История Крестовых походов - Жан де Жуанвиль

Примерно в это же время случилось событие, которое весьма опечалило баронов и остальную армию: умер монах цистерцианского (бернардинского) ордена аббат Лосский, который был святым и праведным человеком и всегда принимал интересы войска близко к сердцу.

Глава 11

Призыв к оружию

Ноябрь 1203 – февраль 1204 года

Император Алексей очень много времени провел в путешествии по империи; фактически его не было до Дня святого Мартина. Возвращение встретили с большой радостью. Длинная кавалькада знатных греков и дам выехала за город встречать друзей, да и наши люди тоже поехали навстречу своим крестоносцам, возвращению которых весьма возрадовались. В Константинополе император вернулся во Влахернский дворец; а маркиз Монферратский и другие бароны – в свой лагерь.

Очень скоро молодой император, который весьма успешно уладил все свои дела, преисполнился уверенности, что теперь ему во всем принадлежит главенство, возгордился и стал проявлять непочтительное отношение к графам и другим сеньорам и ко всем тем, кто сделал ему столько добра. Он даже не поехал повидаться с ними в лагерь, как имел обыкновение делать раньше. Они же постоянно обращались к нему, прося выплатить деньги, которые император был им должен. Алексей IVже, со своей стороны, все откладывал и откладывал уплату; время от времени он выделял им жалкие суммы и наконец вообще перестал выплачивать и их.

Маркиз Бонифаций Монферратский, который сделал для императора больше других и который был с ним в лучших отношениях, чем другие сеньоры, часто виделся с ним. При этих встречах он упрекал его за вину перед ними и не упускал возможности напомнить о той великой службе, что они ему сослужили. Но император всегда находил новые отговорки и не выполнял ни одно из своих обещаний. Наконец сеньорам пришлось признать, что, каковы бы ни были его намерения по отношению к ним, ничего хорошего в них нет.

И предводители крестоносного войска, а также дож Венеции собрались на совет, где сказали, что теперь-то поняли – император не собирается выполнять никаких обязательств, данных им, и что он никогда не говорил им правды. Они решили послать к нему уважаемых послов, чтобы напомнить ему о тех услугах, которые они ему оказали, и потребовать выполнения договора. Если он выразит согласие, то послы примут это согласие, а ежели нет, то они должны бросить ему от их имени вызов и твердо объявить – крестоносцы сделают все, что в их силах, дабы получить причитающиеся им деньги.

Послами, избранными для этой миссии, стали Конон де Бетюн, Жоффруаде Виллардуэн, маршал Шампани, и Милон ле Бребан де Провенс, а также три главных советника дожа Венеции. Послы оседлали своих коней и, опоясавшись мечами, сообща поскакали ко Влахернскому дворцу. Нет необходимости говорить, что по причине вероломства греков их ждало весьма опасное и трудное дело.

У ворот они спешились и вошли во дворец, где увидели императора Алексея IV и императора Исаака II, его отца, восседавших бок о бок на двух тронах; а рядом с ними сидела императрица, которая была супругой отца и мачехой сына и к тому же сестрой короля Венгрии, дама прекрасная и добрая; и было с ними множество знатных мужей, и все это походило на двор могущественного властителя.

От имени остальных послов слово молвил Конон де Бетюн, который был мудр и красноречив. «Ваше императорское величество, – сказал он, – мы пришли от лица предводителей войска и от дожа Венеции. Они хотели бы напомнить о той великой службе, которую сослужили вам, как это ведомо всякому и всеми признано. Вы поклялись, вы и ваш отец, выполнить соглашение, которое заключили с ними, и у них имеются ваши грамоты об этом. Тем не менее вы не соблюли соглашения так, как должны были.

Многажды увещевали вас об этом, и перед всеми вашими сеньорами мы призываем вас соблюсти договор, который заключен между вами и ими. Ежели вы это сделаете, то они будут вполне удовлетворены; а ежели нет, то знайте, что с этого часа они не станут считать вас ни своим сеньором, ни своим другом и постараются добиться того, что им причитается, всеми способами, какими только сумеют. Они попросили нас сказать вам, что не причинили бы вам зла, ни вам, ни кому-либо другому, не бросив честного вызова. Они никогда не совершали предательства, и в их стране нет обычая поступать таким образом. Вы слышали то, что мы должны были вам сказать. И теперь вам решать, какие действия вы соблаговолите предпринять».

