И в аду есть герои - Вадим Панов

– Вне всяких сомнений, – кивнул наемник.

– Вот и славно. До свидания, господа. – Комиссар направился к выходу. – Еще раз хочу заметить, что у вас прекрасный офис.

– Рад, что он так сильно понравился вам, – проворчал Кортес.

Когда за Сантьягой закрылась дверь, наемник тоже покинул кресло и задумчиво прогулялся по прекрасному офису.

– Не слишком ли пустяковое дело для комиссара Темного Двора? – подал голос Артем. – Чтобы заказать проверку системы безопасности плантаций, хватило бы одного звонка кого-нибудь из его помощников.

– И звонил бы он не нам, а более дешевым наемникам, – поддержала молодого компаньона Яна.

– Комиссар не хочет огласки, – медленно протянул Кортес.

– Он никогда не хочет огласки, – пожал плечами Артем. – Он же нав.

– Да, он нав, – не стал спорить Кортес и посмотрел на компаньона: – Артем, займись организацией нашей поездки. Билеты, снаряжение, но только тихо.

– Разумеется.

– Никогда не была на Алтае. – Яна достала из сумочки тюбик губной помады и зеркальце.

– Тогда проведем там следующий отпуск, – хмыкнул Кортес.

– То есть я не еду? – Помада замерла в воздухе.

– Я хочу, чтобы ты подняла всю доступную информацию по Золотому Корню: историю, текущее состояние дел, в общем, все подробности, – приказал Кортес. – Было бы неплохо понять, что именно взволновало Сантьягу.

Девушка прищурилась:

– И подумать, как можно заработать на предполагаемом кризисе?

– Совершенно верно! – радостно воскликнул Артем. – Как еще могут заработать честные наемники?

– Никак, – негромко согласился Кортес и, подойдя к окну, рассеянно посмотрел на шныряющие по Большой Лубянке автомобили. – Сантьяга насторожен и явно озабочен.

– Даже наш офис похвалил три раза, – вспомнила Яна. – Обычно за ним не наблюдается такой рассеянности.

– Какого же зверя он ждет?

Его подняли в самом дальнем уголке Глубокого Бестиария, совсем недалеко от линии, где мраморное небо сходится с черной землей, порождая бесконечный, не стихающий ни на мгновение ветер. Его подняли, значит, он нужен, но по тому, что его подняли одного, да еще так далеко от замка, Ктулху понял, что это не Возвращение, что мечта, с надеждой на осуществление которой он рассыпался в пыль Бестиария, еще не осуществилась: Великий Господин не вернулся.

Горе было настолько сильным, что захотелось выть. Тоскливо, безнадежно, как выли пленники, медленно умирающие во имя благодатной ненависти Азаг-Тота. Ктулху лучше всех знал этот вой, ибо он был погонщиком рабов, палачом и надсмотрщиком Великого Господина, и именно его бич вырывал из их душ этот пронзительный крик. Но Ктулху никогда не думал, что сам захочет повторить этот вой.

Он уселся на землю и угрюмо подбросил вверх горсть черной пыли, мрачно наблюдая за тем, как ее микроскопические частицы, несмотря на пронзительный ветер, медленно возвращаются обратно.

– Ктулху, ты мне нужен!

Погонщик рабов узнал раздавшийся из-под сводов мраморного неба голос – это был Носящий Желтую Маску, правая рука Великого Господина.

Неподалеку от Ктулху в землю ударила еще одна молния, и завертевшаяся вокруг воронки пыль сформировала Нерга – закатную саранчу, ездовое животное погонщика рабов.

– Ты мне нужен.

Ктулху поднялся с земли, подошел к недоуменно хрипящему Нергу и ласково провел ладонью по его панцирным пластинам:

– С возвращением.

Саранча повела головой, один из ее огромных фасеточных глаз уставился на хозяина, а длинные задние лапы нетерпеливо заерзали по черному песку.

– Соскучился… – Ктулху взобрался на спину Нерга, и шипы, которыми заканчивались ноги погонщика рабов, привычно скользнули в щель между панцирными пластинами, добравшись до спрятанного под ними мягкого тела. – Вперед, саранча! Вперед!!

И Нерг прыгнул, с легкостью преодолев около ста ярдов.

В самом центре Глубокого Бестиария, в той точке, где мраморное небо было максимально удалено от черной пыли, а яростный ветер не так сильно трепал невысокие дюны, мрачно возвышались двадцать башен замка Кадаф, резиденции Азаг-Тота, Великого Господина Гипербореи. Сейчас пустующей.

Ктулху прекрасно помнил времена, когда острые шпили замка упирались не в мраморное небо Глубокого Бестиария, а блестящими черными иглами тянулись к ослепительному солнцу, горделиво вырисовываясь на фоне причудливых облаков. Времена, когда гиперборейцы в союзе с другими магическими кланами безжалостно крушили Великие Дома, отвоевывая для людей Землю, и слава северных монстров опережала страх, который они внушали.

Ктулху помнил.

А еще погонщик рабов помнил, как этот страх превратился в ненависть, как вчерашние союзники заключили сделку с потрепанными, но все еще могущественными Великими Домами и как рушилась под ударами предателей Гиперборея. Ктулху помнил поля, усеянные трупами, Азаг-Тота, ведущего в бой последние легионы, и замок, озаренный пламенем многочисленных пожаров.

Ктулху помнил.

Для рассеянного в пыль погонщика рабов не было Времени, и то, что по земному исчислению случилось тысячи лет назад, он помнил так, словно это произошло вчера. Великий Господин исчез, его верные воины пылью рассеяны по Глубокому Бестиарию, а замок, вечный замок Кадаф, подпирает мраморное небо, не позволяя ему упасть на то, что осталось от Гипербореи.

Ветер в этом месте действительно был слаб, напоминая лишь бледное подобие самого себя. Он не огибал замок, не разбивался о его неприступные стены, а плавно умирал, докатываясь до черного оникса легким, едва уловимым дуновением.

Ктулху осадил саранчу, спрыгнул на землю, встал на колени и опустил лицо в черную пыль:

– Великий Господин, я испрашиваю разрешения нарушить покой твоего замка.

Несмотря на то что Азаг-Тота не было в Глубоком Бестиарии и он не мог видеть своих подданных, Ктулху скрупулезно выполнил ритуал посещения замка Кадаф. Он постоял на коленях положенное время, поднялся, сделал три шага и, вновь опустившись на колени, поцеловал землю. Теперь прозвучал гулкий голос Носящего Желтую Маску:

– Ты можешь войти!

Погонщик рабов сделал еще один шаг и оказался прямо перед гладкой стеной. Вблизи черный оникс уже не казался таким монолитным, как издали. Нет, он был таким же гладким и блестящим, он был камнем, но камнем живым, тихонько дышащим, охраняющим покой своего повелителя. Ктулху протянул руку, и она плавно погрузилась в вязкую тьму стены. В замке Кадаф не было ворот, как не было коридоров, окон и дверей. Он представлял собой единый организм, и каждый, кто приходил в него, в буквальном смысле поглощался живым ониксом.