1916. Война и Мир - Дмитрий Миропольский

С кузеном они были похожи, как две капли воды, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте. Более старший принц Джорджи похвалялся сделанной в Иерусалиме великолепной татуировкой с изображением Вифлеемской звезды. В Японии кузен отвёл своего молодого друга к легендарному мастеру Хоре Кио, который когда-то наколол красочного дракона отцу Джорджи.

С тех пор прошло уже больше двадцати лет. Умерла королева Виктория, и отмеченный драконом отец Джорджи стал английским королём Эдуардом Седьмым. Потом и он умер, Джорджи наследовал ему, – так что Вифлеемская звезда украшала теперь плечо короля Георга Пятого. А российскому императору на память о Японии остались сабельный шрам и изящная татуировка: цветок лотоса.

Да, шрам, татуировка – и ещё эта ноющая боль. Придворный врач Боткин предположил, что от удара самурая у Николая Александровича разошлись кости черепа, и на месте трещины образовался нарост, вроде мозоли. Со временем нарост начал давить на сосуды и мозг – это вызывало мучительную мигрень.

Если бы можно было заглянуть в голову и узнать, что же там болит на самом деле! Конечно, в Германии профессор Рентген уже опубликовал результаты своих удивительных опытов и даже получил за них первую в истории Нобелевскую премию по физике. Но кто бы осмелился подвергнуть исследованию икс-лучами голову монарха?! И без крайней нужды оперировать августейший череп, сверлить в нём дыру – тоже непозволительная роскошь…

Под нежными женскими пальцами боль, огнём терзавшая голову Николая Александровича, постепенно собиралась в точку где-то справа от темени. И затухала, затухала, переставала пульсировать, и до следующего приступа оставляла в память о себе только онемевшее пятно с пятак размером…

– Аликс, дорогая, ты снова спасла меня, – сказал император и, подняв глаза, посмотрел в склонившееся над ним лицо жены.

Она позвонила в серебряный колокольчик. Появившемуся слуге по-русски приказала подать кофе и снова перешла на английский:

– Так чем же сегодня тебя расстраивал Коковцов?

Николай Александрович пересел в кресло и закурил душистую папиросу. Отборный табак ему присылал в подарок турецкий султан.

– Олимпийскими победами, – наконец, нехотя ответил он. – Россия на шестнадцатом месте, можешь себе представить? Команд нет и трёх десятков, а мы среди них – шестнадцатые! Ни единой золотой медали, только два серебра и две бронзы! Знаешь, как остряки уже называют наше выступление? Цусимой! А «Бирму» предлагают переименовать в «Титаник»!

Цусима была ещё одной японской болью императора. В девятьсот четвёртом году угроза революции в России стала опасной реальностью, и министр внутренних дел, шеф корпуса жандармов Вячеслав Константинович фон Плеве, высказал мысль:

– Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война!

Министр следовал простой логике: что может сплотить нацию сильнее, чем схватка с общим врагом? Тем более, война подвернулась как по заказу – Япония заявила претензии на Дальний Восток и угрожала интересам России. Государь сопротивлялся до последнего, но после японского ультиматума, оказавшись в безвыходном положении, отдал приказ воевать.

Плеве вскоре погиб от бомбы очередного террориста. Революция всё равно разразилась через год после начала войны. А Россия, за чередой поражений потерявшая в Цусимском сражении эскадру адмирала Рожественского, вынуждена была просить у Японии унизительного мира. И теперь писатель Куприн язвительно сравнивает выступление российских олимпийцев с позором Цусимы!

Что касается «Титаника», то гибель этого гигантского лайнера обсуждали до сих пор, хотя со времени его крушения минуло уже полгода. В апреле самый большой пароход в мире отправился в своё первое – и, как оказалось, последнее плавание из Старого Света в Нью-Йорк. Фантастическая роскошь судна и брошенный стихиям вызов обернулись трагедией для полутора тысяч пассажиров, нашедших смерть в ледяных водах Атлантики. Предлагались всё новые и новые версии о причинах катастрофы, одна невероятнее другой.

А «Бирмой» назывался океанский пароход, который обычно курсировал тем же маршрутом и ходил в тот же Нью-Йорк. Судно зафрахтовал Российский олимпийский комитет при поддержке правительства. Так предполагалось разом решить все проблемы с поездкой многочисленной делегации в Стокгольм и жильём на время Игр. Идея с пароходом сулила солидную экономию, да и спокойнее как-то, когда все свои под рукой.

