Невидимой нитью - Хельга Петерсон

стекла отлетел и рассёк бровь. Еще один кусок порезал сухожилие мизинца.

Хью утопил тряпки в луже, взгляд мазнул по левой руке. Мизинец на ней навсегда остался в полусогнутом нерабочем состоянии. В глаза не бросается, если не искать дефект целенаправленно, но некоторым вещам в жизни пришлось учиться заново.

Да, Майя Варанс определенно чем-то похожа на малышку Кимберли.

Лужа практически впиталась в тряпки, но Хью продолжать сидеть над ними и пялиться на мокрые руки.

– Зачем ты спустилась? – не оборачиваясь, спросил он.

Боковое зрение уловило движение: опираясь на палку, бабушка переступила с ноги ногу.

– Ты не снимал трубку, что мне было делать? В спальне снова трясся торшер, я не обязана терпеть этот кошмар.

Телефон. Он забыл про телефон. Хью швырнул его на барную стойку, как только переступил порог бара, там же валялся ключ от «харли» и конверт с тремя сотнями. Сейчас казалось, что за эти долбаные три сотни он продал всю душу.

– Прости, – пробурчал Хью.

Старая леди устало отмахнулась. Она совершила настоящий подвиг, самостоятельно преодолев лестницу. Ему стоило подумать хотя бы об этом прежде, чем начинать акт по самобичеванию. Он схватил в охапку отяжелевшие тряпки, забросил в ведро и поднялся с корточек.

– Я отнесу тебя наверх, – проговорил он, разворачиваясь к худой маленькой фигуре в сером строгом платье.

И снова последовал королевский взмах рукой с выкрученными пальцами.

– Сама поднимусь, – гордо бросила бабуля.

Если бы Хью был более дальновидным, купил бы отдельно бар и отдельно квартиру на первом этаже дома неподалёку. Но теперь поздно жалеть.

– Не поднимешься, – он изломил губы в горестной ухмылке, отёр руки о джинсы и пошагал прямиком к бабушке.

– Не смей…

Она не договорила. Оказавшись рядом, Хью без предисловий осторожно подхватил её под спину и колени и поднял над полом. Как ребенка. Бабуля уместилась в его руках почти вся: тонкая, сухая, невесомая. Палка выпала из неловких пальцев, грохот от удара о деревянные доски разнёсся по пустому бару.

– Поставь меня, Хьюго, – отчеканила старая леди.

Кто её будет слушать? Хью толкнул дверь ногой, пригнул голову и вышел в тёмный коридор.

– Я с тобой разговариваю!

Он закатил глаза.

– Хоть ты можешь меня не злить?

Это вырвалось прежде, чем он успел подумать.

– Ага-а, – протянула Беатрис. – Всё-таки свидание.

Чёрт. Хью вступил на первую ступеньку и начал подъем.

– Никакого свидания. Я сказал, что еду работать.

– Работа, наверное, была красивая.

Старая перечница. Продолжая осторожно переставлять ноги, Хью криво ухмыльнулся.

– Красивая.

– Красивее твоих потаскух?

Он снова закатил глаза. Как было удержаться? Никак. Она наверняка этого ждала, но оставила замечание при себе.

– У меня нет потаскух.

– Ну, конечно. А я мать Тереза, – старуха фыркнула. – Ты уронил мою палку, – добавила она.

Хью вышел на площадку второго этажа, прошагал к квартире и согнул колени у двери так, чтобы бабуля оказалась на уровне дверной ручки.

– Открывай.

– Ты уже можешь меня опустить.

– Открывай, я сказал.

Из невесомого тела вырвался нервный вздох. Кривая рука протянулась, надавила на ручку, дверь легко поддалась. Хью тут же выпрямился и шагнул в квартиру. Для бабули Беатрис оставалось важным сохранить хоть иллюзию самостоятельности, в то время как даже она уже начинала рассыпаться в пыль. Хью прошёл в светлую спальню с цветастыми обоями и шторами с колибри, остановился возле кресла-качалки и осторожно опустил в него тонкую, будто детскую фигуру. Бабушка тут же откинулась на спинку и снова вздохнула. На это раз тихо и почти неслышно.

– Сейчас принесу палку, – сообщил Хью, разгибаясь.

Она промолчала. Прикрыла глаза, подняла руку и пригладила немного растрепавшиеся седые волосы. Хью развернулся и снова направился к выходу.

– Не расстраивайся из-за девчонки, мой мальчик, – прилетело в спину. – Она еще прибежит, вот увидишь. Ты у меня слишком хороший, чтобы тебя упустить.

Хью замер на пороге.

– Вряд ли она знает, куда бежать, – невесело хмыкнул он.

* * *

Мартин извинился. Удивительно.

Майя простояла в холле стеклянного здания еще минут пятнадцать, прежде чем смогла снова взять себя в руки. Она слышала, как пророкотал мимо мотоцикл, как звякнул лифт и из него поспешно выбежал Томми, рассказывая кому-то по телефону, что фотосессия вышла отличная. Конечно, отличная. За кусочек души она должна была выйти, как минимум, отличной.

Отлепившись, наконец, от стены, Майя выползла из здания и потащилась домой. Ноги не несли туда абсолютно. Силы ушли. Она не сразу вспомнила про мобильник с выключенным звуком. Сидя в поезде и глядя в стремительно убегающий за окном вид города, подумала о Мартине. Как бы всё сложилось, если бы он не подкатил к ней когда-то во время своего обеденного перерыва? Как всё сложилось бы, если бы она не сказала ему «да»? Где бы она была сейчас и попала бы на эту фотосессию? Встретила бы Бармена Хью? Вряд ли.

И не было бы так тяжело от чувства безысходности.

Недалеко от Пекхэма мини-рюкзак на коленях завибрировал. И тогда Майя очнулась. Это оказалось всего лишь сообщение от мобильного оператора, но кроме него в телефонной книге обнаружилось девять непринятых вызовов и пять сообщений в «вотс-ап». Почти все они исходили от Шарлотты.

«Когда ты заканчиваешь?»

«Нам нужно пройтись по магазинам, купить подвязку. Ты купила подвязку?»

«Ок, я поняла, ты занята, но напиши хотя бы, когда вернешься»

«Мне нужно знать, когда ты будешь дома!»

Чарли слишком активно взялась организовывать свадьбу. Когда она узнала, что будет подружкой невесты, такого рвения за ней не наблюдалось, и вот недавно на неё буквально снизошло какое-то озарение. Будто из них двоих невеста не Майя, а она.

Майя не стала отвечать Чарли. Не хватало сил выслушивать её бойкие речи.

Но одно сообщение из пяти всё-таки было от Мартина.

«Я не хотел тебя обидеть. Прости. Во сколько будешь дома?».

Мартин извинился. Удивительно. Он никогда не извинялся за высказывания в адрес работы Майи. Придерживался своей позиции даже когда они мирились. Эти три коротки предложения так сильно выбили из колеи, что Майя, перечитывая их снова и снова, чуть не пропустила свою остановку. Неужели на него тоже снизошло озарение? Каменная глыба немного подвинулась на плечах к их краю. Груз всё еще продолжал давить, но уже не так сильно, как раньше.

Если Мартин извиняется, значит, не всё так плохо, как Майя себе нафантазировала. Это обычный предсвадебный невроз. Вот и всё.

Из вагона поезда она выходила, немного придя в себя и даже успокоившись. Дома нужно обнять Мартина, поцеловать и сказать что-то ласковое. Всё будет хорошо. Майя поднесла ладонь