Очерк и публицистика - Борис Куркин

Это потребует изменения самой системы целеполагания российской государственности, что означает ее кардинальное оздоровление и преодоление ситуации, когда почти повсеместная и практически не скрывающаяся коррупция производит впечатление не преступления, но основы государственного строя.

Такое изменение представляется возможным в условиях системного кризиса, к которому данная управляющая система неминуемо приведет страну. Утратив управление в условиях развертывания кризисных тенденций российского общества (нехватка средств из-за растущей коррупции; межнациональный кризис, разрушение технологического наследства советской цивилизации, внутрибюрократический межклановый конфликт), часть управляющей системы покинет страну, не желая рисковать интересами своих выведенных за рубеж активов. Это приведет к фактическому разрушению сложившейся системы и создаст условия для ее переформатирования.

Всесторонняя подготовка к этому моменту должна быть главным делом всех ответственных сил и элементов современного российского общества.

ПАВЕЛ ЛАВРЁНОВ «ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ РОССИЯ…». Камчатские зарисовки

ДЕНЬ ПОБЕДЫ

Уютное, тихое местечко, и от города не вдали. Нежное, беззащитное название — Паратунка. В нём и детскость, и неожиданность звучания, и приятное выговаривание. А вокруг лесистые сопки и высокая купольно-небесная синь.

Жилой посёлок безлюден. Редко проедет машина, даже рейсовый автобус не всегда завернёт. Никлые домики, привычные огороды и непутёвые, завалившиеся изгороди — картинка, от материковой деревни не отличишь. И только воздух — тонкий, свежий, бодрит особым холодком и напоминает, это — Камчатка. Избушка с высохшим православным крестом, маковка молельни цельновырублена из комля дерева — тоже примета, железо на Дальнем Востоке в цене.

Май, а снег лежит полутораметрово, плотный, синий, крупнозернистый и совсем не холодный. Можно ходить разоблачась, и не зябко, до поры, конечно, потом замечаешь, настыл, но одеваться всё равно не хочется.

Сегодня в Паратунке, как и по всей стране, отмечают день Великой Победы.

При дороге стоит фанерный вагончик — шашлычная, машин понаехало к ней с дюжину. На пятачке толкутся парни, курят, на их плечах преданно виснут девчата. Из чьей-то машины прёт во всю мощь японских динамиков музыка.

Тёмное нутро шашлычной набито празднующими. Музыка лупит и здесь. За крохотными столиками насело сверх всякой меры. Тесно и бутылкам на столах, закусок за стаканами не разглядеть. Между пьющими прохаживается хозяин шашлычной — азербайджанец, трезвый. Оборачивается к одной группе, другой, картинно покрикивает: «Оборзели!» «Эй, заглохни!» Плечистые, коротко стриженные парни его замечания не относят к себе, но всё же пытаются блюсти меру в голосе, густой матерщине. Под потолком работает телевизор, немо крутит праздничный кремлёвский концерт.

В слащавом притворстве меню предлагает «салатик из помидорчиков», «салатик из огурчиков», «из помидорчиков и огурчиков». Овощи без вкуса, китайские. Почётно прописаны «свиные рёбрышки» и кавказский «шашлык». Самое безопасное — покупные пельмени, их, слава богу, не лепят здесь, а так накормить могут и собачатиной. За стойкой служит молоденькая, откровенно красивая девушка. Перекрикивая музыку, честно советует: «Возьмите курицу, хорошая, американская! мы сами едим!»

Вдруг в дальнем углу вспыхивает ссора. Молодой парень схватился с крепким седым мужиком. Мужчина тянется поймать парня за горло, но молодой вывернулся и с маху ударил противника. Дерущихся особо не разнимали, отнеслись к потасовке обыденно. Мужчина отстал от парня, лицо залито кровью. Кое-как дошёл до жестяного умывальника, постучал соском, сколько смог смыл кровь. Под глазом глубокое рассечение.

Парень победным махом опрокинул полстакана водки, понюхал хлеб.

За окном две девушки открыли под авторадио танцы. Повторяя подсмотренные в фильмах движения стриптизёрш, играют пьяную страсть. Барабанная музыка тщится протолкать тишину Паратунки и, бессильная справиться, оседает на затоптанном дворике. На крыльце проявился убравшийся от греха хозяин. Поигрывает чётками, подзуживает девушек гортанными криками.

Компания с драчливым парнем поднялась. На улице один из друзей приобнял драчуна, подхвалил: «Ну, ты герой!» На задке пятачка у дощатой уборной стоял побитый мужчина, прикладывал к глазу снег.

Более достойная дань памятной дате воздаётся в месте ином.

