Атаман Устя - Евгений Салиас

— Устя, не хуже я тебя распоряжуся! выговорилъ Орликъ:- пусти меня, я поведу на сломъ, а самъ изъ засады навали съ кормы; не все-ль одно.

— Берися и командуй. Вѣстимо, ты не хуже меня управишься; но я около тебя буду, а не позади! Пускай Черный командуетъ съ засады, отвѣчалъ Устя.

— Нѣшто Черный можетъ, — конокрадъ, знахарь?

— Ну, а я съ тобой…

Атаманъ и эсаулъ стали было садиться въ одну лодку.

— Это что-жь? гнусливо крикнулъ съ другой ближайшей лодки каторжникъ Малина. — Это не порядокъ. Аль атаману боязно одному-то?

— Не гоже! Не гоже! подхватило нѣсколько голосовъ. Дѣли поровну.

— Атамана на островъ… крикнулъ Малина.

— Вѣстимо! И я то же сказываю, крикнулъ Орликъ. — Просите, молодцы. Атаману на островъ, а я съ вами.

Голосовъ двадцать стало орать на всѣ лады изъ всѣхъ лодокъ.

— Атаманъ, иди на островъ, на островъ. Орликъ поведетъ на сломъ съ передовъ.

Устя стоялъ въ лодкѣ и, видимо, колебался. Онъ зналъ, что въ рѣшительныя минуты разбоя, опасности, или въ ожиданіи какой либо схватки и битвы, молодцы, чуя, что идутъ часто на вѣрную смерть, становились требовательнѣе, смѣлѣе и даже иногда нагло заявляли свои желанія. Шайка въ эти минуты становилась дѣйствительно «вольницей» и итти противъ требованія ея было даже неразумно, невыгодно, иногда и опасно. Всякую неудачу свалятъ потомъ на несогласника, хотя-бы и самого атамана.

— Эсаулъ! Егоръ Иванычъ! пусть Орликъ ведетъ! орало человѣкъ десять изъ самыхъ смѣлыхъ и лихихъ ребятъ.

— Атаманъ, не противничай, родимый! Иди на островъ… Я съ тобой тоже, прогнусилъ во все горло Малина.

— Ладно! вдругъ выговорилъ Устя, но помни, Малина, слушаться.

— Это — стало мнѣ никого не мертвить! расхохотался грубо Малина, Ладно, обѣщаваю. Иди токмо на островъ. Я съ тобой. Ты меня попридержишь, какъ рука размахается.

Устя перешелъ на другую лодку.

— Орликъ! Ну, замѣсто меня… начинай

Орликъ, повеселѣвшій, пріосанился вдругъ, стоя въ лодкѣ, блестящими глазами обвелъ всѣхъ и громко крикнулъ:

— Слушай, ребята-молодцы, указу моего крѣпко… Ослушнику пулю въ башку! Двухъ словъ у меня не будетъ! Разбирайся. Половина за мной, другая за атаманомъ. Чернаго лодка, Мустафы лодка, Ефремыча тожъ, Кирпуса тожъ, Малины тожъ — всѣ за атаманомъ на островъ.

— Не гоже такъ-то… Дрянь себѣ подобралъ, а лучшихъ всѣхъ гонишь на островъ, откликнулся Малина, поднимаясь въ лодкѣ.

Орликъ досталъ изъ-за пояса пистолетъ и прицѣлился въ каторжника. Малина снова сѣлъ, пригнулся въ лодкѣ и, закрываясь рукой, крикнулъ:

— Не замай! Не буду!.. Ну те…

— Расходися! крикнулъ Орликъ. — Атаманъ, гони впередъ! Налагай, молодцы, на весла! Налагай! Время потеряли много, насилу успѣемъ.

Шесть лодокъ двинулись отъ берега, впередъ пошла лодка, въ которой былъ Устя.

— Наваливай! сурово кричалъ онъ тремъ молодцамъ, которые гребли въ его лодкѣ.

Другая половина лодокъ, обождавъ, двинулась тоже.

