Предупреждение путешествующим в тумане - Андрей Костин

Возле института я остановился, вылез из машины. Водитель «скорой помощи» отцепил трос, подошел ко мне, достал пачку сигарет:

— Угощайся. Извини, заставил крюк сделать.

— Все в порядке, — я прикурил. — Может, оно и к лучшему, — я поднял голову и посмотрел на окна института.

Попытался вычислить, где находится лаборатория Эдгара. Кажется, в ней горел свет. Интересно, чем они там занимаются по ночам?

Вахтер покосился на меня и кивнул. Видимо, я стал здесь своим, спасибо Марине-заступнице. И почему она так нравится вахтерам?

И не только им?

На шестом этаже было совсем темно, только из-под двери кабинета Эдгара пробивалась узкая полоска света. Я взялся за ручку двери и вдруг подумал: что же привело меня сюда в самом деле? Только ли жажда общения? И чем больше я думал об этом, тем скорее понимал, что лучше проделать весь путь по гулким коридорам в обратном направлении.

Почему — не хочется объяснять.

Может, чуть позже.

Я отступил от двери, и тут до меня донесся звук, от которого я вздрогнул. Так и стоял, не зная, что предпринять.

За дверью кто-то плакал. Тихо, не всхлипывая, и оттого безысходно. И тогда я решился.

В маленькой комнате, уронив голову на скрещенные руки, сидела лаборантка. Когда я вошел, она не шевельнулась.

— Марина, что с вами? — я придвинул стул и сел рядом.

Она приподняла голову и размазала черную слезу по щеке. Посмотрела удивленно, потом улыбнулась:

— Так, ерунда. Сегодня мне исполнилось двадцать два года.

— Поздравляю, — пробормотал я. — Неужели в такой день Эдгар заставил вас…

— Ничуть. Я сама попросила. Что нам двоим здесь делать? Резать мышек я могу и в одиночестве.

Глаза у нее все еще были на мокром месте, я полез за платком и случайно вытащил чужой, найденный в кладовке.

Марина изумленно посмотрела на женский платок у меня в руке, потом молча взяла его и стала вытирать размытую тушь. Я заметил, что руки у нее сильно дрожат. Постепенно она успокоилась.

— Ну вот, — посмотрела на меня, — разукрасила вам весь платочек. Я постираю, потом верну.

— Не стоит, — я смутился и почти силой отобрал кружевной комочек.

Не знаю, как я должен был выглядеть в ее глазах. В своих собственных — препаршиво. Какого черта я его сразу не выбросил?

— Скверная история.

— Вы о чем?

— Что вас все покинули. В такой день как-никак полагается, как там сказал поэт… шуршат истомно муары влаги, вино сверкает, как стих поэм…

— Есть спирт, — сказала она робко, — совсем немного.

— Вместо муаров влаги? — я улыбнулся. — Давайте спирт.

Она уже выглядела совсем молодцом. Я разлил спирт по мензуркам и разбавил водой. Жидкость помутнела на мгновение, и стекло стало теплым.

— Марина, — начал я, встав и держа мензурку перед собой, — двадцать два — это еще возраст надежд. Я хочу пожелать, чтобы ваши надежды сбылись, а взамен пришли новые — надо всегда на что-то надеяться, на лучшее. Короче, счастья вам от всей души, честное слово.

Говорил я неуклюже, но искренне, и она это понимала.

— Спасибо вам, — Марина посмотрела мензурку на свет. — Наверное, жуткая гадость…

Мы выпили, и ее передернуло.

— В столе у шефа есть хорошие сигареты. Возьмем? — предложила Марина.

Потом мы курили, она стряхивала пепел прямо на пол.

— Мне Эдгар Янович рассказал, — сказала лаборантка, — какие у вас неприятности. Хотя — сами виноваты. Пошли бы провожать в тот вечер меня, а не другую, и обошлось…

— Он вам все рассказывает?

— Разве это секрет?

— Нет, что вы. Просто мне жаль, что вы об этом узнали.

— Почему?

— Не хотелось бы, чтобы думали обо мне плохо.

— А я не думаю. Даже стараюсь, а не могу, — она тряхнула головой. — Вы меня напоили, и я говорю всякие глупости. Только потому, что напоили, а вовсе не из-за ваших расчудесных глаз.

— Я так и подумал.

— А зря. Никогда не верьте пьяной женщине.

Я наклонился и погладил ее по руке.

— Ну вот, — она притворно нахмурилась, — начинается…

— Марина, — я погрозил ей пальцем, — говорят, вы большая сплетница.

— Кто говорит, — она невозмутимо посмотрела на меня, — тот и сплетничает.

— А вы знаете, из-за чего в четверг поссорились супруги Бессоновы?

— Догадываюсь. Нинка была вне себя, когда узнала про кольцо.