Малоприметный поворот с поселковой дороги, крутой взбег, и на пригорке светится мёдом новенький бревенчатый храм. Ещё выше, за воротами глухого забора, горбится закованная в панцирь железных пластин гостиница. Под берёзами-каменушками притаились добротные дома местной знати. За-заборная земля — частная собственность, отписана у посёлка. Чудачество архитектора — островерхая башня гостиницы с «президентским» номером в ней маячит надзирательской вышкой.

На помосте у голубенького бассейна с природной горячей водой сидят за длинным столом двое сочных мужчин. Снуют вокруг слуги, подносят кастрюли, меняют простывшие блюда. Один из знати — камчатец, второй — с материка, прилетает на полуостров поесть свежую рыбу, оздоровиться в термальных источниках.

Здесь тишина ещё глубже, и даже слуги двигаются бесшумно.

Материковый хозяин выкусывает мясистый бок рыбины, хвалит, попутно жалуясь: «Миллион долларов за дом финнам отдал, а переправить сюда и поставить — ещё столько же заплатил!» Сосед расстёгивает куртку, задирает свитер, подставляет солнцу большой живот и совестит: «Ну что же ты раньше мне не сказал?! Я бы местных рабочих пригнал, бесплатно собрали бы!» И долго судят европейские цены, ругают русских строителей-неумех. Потом переходят к правительству, по кличкам называют министров, решают, кого зазывать на Камчатку и чем развлекать. Номера в гостинице распределяют по рангу: «президентский» оставляют чину промышленности, похваливают, смеясь — «славно в приватизацию воевал, заслужил боец отдых». Хозяин финского дома небрежно делится: «Работал его пацан у меня, так, оболтус обыкновенный, для формы числился. По Швейцарии на машине гонял да на курортных озёрах купался». «А полпред катится в Паратунку, движение закрывают, вездеход спецвязи на частную землю вопрёт, взрывчатку с собаками ищут». — Так мирно, час за часом говорят, делятся новостями, состраивают планы на будущее.

Из финского дома, похожего на пещеру, высыпала семья, шумная, весёлая, быстрая. Мамаша садится к столу, дети лезут в бассейн с целебной термальной водой, визжат, плещутся. Слуги поспешают обновить тарелки. Отец привлекает старшенького: «Поешь помидоры — камчатские, настоящие, экологически чистые, такие и в Швейцарии ни за какие деньги не купишь». Сын куксит лицо, отворачивается. «Ну тогда сходи посмотри, что в нашей гостинице делается». Парень ковыряет ботинком плотный снег, кутается в куртку, нудит: «А что интересного там?» Отец спохватывается: «Мы за Победу не пили!» Сосед гладит живот, осматривает владенья: «С кровью досталась земля, тяжёлые бои за курортную зону выдержали». Наезжий хозяин что-то вспоминает, отвлекает жену от кушаний: «Ты отдала икону попу?» Женщина растолкала языком по за щёки куски, мотнула головой: «Отдала». Вспоминает и сосед: «Этот поп доски на иконостас забраковал, новые просит». Товарищ стискивает бутылку в руке, убийственно смотрит соседу в глаза: «Он что — совсем обнаглел?! Мы ему церковь бесплатно построили!» Женщина торопится поддержать мужа: «Я икону через всю страну сюда волокла. Икона старая, дорогая, задаром её получил!»

Накупались до розовости, навизжались до всхлипов дети, стуча по настилу пятками, побежали в дом. Потоптался у стола старшенький и потащился скучно к гостинице.

Со стороны океана всплыли жидким дымком белые облачка, а следом, срезая купол синего неба, насунулась армада тёмных тяжёлых туч. Посуровели сопки, ощутимо потянуло морозцем. Завечерело.

Мужчины нетрезво обнялись, дружелюбно обхлопали друг другу толстые спины. Владелец финского домика вцепился в руку товарища: «Угодий бы ещё прикупить, в гектарах Швейцарию переплюнуть. Нигде лучше рыбалки нет и охоты». Местный хозяин шутливо отрапортовал: «Направление удара понял, разработаем в штабе стратегию! силы повоевать за Камчатку есть! на будущий год к юбилею Победы поспеем!» — «И вот что, за гостиницей спуск лыжный устроить, ну ты понимаешь, Кто может прилететь! Там развалюхи, выселить бы… И на въезде халупы вид портят». — «Халупы щитами закроем, а за гостиницей — их талыми водами ежегодно заливает, скоро сами уйдут, денег нет с паводками бороться». И ещё раз обнялись крепко, расцеловались.

Компании парней в придорожной шашлычной выволакивали девок наружу, хлопали дверцами подержанных японских машин. Победоносно сигналили, разъезжались. На крыльце стоял тёмный хозяин, сплёвывая вослед, гостеприимно кричал: «Завтра жду похмеляться!» Неожиданно из приоткрытого окна последней машины пролилась случайная песня: «А Камчатка, а Камчатка от Москвы далековата…» И совсем уже от дороги «японец» донёс: «…здесь начинается Россия».