Рождество Желтофиолей - Лиза Клейпас

Он улыбнулся.

— Вы, как всегда, сияете. Надеюсь, вы в полном здравии? А Блэндфорды и леди Натали?

— Да, все хорошо. Не думаю, что леди Натали знала, что вы непременно будете, иначе она упомянула бы об этом.

— Верно, я не планировал сюда приезжать, — признал он. — Меня ждали родственники в Шропшире. Боюсь, я уговорил лорда Уэстклифа пригласить меня в Гемпшир. — Он замолчал и добавил серьезно: — Видите ли, я узнал о планах лорда Блэндфорда в отношении его дочери и… этого американца.

— Да, мистера Боумена.

— Мое единственное желание видеть леди Натали счастливой и хорошо устроенной, — тихо сказал Трэверс. — Для меня непостижимо, как Блэндфорд может думать, что этот союз будет наилучшим для нее вариантом.

Поскольку согласие Ханны могло было быть воспринято, как критика ее дяди, она осторожно прошептала:

— У меня тоже есть сомнения, милорд.

— Несомненно, леди Натали доверилась вам. Что она говорит по этому поводу? Ей нравится этот американец?

— Она склонна обдумать эту партию, чтобы сделать приятное лорду Блэндфорду, — призналась Ханна. — Кроме того… мистер Боумен не лишен привлекательности. — Она замолчала и моргнула, увидев, что в дальнем конце прихожей Рэйф Боумен разговаривает со своим отцом. — Вообще–то, мистер Боумен стоит вон там.

— Тот, что невысокий и полный? — с надеждой в голосе спросил Трэверс.

— Нет, милорд, это старший мистер Боумен. Его сын, тот, что повыше, и есть джентльмен, за которого лорд Блэндфорд мечтает выдать леди Натали.

С одного взгляда Трэверс увидел все, что ему нужно было знать. Рэйф Боумен был чересчур красив, и его непринужденная поза ничуть не скрывала мощь стройного тела, находившегося в прекрасной физической форме. Его густые черные волосы растрепались от ветра, а на щеках, по возвращению с улицы, играл здоровый румянец. Угольно–черные глаза холодно и оценивающе скользили по комнате, на губах таилась еле заметная пренебрежительная улыбка. Он выглядел настоящим хищником, что делало еще более удивительным воспоминание Ханны о таящейся в нем нежности.

Для джентльмена типа лорда Трэверса, соперник вроде Боумена был худшим из кошмаров.

Ханна услышала, как он тихо пробормотал:

— О Боже!

— Вот именно.

***

В бальный зал вошла Эви, несущая тяжелую двуручную корзину.

— Вот п–последние, — сказала она. Эви только что вернулась с кухни, где с парой посудомоек наполняла маленькие бумажные фунтики орехами и сухофруктами, а затем завязывала их красными ленточками. — Надеюсь, этого хватит, учитывая, что у нас т–такое большое … — Она замолчала и удивленно посмотрела на Аннабел. — А где Лилиан?

— Я тут, — послышался из–под дерева приглушенный голос Лилиан. — Драпирую ствол елки. Хотя это неважно, потому что его почти не видно.

Аннабел улыбнулась и приподнялась на мысочки, чтобы повесить маленькую тряпичную куклу на самую высокую ветку, до которой она смогла дотянуться. В белоснежном платье, с волосами цвета меда, уложенными колечками, и с раскрасневшимися от усилий щеками, она сама выглядела как рождественский ангел.

— Тебе не кажется, что мы зря выбрали такое высокое дерево, дорогая? Боюсь, мы будем украшать его до самого кануна Крещения.

— Оно и должно быть высоким, — ответила Лилиан, выбираясь из–под дерева. С хвоей в черных волосах и кусочками ваты, приставшими к платью, она вовсе не походила на графиню. И по широкой ухмылке было ясно, что это ее нисколько не волнует. — Эта комната похожа на огромную пещеру, так что маленькое дерево будет смотреться здесь просто глупо.

В ближайшие две недели в бальном зале должны были проходить всевозможные мероприятия: танцы, различные игры и любительские представления, а также большой бал в сочельник. Лилиан решила, что елка должна быть как можно роскошнее, чтобы добавить праздничной атмосферы. Однако ее украшение оказалось гораздо более трудной задачей, чем она предполагала. Слуги были так заняты по дому, что никого из них нельзя было привлечь к дополнительной работе. И, поскольку Уэстклиф запретил Лилиан и ее подругам залезать на лестницы и высокие табуреты, верхняя половина дерева до сих пор оставалась абсолютно голой.

В довершение всего, новая мода на платья с узкими рукавами и приспущенной линией плеча не позволяла дамам высоко поднимать руки. Когда Лилиан вылезала из–под елки, послышался громкий треск рвущейся ткани.

— Проклятье! — воскликнула Лилиан, изворачиваясь, чтобы увидеть зияющую дыру под правым рукавом. — Это уже третье платье, которое я порвала за эту неделю.

— Мне не нравится этот новый фасон, — уныло заметила Аннабел, сгибая свои красивые руки в пределах амплитуды, ограниченной рукавами. — Довольно досадно, когда не можешь поднять руки вверх. И Изабеллу держать неудобно, когда ткань так впивается в плечи.

— Я поищу н–нитку с иголкой, — сказала Эви, заглядывая в коробку, стоявшую на полу.

— Не надо, принеси ножницы, — решительно сказала Лилиан.

Насмешливо улыбнувшись, Эви подчинилась.

— И что мне с ними делать?

Лилиан, насколько это было возможно, подняла вторую руку.

— Разрежь так же с этой стороны.

Не моргнув глазом, Эви осторожно прорезала в шве под рукавом дыру в несколько дюймов, в которой показалась обнаженная кожа.

— Наконец–то свобода! — Лилиан вознесла руки к потолку, как какая–нибудь язычница, поклоняющаяся солнцу, и в подмышках стали видны зияющие дыры.

— Интересно, может, я стану законодательницей нового стиля?

— Платья с дырами? — переспросила Аннабел. — Сомневаюсь, дорогая.

— Как чудесно иметь возможность дотягиваться куда хочешь. — Лилиан взяла ножницы. — Аннабел, хочешь, я и тебе платье подправлю?

— Не подходи с ними ко мне, — твердо ответила Аннабел. Она с ухмылкой покачала головой, глядя, как Эви торжественно подняла руки, чтобы Лилиан прорезала дыры под ее рукавами. Вот за это она и любила робкую и благовоспитанную Эви — та всегда была готова присоединиться к какой–нибудь дико непрактичной задумке или авантюре. — Вы, что, обе с ума сошли? — спросила Аннабел со смехом. — Ох, Эви, она на тебя плохо влияет.

— Она вышла замуж за Сент–Винсента, куда хуже влияющего на нее, — возразила Лилиан. — После него мне уже ничего не остается. — Согнув руки и помахав ими, она потерла ладони. — Итак, вернемся к работе. Где коробка со свечами?.. На этой стороне я прикреплю их побольше.

— Может, споем, чтобы немного скоротать время? — предложила Аннабел, привязывая на кончик ветки ангелочка, сделанного из хлопковой ваты и кружевного носового платка.

Как три трудолюбивых пчелки, они двигались вокруг дерева, напевая «Двенадцать дней Рождества». Работа прервалась, когда они дошли в песне до девятого дня.