Греки были глубоко изумлены и потрясены таким открытым вызовом и сказали, что никто и никогда не отваживался бросать вызов императору Константинополя в его покоях. Император Алексей IV и все остальные греки, которые в прошлом так часто встречали крестоносцев улыбками, теперь смотрели на послов злобно.

Зал заполнился гневными голосами. Послы повернулись, чтобы уйти, подошли к воротам и вскочили на своих коней. Среди них не было никого, кто от всей души не возрадовался бы, что они оказались за пределами дворца. Это было не столь удивительно, ибо они с трудом избежали опасности быть убитыми или взятыми в плен. По возвращении в лагерь они рассказали сеньорам, как выполнили их поручение.

Так началась война; и каждая сторона старалась причинить другой наибольший вред. Два войска сражались друг с другом в самых разных местах, но, благодарением Божьим, они не встречались в бою без того, чтобы греки не теряли больше, чем французы. Война длилась таким образом очень долго, до глубокой зимы.

Наконец греки придумали ввести в действие некий ужасающий план. Они взяли семнадцать больших кораблей и наполнили их большими деревянными плахами, смолой, корой, деревянными бочками и стали ждать, пока с их стороны не подул сильный ветер. И в полночь они подожгли эти корабли, дали им разгореться и с развернутыми парусами пустили по течению. Пламя вздымалось так высоко, что казалось, будто вся земля пылает.

Эти корабли подошли к флоту крестоносцев; горны возвестили о тревоге. Венецианцы же и все остальные поторопились к своим кораблям и, приложив все силы, смогли спасти их от опасности. Жоффруа, маршал Шампани, который составил эту хронику и был очевидцем происшествия, заверяет, что никогда еще люди не защищали себя на море отважнее, чем той ночью вели себя венецианцы; ибо они кинулись на галеры и к кораблям. Они подцепляли суда крючьями, перед лицом врага вытаскивали пылающие суда из гавани. Взяв их на абордаж, они выводили на течение пролива и пускали плыть, объятых пламенем, в море. Греков столпилось на берегу столько, что не было им ни края, ни меры; от них исходил такой крик, что казалось, будто земля и море раскалываются. Они садились в лодки и в шлюпки и стреляли в наших людей, которые сражались с огнем, и многие получили ранения.

Рыцари в лагере, как только услышали призыв к оружию, сразу же вооружились, и боевые отряды выступили в поле, каждый в своем месте, сообразно тому, где был размещен. Они опасались, как бы греки не напали на них с равнины.

Этим тяготам и волнениям наши люди подвергались до рассвета; однако с Божьей помощью мы не понесли никаких потерь, кроме одного торгового корабля с товарами из Пизы, который был охвачен огнем и утонул. Все мы этой ночью были в великой опасности, ибо если бы наш флот сгорел, мы потеряли бы все и не смогли бы уйти оттуда ни по суше, ни по морю. Вот какую награду хотел дать нам император Алексей за ту помощь, которую мы ему оказали.

И теперь, когда греки так плохо поступили с французами, часть из них поняли, что не осталось никаких надежд на примирение, и они втайне собрали совет, чтобы предать своего государя. Был там некий грек, к которому император питал большее расположение, и он-то больше, чем кто-либо, втягивал его в распрю с французами. Звали этого грека Мурзуфлус (Мурзуфл – насупленный – из-за сурового взгляда из-под густых бровей).

По совету и с согласия других однажды вечером, точнее, в полночь, когда император Алексей IV спал в своих покоях, Мурзуфлус и те, кто должен был его охранять, вытащили императора из постели и бросили в темницу. Сам же Мурзуфлус, получив одобрение прочих греков, по их совету обулся в алые котурны и объявил себя императором (Алексеем V Мурзуфлом). Потом его короновали в церкви Святой Софии. Доводилось ли вам слышать о таком ужасном предательстве!

Когда император Исаак II услышал, что сын стал пленником, а Мурзуфлус занял его место, им овладел такой великий страх, что он захворал и вскоре умер. Что же до его сына, которого Мурзуфлус держал в заключении, то два или три раза по приказу последнего Алексею давали яд, но Бог не захотел, чтобы он умер таким образом. После этого Алексей IV был задушен, после чего Мурзуфлус повелел повсюду говорить, что тот умер своей смертью. Мурзуфлус похоронил его с почестями, как императора, и прикинулся, будто весьма скорбит.

Но скрыть убийство было нельзя. Очень скоро и грекам, и французам стало известно об этом преступлении, которое было совершено так, как я вам рассказал.