— Зачем вы ей рассказали?

— Один мой знакомый, — последнее слово она произнесла как-то смущенно, — собирается сделать мне подарок. Не какую-то шмотку, а что-нибудь серьезное. Девочки из клинического были в курсе — я ведь там работала раньше — и сказали, что Бессонов продает кольцо… Я догадалась — тут нечисто. Все ведь знали, что у него в последнее время… Мне Нину стало жалко.

Он ее ни во что не ставил.

— А что это за щедрый знакомый, — я почувствовал, меня это сообщение задело, — который оставил вас сегодня в одиночестве?

— Мы встречаемся скоро уже три года, — сказала она просто, — а сейчас он занят по работе. Теперь давайте сварим кофе. Ведь гулянка продолжается?

…Я разглядывал наши отражения в черном стекле и думал…

Мысли были смутные, они словно гладили по растрепанным нервам. Посмотрел на часы.

— Уже поздно. Наверное, мне пора.

Она тоже поднялась, подошла ко мне и вдруг положила руку на плечо.

— Странный день рождения получился, — сказал я.

— Странный, — кивнула она. — Только я его не забуду. И вы тоже, хорошо?

4. ПОНЕДЕЛЬНИК

День мрачный, даже во время отпуска.

Все было бы ничего, но утром, когда я намыливал перед бритьем щеки, словно кто-то проорал над ухом: «Дикая охота!» Я порезался и, прикладывая тампон с одеколоном, повторял про себя: «Дикая охота… дикая охота». Сочетание слов мне нравилось.

Психически я абсолютно здоров, не волнуйтесь. И с наследственностью все обстоит не хуже других. Дело в структуре мышления. Мой мозг крутил, крутил накапливавшиеся за последние дни факты, крутил где-то там, в подсознании. И теперь выплеснул наружу промежуточный результат. Лаконично и оригинально.

Дикая охота!

Ведь у каждого голова варит по-своему. У меня, например, со своей полное взаимопонимание.

Дикая охота! Злые всадники в разрывах быстробегущих туч. Небесные гончие псы, воющие среди бури. Застигнутый врасплох одинокий путник на перекрестке. Дикая охота, идет дикая охота, и мифический Один со своей свитой призраков и валькирий топчет тучи. Кому быть его жертвой?

Такие сказки рассказывали в старину. Я люблю сказки. И кое-что в них понимаю — в области намеков, надеюсь.

Например, что дикая охота уже в двух шагах от меня.

Конечно, я немного поэтизирую. Но интуиция подсказывает, что клыки первой гончей — еще немного — и сомкнутся на моей ляжке.

И вот подтверждение. Десять часов утра, а я сижу у двери в кабинет Сухоручко, вызванный, не в пример вчерашнему, по всей форме. Вызвали меня на десять пятнадцать. Я пунктуален.

Вхожу в кабинет, закрываю за собой дверь.

От былого благодушия у Сухоручко не осталось и следа. Он здоровается, кивает на стул:

— Присаживайтесь.

Потом он молчит, постукивает карандашом по столу и смотрит на меня. Неожиданно поднимается, подходит к окну.

— Это ваша машина возле афиши припаркована? — спрашивает он.

— Если красные «Жигули», то моя.

— А не она ли стояла под окном у Громовой позавчера утром? И отъехала за минуту до случившегося?

— Вряд ли. Я отдавал ее в ремонт — разбил фару.

— Фару? Вот-вот. Тогда она была с разбитой фарой. Тут такая любопытная подробность. Мы опросили слесарей в ремонтной мастерской — благо, одна в городе. И один признался — халтурил, менял часов в 10 утра фару у красных «Жигулей». В присутствии владельца.

— Но ведь в 10 утра, в субботу…

— Верно, в это время мы с вами мило беседовали. Но слесарь сказал — приблизительно часов в десять… Мы расстались в пять минут одиннадцатого. Плюс десять минут добраться до мастерской — если на машине. И если машина была под рукой.

Тогда все совпадает.

— Что за чертовщина! Я оставил машину в пятницу, а получил только вчера. Кстати, после вашего ухода мы еще сидели, разговаривали с Эдгаром.

— Охотно верю.

— И на том спасибо.

— Благодарите не меня, а собственные ботинки.

— Как это?

— Я обратил внимание на вашу обувь во время разговора. На улице была непогода, и они выразительно это подтверждали. Вы добирались пешком из гостиницы, и вряд ли этот маскарад был рассчитан на меня — наша встреча была для вас неожиданностью, я это заметил.

— Весьма приятной неожиданностью, — я усмехнулся.

Он поклонился в ответ, потом снова посерьезнел:

— Кто может подтвердить, что вы забрали машину в воскресенье? День выходной, только мы, грешные, не соблюдаем.