицера такого ранга – Редль не только успел уничтожить секретные записи, но даже поужинал с давним приятелем, прокурором Верховного кассационного суда Виктором Поллаком.

Череда невероятных событий отказывалась укладываться в сознании.

Глава военной контрразведки с многолетним стажем, легенда борьбы с иностранными шпионами – оказывается одним из них! И накануне войны выдаёт врагу ценнейшие военные секреты.

Светский лев и любимец женщин перед смертью вдруг называет имя своего любовника – молоденького венгерского лейтенанта Штефана Хоринке, и объясняет предательство тем, что русские-де шантажировали его, а любовник беспрерывно тянул и тянул деньги.

Окружённый полицейскими агентами изменник и проваленный шпион сидит в отдельном кабинете умопомрачительно дорогого ресторана «Ридхоф» с прокурором, вместе с которым не раз выступал на процессах по делам изменников и проваленных шпионов…

Тут Ронге непроизвольно усмехнулся, вспомнив, как Редль приглашал его в ресторан. Что ж, это был шанс оказаться на месте Поллака и выслушать исповедь за изысканным ужином стоимостью больше месячного капитанского жалованья: когда полковник понял, что игра проиграна, – он шикарно провёл свои последние часы и успел прокутить часть шпионского гонорара…

– Счёт! – Ронге взмахнул рукой, и улыбчивый официант поспешил к кассе.

Очевидно, у Evidenzbüro сейчас возникнут серьёзные проблемы. Надо будет найти виновных в том, что Редль десяток лет безнаказанно шпионил на русских. Допустим, Ронге как автора удачной операции не тронут. По крайней мере, сразу. А вот на дальнейшее надо подстраховаться.

Уже давно в голове Ронге зрел план. Вернее, пока не план, а лишь намётки плана. Рассуждения, постепенно обретавшие форму.

Полковник Редль принудил его затвердить науку Сунь Цзы.

Умеющий управлять врагом – развёртывает соединения так, что враг должен отозваться. Он предлагает то, что враг может схватить. Он завлекает врага выгодой – и после ждёт со своими войсками.

О жизненной энергии Ци учил старый китаец.

Можно с корнем вырвать Ци трёх армий, можно отнять разум полководца. Утром Ци врага – пылающая; в течение дня Ци становится вялой; к сумеркам Ци истощается. Умело использующий армию – избегнет пылающей Ци врага и нанесёт удар, когда Ци вялая или истощена. Вот путь управления Ци.

И главное, рассуждал Ронге: враг на то и враг, чтобы думать и вести себя по-своему – не так, как ты. Надо влезть во вражескую шкуру, понять его мысли, проникнуться ими – только тогда можно победить!

С давних пор австрийские военные традиционно проходили стажировку в России. Молодой Редль, например, в Казани, а Ронге – на Дону. Там он, совсем ещё желторотый, хорошо запомнил русскую формулу, которую со смехом поведал ему казачий офицер с фамилией германского дворянина – фон Вик:

– Бей своих, чтобы чужие боялись!

Эту формулу и хотел использовать капитан. Для того и копался он в аналитике, чтобы найти способ – заставить врага бить своих.

Перед войной и особенно после начала войны русские будут разжигать в народе ненависть к немцам. Это как дважды два. И тут уж всё едино – что германец, что австриец, что швед или датчанин. Из Конотопа, Тобольска или станицы Новодеревянковской не разглядишь, кто есть кто.

Очень хорошо, думал Ронге. Русские начнут разжигать ненависть, а мы им поможем. Пускай знают: немец – значит, враг. Пускай возьмутся за своих инженеров и врачей с подозрительными фамилиями. Пускай бьют гвардию и флот, штаб-офицеров и генералов с адмиралами… Да-да, и к императорской семье пусть повнимательнее приглядятся. Женщина по имени Алиса Гессен-Дармштадтская русской быть не может!

Пускай русские бьют своих. А мы ещё посмотрим, бояться или радоваться.

Ронге заплатил, оставил официанту хорошие чаевые и энергичной походкой двинулся обратно в сторону штаба. Полковник Редль, наконец, умер для него. Скандала получиться не должно. Газеты в Австрии и за рубежом цитируют заявление Венского телеграфного агентства о самоубийстве несостоявшегося начальника императорского и королевского Генерального штаба Альфреда Редля. Он работал без сна и отдыха – и пал жертвой нервного истощения:

Высокоталантливый офицер, которому предстояла блестящая карьера, находясь в Вене при исполнении служебных обязанностей, в припадке сумасшествия…

Глава XVII. Санкт-Петербург. Пощёчина в «Пале-Рояль»

– Скажите на милость, Давид Давидыч, почему на книжных развалах можно купить всё… ну, буквально всё, от прижизненного Пушкина до «Посмертных записок Пиквикского клуба», а Маяковского – не купить?

– А потому, Владим Владимыч, что нету пока у Маяковского книжек. Нету! И покупать нечего. Это вы хотели услышать?

Двое футуристов – или, по Хлебникову, будетлян, – прошли Невским проспектом от Зимнего дворца и Адмиралтейства почти до Знаменской площади. Там перед Николаевским вокзалом недавно соорудили памятник Александру Третьему.