И в аду есть герои - Вадим Панов

«Откуда же у него этот золотистый блеск? Что могло дать такую странную реакцию?»

Монастырев снова подошел к Виктору, молча поднял ему веко и еще раз осмотрел глаз: блеск не проходил. Казалось, что где-то в глубине зрачка испытателя разгорается золотистый пожар.

– Что-то не так? – поинтересовался ассистент.

– Нет, все в порядке, – пробормотал Геннадий Прокопьевич. – Мне нужны результаты анализа крови как можно быстрее, и еще…

– Да?

Монастырев провел рукой по волосам:

– Как вы оцениваете физическое состояние подопытных?

Молодой человек пожал плечами:

– Как совершенно удивительное, Геннадий Прокопьевич. Испытуемые демонстрируют поразительное здоровье: у них улучшился аппетит, замечательный сон, вообще нервная система, которую, по идее, наркотик должен был поразить в первую очередь, в полном порядке. Единственная аномалия, которую я наблюдаю, – это стойкая зависимость от «стима». – Ассистент с уважением посмотрел на Монастырева. – Я уверен, Геннадий Прокопьевич, что ни один врач не назовет наших подопытных наркоманами.

– Пока не увидит ломку.

– Да, пока не увидит ломку, – согласился ассистент. – В остальном эти люди вполне нормальны.

«Миллионы, – Монастырев, пытаясь скрыть волнение, опустил руки в карманы белоснежного халата, – миллионы! Два, максимум три приема, и абсолютно здоровый человек полностью наш! При этом он сохраняет все производительные функции… Откуда же взялся этот золотой блеск?»

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул массивный охранник в черной форме:

– Геннадий Прокопьевич, вас вызывает Езас Раймондович.

– Нет, я считаю, что мы вернулись абсолютно вовремя, – спокойно произнес Крысаулас. – Часть товара мы все равно будем отправлять по твоим каналам в регионы, но ты должен понять: Москва – необъятный рынок, испытывающий потребность в нашей продукции. В конце концов, я должен развивать производство или нет? – Езас Раймондович помолчал, затем улыбнулся: – Да, повышенные обязательства. Я рад, что мы понимаем друг друга. Увидимся.

Он положил трубку и посмотрел на Монастырева.

– Извините, Геннадий Прокопьевич.

– Ничего страшного.

Крысаулас потер руки.

– Что же, ваш доклад о состоянии производства на фабрике меня впечатлил.

По-русски Езас Раймондович говорил очень правильно, четко выговаривая каждую букву, грамотно ставя ударения, но эта академическая точность лучше всякого акцента указывала на то, что русский не был для Крысауласа родным.

– Хочу добавить, Геннадий Прокопьевич, что разработанный вами «стим» очень благожелательно принят на рынке, и мы планируем уже в этом квартале перейти к его производству в промышленных масштабах. Соответственно, ваша личная премия, Геннадий Прокопьевич, существенно возрастет.

– Очень рад, – скупо поблагодарил босса Монастырев.

Рабочий кабинет Крысауласа был подчеркнуто аскетичен: два заурядных стола, письменный и длинный, для совещаний, недорогие кресла и скромная, не привлекающая внимания картина Пикассо на стене. Разумеется, подлинник. Езас Раймондович не стремился к показной роскоши и не бравировал своим богатством. Так его воспитали.

Карьера Крысауласа начиналась незадолго до распада империи. В те времена Езас, второй сын третьего секретаря провинциального прибалтийского «кома» партии большевиков, занимал непыльную и сытную должность первого заместителя старшего помощника начальника отдела Панамского перешейка в Институте Центральной и Южной Америки. Подобная синекура в биографии любого человека означала одно: либо это небольшая пауза, позволяющая запастись необходимыми связями перед гигантским прыжком вверх, либо ссылка. Крысаулас был молод, честолюбив, поэтому всей душой рассчитывал на первый вариант. Он старательно дружил с руководством, обзаводился полезными знакомствами, но крушение империи едва не поставило крест на его планах. После распада Союза Езас быстро сообразил, что для толкового человека открываются огромные возможности, и сделал правильный выбор, примкнув к одному из либеральных движений. Толковые речи молодого демократа привлекли внимание. Искренний пыл, задор и политическая зрелость быстро сделали сына третьего секретаря депутатом Верховного Совета. У Крысауласа появились влияние и харизма стойкого демократа, он не лез в нефтяные разборки и аферы с кредитами, он считался честным политиком, что позволило ему раз за разом переизбираться в парламент. Он умел хорошо говорить, и никто не задумывался, откуда у него деньги.

– Кстати, Геннадий Прокопьевич, а почему мы до сих пор не избавились от подопытных?

Вопрос был задан вскользь, но серые глаза Крысауласа внезапно похолодели. Впрочем, Монастырев был уже совсем не тем запуганным завсектором, что несколько лет назад.

– Я счел необходимым продолжить наблюдения, Езас Раймондович.

– Вы что-то подозреваете? – ровным голосом осведомился Крысаулас. – Вы обнаружили что-то, способное расстроить наши планы?

Монастырев покачал головой:

– Ни в коем случае, Езас Раймондович. Просто у «стима» нет аналогов. Я делал его, основываясь на своих старых опытах, давних, уникальных разработках, и мне нужно понять весь механизм воздействия препарата на организм человека.

– «Стим» дает кайф? – поинтересовался Крысаулас.

– Да.

– Он вызывает привыкание?

– Да.

– Он вызывает ломку?

– Да.

– Тогда что вам еще проверять?

Монастырев улыбнулся:

– Я хочу знать, к чему приведет человека употребление «стима».

– К смерти, разумеется. – В голосе Крысауласа мелькнули веселые нотки. – Разве это не очевидно?

– Не факт, – поднял указательный палец Геннадий Прокопьевич, – совсем не факт. У всех подопытных наблюдается улучшение общего состояния: прекрасный аппетит, прекрасный сон. Никаких расстройств, в том числе и половых. Более того, один из подопытных, наркоман, сидевший на героине и ставший из-за этого полным импотентом, теперь…

– Избавьте меня от подробностей личной жизни этих отбросов, – выставил перед собой ладони Крысаулас. – Вы что, Геннадий Прокопьевич, хотите сказать, что наш «стим» лекарство?

– Все гораздо лучше, Езас Раймондович. – Монастырев придвинулся ближе к боссу. – «Стим» обладает всеми свойствами наркотика. Но при этом не оказывает губительного воздействия на организм.

– Ломка есть, – Крысаулас тоже подался навстречу ученому, – а разрушения нервной системы нет?

– Вот именно! – воскликнул Монастырев. – «Стим» не станет причиной смерти! Человек сможет жить и работать до старости и все это время будет покупать «стим». И только «стим», потому что… – Геннадий Прокопьевич выдержал паузу. – Потому что, Езас Раймондович, «стим» вызывает привыкание только к себе!