Устя былъ задумчивъ, угрюмъ, брови его сморщились, и лицо казалось злое, даже лютое. Богъ вѣсть о чемъ думалъ атаманъ. Орликъ, веселый и довольный, шелъ тоже впереди отряда. Лодка его, маленькій челнокъ, скользила быстро.

— Не отставай! то и дѣло кричалъ онъ на остальныхъ.

Ближе всѣхъ къ нему шла лодка, гдѣ сидѣлъ Ванька Лысый.

— Ну, Лысый, свой грѣхъ нынѣ заслужи! А то, братъ, прогонимъ отъ себя.

— Ладно, будешь доволенъ, Ехоръ Иванычъ! отозвался Лысый, налегая изъ всѣхъ силъ на весло.

Орликъ оглядывалъ свою команду, что гребла въ разныхъ лодкахъ усердно, но молчаливо, и подумалъ:

— Ужъ теперь лихоманка пробираетъ ихъ, а увидятъ пушку-то да народъ на бѣлянѣ — прощай… придется самому въ нихъ палить, чтобъ подгонять.

Орликъ зналъ, что онъ отобралъ себѣ самыхъ плохихъ молодцовъ, въ томъ числѣ человѣкъ пять калмыкъ и башкиръ.

Всѣ лучшіе остались при Устѣ. Но въ этомъ случаѣ, помимо желанія лучше окружить атамана, былъ у есаула и простой разсчетъ.

— А инако совсѣмъ-бы нельзя, думалъ онъ теперь. Лучше прямо пропустить бѣляну и не пробовать лазить. Мою сволочь перещелкаютъ, а тѣ свое возьмутъ. Эдакъ, можетъ, и выгоритъ дѣло.

Оба отряда лодокъ, выбравшись на средину рѣки, все быстрѣй летѣли внизъ по теченью.

На лодкахъ Усти шелъ неумолкаемо говоръ, смѣхъ отъ прибаутокъ, и только одинъ атаманъ оставался угрюмъ. На лодкахъ Орлика были по прежнему молчаливы; изрѣдка только кой кто изъ ребятъ помоложе разговаривалъ тихо.

— Ишь, они тамъ… языкомъ то чешутъ.

— Энто Малина балагуритъ! замѣтилъ Лысый.

— Что ему, сибирный! О-охъ, Господи!

— Да… Вотъ гляди, изъ ружьевъ хлестать начнутъ. Нонѣ, что ни купецъ — при ружьяхъ ведетъ суденышко свое.

— Нехай, и у насъ самопалы есть! бойко отозвался молодой парень тулякъ.

— А мнѣ вотъ, ребята, быть убиту, чуетъ мое серденько… грустно провздыхалъ одинъ рябоватый молодецъ изъ калмыковъ.

— Ладно! Считайте! крикнулъ строго Орликъ. — Не успѣетъ и бѣляна подойти, я ужъ кого изъ васъ самъ ухлопаю. Помни, ребята: я въ миру мухи не трону, а въ битвѣ — не пожалѣю брата родного; а своего труса-молодца пожалѣю меньше, чѣмъ чужого; свой, малосильный, да слабодушный и себя, и еще двухъ погубитъ примѣромъ поганымъ.

— Это вѣрно! отозвался одинъ изъ молодцевъ, здоровый мужикъ.

— Да мы то что-жь? Мы ничего. Энто вонъ дурень, калмыченка поганецъ. Его бы съ Ордуньей оставить зайцевъ атаману жарить, кашу варить, а не биться…

Громкій смѣхъ пошелъ по всѣмъ лодкамъ отряда Орлика.

— А на дуванѣ, гляди, первый будетъ! замѣтилъ молодой парень.

Снова еще громче разсмѣялись всѣ. Въ Устиномъ отрядѣ молодцы начали оглядываться назадъ. Малина обернулся и крикнулъ что-то, ради шутки заднему отряду.

Что кричалъ Малина — разобрать было нельзя.

Орликъ разслышалъ только послѣднія слова гнусливаго крика каторжника.

— …Анъ глядь, четыре бабы!