В Швецию на «Бирме» отправились сто восемьдесят российских спортсменов, полсотни сопровождающих и чиновников. Огромный корабль вместил не только делегацию, но и лошадей, автомобили, спортивные снаряды – в общем, всё, что только могло понадобиться на Олимпиаде…

– Почему же получается так, что и в спорте у нас не получается? – замысловато спросил Николай Александрович.

Он сделал глоток ароматного кофе – жена распорядилась очень кстати! – запил холодной водой, посмаковал и закурил новую папиросу.

Александра Фёдоровна принялась за вышивание.

– Вот именно что получается, – сказала она. – Так и должно быть. Посуди сам, Ники: немцы педантичные и воинственные, поэтому воюют. Англичане изобретают игры, которые лучше всего подходят их национальному характеру, поэтому выигрывают. Скажи мне: кто-нибудь в мире, кроме русских, играет в лапту?

– Американцы, – после секундного размышления ответил император.

– Американцы играют в бейсбол, – возразила ему жена. – Похоже, конечно, но всё же не лапта. Хорошо, пусть не бейсбол. В городки твои любимые уж точно нигде не играют.

– И очень зря. Тут бы мы их всех… А помнишь, как провожали «Бирму»?

Погода над Финским заливом стояла лейб-гвардии петергофская, как называл её Николай Первый: яркое солнце и редкий для здешнего побережья полный штиль. В Петергофе вся семья императора погрузилась на катер, который в символическом благословении обошёл кругом отплывающего парохода с российскими олимпийцами. Это было красиво и торжественно…

– Помню, – улыбнулась императрица. – А ты помнишь, что учудил Воейков?

Командир гвардейского гусарского полка генерал Воейков получил назначение официальным представителем России на Пятой Олимпиаде и тут же принялся активно действовать. Для начала он отправил «Бирму» часом раньше, причём решение принял в последний момент, не предупредив о том добрую половину пассажиров. Некоторым, что прибыли на причал загодя, повезло и они успели взойти на борт. Остальные, среди которых оказался и председатель Олимпийского комитета – действительный статский советник Срезневский, – увидали с берега удаляющийся пароход.

Пожилого Срезневского едва не хватил удар. Наконец, безвинно опоздавшие погрузились на быстроходный буксир и догоняли «Бирму» уже далеко в заливе. Права была императрица Александра Фёдоровна: всё получалось очень по-русски!

По-русски, эдаким барином, повёл себя Воейков и дальше. Не пожелав путешествовать вместе со всей делегацией, он отправился вслед за пароходом на императорской яхте «Стрела». Балтика встретила суда туманом, в котором они скоро потеряли друг друга, так что снова официальный представитель России объявился перед спутниками уже только в Стокгольме.

Тут оказалось, что многим олимпийцам не успели оформить заграничные паспорта. Потом выяснилось, что «Бирма» ошвартована вдалеке от спортивных баз, и к месту тренировок надо долго добираться. Многие выступления становились неожиданностью для спортсменов, которые не знали: где, в какой день и час им выступать… И всё это тоже было вполне по-русски.

– Но футболисты-то наши каковы, а?! – Император в сердцах хлопнул себя по колену. – Продули всем, кому смогли! Финнам, норвежцам… Про германцев я вообще молчу.

– Ники, успокойся, иначе у тебя снова разболится голова, – строго сказала Александра Фёдоровна. – Норвежцам они проиграли, потому что не успели прийти в себя после немцев. И поле там было – сплошной морской гравий…

– Норвежцы играли на том же поле, но выиграли.

– Вы с матушкой можете радоваться, что Дания попала в финал!

Александра Фёдоровна не удержалась и съязвила: у неё не ладились отношения со свекровью, вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной – бывшей датской принцессой Дагмар.

Датчане действительно дошли до финала, но в решающей схватке проиграли родоначальникам футбола – сборной Англии – со счётом 2:4.

– Надеюсь, ты поздравила кузена Джорджи и всех своих, – колкостью на колкость ответил Николай Александрович.

Некоторое время они молчали. Императрица делала стежок за стежком: на канве, зажатой в пяльцах, проступали очертания средневекового немецкого замка. Император прикрыл глаза и наслаждался глотками горячего кофе в очередь с холодной водой. Пару раз Александра Фёдоровна бросала на мужа быстрые взгляды. Наконец, она не выдержала: