Тайная история драгоценных камней - Виктория Финли

В XIX веке ситуация опять изменилась. Британские дамы вновь решили, что носить траур по умершим надо красиво, и старинный промысел в Уитби возродился.

Бизнес на смерти

В январе 1870 года мистер Чарлз Брайан устроил для своих работников очередной ежегодный ужин в отеле «Вороная лошадь» в Уитби. Трапезу хозяин вечера начал с тоста за здоровье «самой грациозной королевы». Гости с энтузиазмом осушили бокалы. Это были мастера, обрабатывавшие гагат, и они не сидели без работы вот уже многие годы именно благодаря королеве Виктории, которая питала слабость к украшениям из гагата.

За семьдесят лет до этого в Англии не было мастеров, работающих с гагатом, и технологию резьбы по этому камню забыли. Затем около 1800 года владелец паба Джон Картер и его приятель Роберт Джефферсон в свободное время в качестве хобби занялись резьбой по гагату. Однажды в паб к Картеру заглянул некий отставной капитан и увидел, как друзья увлеченно полируют весьма топорно сделанные бусины. У моряка в кармане нашелся браслет из янтаря, привезенный из одного из плаваний, и он продемонстрировал его камнерезам-любителям. Бусины браслета были намного лучше по качеству, чем доморощенная продукция Картера и Джефферсона, и те призадумались, как можно добиться подобного уровня техники. Приятели наняли местного токаря, и вскоре к ним уже стали поступать заказы из Лондона. В результате к 1832 году в Уитби открылись уже две мастерские, а в 1850 году целых семь человек гордо именовали себя «резчиками по гагату», включая Томаса Эндрюса, повесившего над входом в свою лавку табличку «Поставщик Ее Величества», и Исаака Гринбури, который утверждал, что изготавливает браслеты для французской императрицы.

XIX век стал временем всевозможных «лихорадок», которые обычно провоцировали находки месторождений золота или драгоценных камней где-нибудь в русле рек. Уитби в период с 1860 по 1870 год тоже охватила гагатовая лихорадка, но началась она вовсе не с находки, а с потери. Холодным сырым днем в декабре 1861 года принца Альберта похоронили в часовне Святого Георга в Виндзоре. Похороны прошли в семейном кругу, хотя вся Англия знала о том, как переживали горе дети усопшего: «маленький принц Артур плакал так, что просто сердце разрывалось». Вдовствующая королева Виктория буквально обезумела от горя. Она носила траур по любимому мужу до самой смерти, без малого сорок лет.

Траур и так был важной частью жизни викторианской Англии, а уж после смерти супруга ее величества он стал образом жизни. Поэтому когда королева Виктория избрала для себя в качестве украшения гагат из Уитби, то он тут же вошел в моду. Даже те счастливицы, которым не пришлось носить траур в те неспокойные времена, когда бушевала холера, а дети часто умирали в младенчестве, заказывали себе ожерелья из гагата: он был очень легким, поэтому можно было без особых неудобств носить массивные бусы, которые эффектно смотрелись с пышными платьями по моде той эпохи. Кстати, Виктория была не первой английской королевой, которая выбрала во время траура гагат. В Лондонской национальной галерее висит портрет шотландской королевы Марии Стюарт: ее украшения из гагата символизируют печаль по поводу безвременной кончины римской католической религии.

В разных культурах цвета траура разнятся. К примеру, армяне в знак траура надевают небесно-голубой: это символизирует надежду на то, что их любимые уже на небесах. В Персии цвет скорби — светло-коричневый, кроме того, одежду украшают засохшими листьями; во многих районах Азии на похороны принято надевать белые одежды, поскольку там верят, что покойные отправляются навстречу свету. В Бретани некоторые вдовы даже носят желтый. Тем не менее в западной культуре, начиная, как минимум, с Древней Греции и Древнего Рима, этикет предписывал надевать на похороны черный цвет, который символизировал отсутствие света и долгий период траура. При этом гагат хранит в себе тепло человеческого тела, как и янтарь, притягивает к себе пушинки и может время от времени искриться и даже воспламеняться. На протяжении столетий ювелиры, бывало, обнаруживали на месте мастерских пепелище. Однако эта отличительная особенность гагата утешала скорбящих родственников. Какой камень способен смягчить боль утраты и холод смерти лучше, чем тот, что может обогреть?

В период между 1860 и 1870 годом на улицах Уитби постоянно слышался скрип колес шлифовальных станков, которые вращались, чтобы порадовать покупателей черными брошами, распятиями, вычурными ожерельями и камеями, причем не всегда эти украшения носили во время траура, иногда мастера вырезали из гагата цветы или фрукты, чтобы угодить модницам. Популярны были и гагатовые медальоны, в которых прятали миниатюрный портрет усопшего или хранили локон его волос. Иногда камни в ожерелье подбирались таким образом, чтобы из первых букв можно было составить имя или какое-то слово, например «навсегда», что означало, что усопший навеки останется в сердце владельца этого ожерелья.

В те времена мастерские по обработке гагата в Уитби располагались буквально на каждом шагу — на чердаках, в подвалах, в квартирах многоквартирных домов, а иногда даже прямо на скалах, «напоминая ласточкины гнезда», как писал Хью Кендалл в 1930-е годы, когда многие считали, что мастерским и всей отрасли пришел конец. Кендалл составил «Историю гагата в Уитби» на основе бесед с Мэтью Сноудоном, который начал свою карьеру в качестве подмастерья за шестьдесят лет до этого и был одним из немногих людей, кто имел представление о старинном ремесле. По прикидкам Сноудона, в производстве украшений из гагата в 1870-е годы были заняты около тысячи четырехсот человек, но куда больше было тех, кто собирал гагат на пляже или добывал его в маленьких шахтах вдоль берега. Работа в шахтах была сопряжена с большой опасностью, поскольку мужчинам и мальчикам в поисках пластов гагата зачастую приходилось спускаться со скал подвешенными на веревках. Иногда они находили окаменелости. К примеру, восьмиметровый ихтиозавр, обнаруженный в 1862 году, настолько потрясал воображение, что музей в Уитби спустя семьдесят лет даже расширили, чтобы разместить диковину. Изначально архитектор допустил ошибку, и скелет пришлось бы разделить на две части. Забавно, что викторианская Англия буквально с ума сходила по окаменелостям, которые находили непосредственно над слоем гагата, но никто и не догадывался, что вообще-то сам гагат — это тоже окаменелость, и вплоть до 1904 года, когда выяснили природу его происхождения, считалось, что это осадочная порода.

Несмотря на бешеный спрос, труд тех, кто обрабатывал гагат на раннем этапе, оплачивался плохо, а старатели получали и того меньше. Они обитали в трущобах, где постоянно распространялись инфекционные заболевания, поскольку рабочие спали вповалку. В мае 1862 года шестьдесят процентов всех зафиксированных детских смертей приходилось на детей мастеров-камнерезов. При этом в момент расцвета гагатовая индустрия приносила доход около двухсот тысяч фунтов в год, а владельцы мастерских стали нуворишами на йоркширском побережье. А рабочие тем временем большую часть заработка просаживали в пивнушках, и почти каждую неделю их вызывали в местный магистрат объясняться по поводу пьяных выходок.