Въ лодкахъ отряда Усти раздался дружный взрывъ хохота и долго не смолкалъ, переливаясь.

— Ай да Малина! Ай да Малина! кричали голоса.

Самъ Устя усмѣхнулся прибауткѣ сибирнаго, и брови его раздвинулись, бѣлые ровные зубы блеснули между розовыхъ, женски нѣжныхъ и красивыхъ губъ.

Лодки летѣли и были уже въ верстѣ отъ поселка. Вдали, среди шири и глади тихой и синеватой Волги, будто спавшей въ величавомъ покоѣ, виднѣлся зеленый островокъ.

XVII

Бѣляна, широкое развалистое и тупоносое судно, блестящее на солнце своей обшивкой изъ свѣжихъ досокъ, тихо шла по теченью, управляемая огромнымъ рулемъ, которымъ орудовали шесть человѣкъ батраковъ. Бѣляна купца Душкина шла изъ Казани въ Астрахань, нагруженная зерномъ, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, въ носовой части судна было особое помѣстительное отдѣленіе, полное краснымъ товаромъ и всякой всячиной.

Купецъ Душкинъ шелъ по Волгѣ ниже Казани въ первый разъ.

До тѣхъ поръ лѣтъ семь кряду торговалъ онъ между Ярославлемъ и Казанью чѣмъ придется, но больше зерномъ, пенькой и желѣзомъ.

За семь лѣтъ предпріимчивый молодецъ, лѣтъ 30-ти, такъ расторговался, что наконецъ рѣшился пуститься внизъ по матушкѣ на Астрахань.

Многіе торговые люди отсовѣтывали Душкину ходить по низовью, гдѣ водится всякая «сволока» и всякія «птицы небесныя», но Душкинъ, прыткій и веселый малый, отвѣчалъ: «Ничего; авось, Богъ милостивъ!»

Барыши астраханскіе давно ему спать не давали; все грезились во снѣ. Да и впрямь, если бы удалось ему еще тоже лѣтъ семь поторговать между Казанью и моремъ Каспіемъ, откуда и въ персидское царство ходятъ корабли-суденушки, то, конечно, «быть ему богачемъ первѣющимъ на всей Волгѣ».

Однако не онъ первый пробовалъ за астраханскими барышами ходить. Бывали смѣльчаки и прежде него, но ни одинъ не только не разжился, а многіе и головы сложили по пути. Здалъ все это Душкинъ и зря не пустился въ низовье, а приготовился. Онъ слыхалъ, что по пути вездѣ есть разбойники, есть цѣлые поселки, живущіе грабежемъ мимо идущихъ судовъ, которые и дегтя или известки не пропустятъ, не только хлѣба или краснаго товара. Душкинъ зналъ тоже, что у рѣчки Еруслана есть поселокъ Устинъ Яръ, что живетъ у ближайшаго начальства какъ бы на откупу. И надумался купецъ пуститься въ путь не спроста, немного потратиться, но астраханскими барышами тратье покрыть.

Нанялъ онъ, помимо шести своихъ батраковъ-рулевыхъ при суднѣ, еще полторы дюжины молодцовъ изъ всякаго сброду. Но и этимъ смѣхомъ онъ не удовольствовался; придумалъ молодецъ еще одно такое хитрое колѣно, что вся Казань, узнавъ про его затѣю, хохотала до слезъ цѣлую недѣлю.

— А вѣдь, пожалуй, выгоритъ дѣло! говорили нѣкоторые торговцы про затѣю прыткаго купца; — дойдетъ, гляди, до Астрахани невредимо.

Много смѣху, шутокъ и прибаутокъ было на пристани, когда двинулась на низы послѣ молебствія бѣляна Душкина. Многіе купцы, торговцы верховья, посмѣявшись до слезъ надъ товарищемъ, рѣшили однако тайно, что если путешествіе Душкина обойдется счастливо, т.-е. затѣя его удастся и онъ достигнетъ Астрахани, сдѣлавъ безъ бѣды торговый оборотъ, то послѣдовать на будущій годъ его примѣру.