Тайная история драгоценных камней - Виктория Финли

Несмотря на бешеный спрос, труд тех, кто обрабатывал гагат на раннем этапе, оплачивался плохо, а старатели получали и того меньше. Они обитали в трущобах, где постоянно распространялись инфекционные заболевания, поскольку рабочие спали вповалку. В мае 1862 года шестьдесят процентов всех зафиксированных детских смертей приходилось на детей мастеров-камнерезов. При этом в момент расцвета гагатовая индустрия приносила доход около двухсот тысяч фунтов в год, а владельцы мастерских стали нуворишами на йоркширском побережье. А рабочие тем временем большую часть заработка просаживали в пивнушках, и почти каждую неделю их вызывали в местный магистрат объясняться по поводу пьяных выходок.

Мэтью Сноудон вспоминает, что в те годы он и другие рабочие обычно собирались после обеда у дамбы, чтобы поболтать и покурить, а потом работали весь вечер. Иногда заказы поступали от частных клиентов, но подавляющее большинство — от так называемых траурных магазинов, которые в 1840-е годы открыли в Англии по французскому образцу, чтобы обеспечивать британских вдов всем необходимым. Человеку непосвященному сцена у дамбы могла показаться сборищем мясников или фанатиков, занимающихся самобичеванием в Страстную пятницу и отдыхающих после крестного хода, поскольку их комбинезоны, лица, руки и волосы были перемазаны вовсе не черным, как ожидалось бы, а темно-красным.

«Красные дьяволы»

Затем гагат снова ненадолго входил в моду: в самом начале XX века и несколько лет тому назад. Лондонский ювелир Хэл Рэдверс-Джонс был одним из тех. кто приехал в Йоркшир и стал, как это называли местные, «красным дьяволом». Он открыл небольшой магазинчик у подножья лестницы, ведущей в аббатство, и вскоре выяснил, что большинство покупателей ничего не знают о гагате.

— Он бывает другого цвета? — спрашивали они.

Однако на один вопрос ювелир и сам не знал ответа, а именно почему людей, которые работали с черным камнем, называли «красными дьяволами». Когда он стал расспрашивать местных, кто-то высказал предположение, что прозвище связано с частыми травмами на производстве, но никто не мог сказать ничего вразумительного. Да, многие мастера, в том числе и сам Рэдверс-Джонс, использовали для полировки традиционный полировальный порошок, который назывался в обиходе «румянами» из-за красного оттенка, но это лишь небольшая часть процесса; более того, Хэл не мог взять в толк, почему такое прозвище прилепилось только к тем, кто обрабатывает гагат, а не ко всем камнерезам. Затем застройщик выкупил несколько брошенных домов в западном районе города, и когда строители открыли чердак одного из них, то совершенно случайно обнаружили полностью укомплектованную мастерскую со всем оборудованием. В результате Рэдверс-Джонс открыл при своей собственной мастерской маленький музей.

В музее этом можно было видеть поточную линию производства почти в первозданном виде, начиная со стола мастера, который отбирал лучший гагат, и заканчивая довольно опасным шлифовальным кругом, на нем обтачивали кусочки гагата; легкий запах нефти выдавал происхождение камня. Затем шли скамейки резчиков, которые изготавливали бусины и камеи, потом секция полировки, где готовые изделия натирали моржовой кожей, купленной у китобоев. Именно в этом уголке брошенной мастерской Рэдверс-Джонс нашел ключ к разгадке прозвища «красные дьяволы».

— Я обнаружил жестяную банку из-под какао, в которой лежали остатки красного полировального порошка, а потом еще и кружку с носиком, вроде кувшинчика для сливок, и понял, что туда наливали льняное масло, чтобы смешивать его с порошком.

До того как Хэл увидел эту кружку, он считал, что полировальный порошок разводят до состояния сливочного масла, как масляную краску.

— Но тут я смекнул, что консистенция была жиже, чтобы получался текучий раствор.

Он понял, что резчики использовали что-то наподобие парафина, попробовал сам, и оказалось, что такой полировальный раствор куда эффективнее, однако потом мастерская выглядит так, словно там устроили настоящую резню. Да и сам Рэдверс-Джонс после своих экспериментов смотрелся так, что по праву заслужил звание «красного дьявола».

— Вот вам яркий пример того, что доказательства частенько не бросаются в глаза, ведь я чуть было не выкинул ту старую банку.

Я сразу вспомнила археологов. Если мы толком не представляем, что происходило сто лет назад, то насколько сложнее разгадать загадку шестнадцативековой давности.

Кризис

К 1880-м годам «красных дьяволов» обуяла черная тоска. Они уже вряд ли стали бы с таким энтузиазмом пить за здоровье королевы, как десять лет назад. Несмотря на то что королева Виктория все еще брала с собой в постель фотографию посмертной маски супруга, однако теперь она предпочитала иные ювелирные украшения, в основном жемчуг и бриллианты, которые королевская семья и ныне признает приличествующими для любой стадии траура. Популярность гагата шла на убыль, и жители Уитби молились, чтобы скончалась какая-нибудь важная персона: тогда бы их торговля снова пошла в гору. Периодически приходили телеграммы с многообещающими заказами, когда в Европе умирала какая-то особа королевских кровей. В 1889 году одна из фрейлин писала своей матери из Букингемского дворца: «Я в отчаянии по поводу своего гардероба: только я сшила себе премилое платьице в клетку, как мы погрузились в траур из-за кончины короля Португалии. Представляешь, снова целых шесть недель носить гагат! Это мне урок — впредь не покупать ничего цветного, только черное!»

Помимо долголетия королевы Виктории упадок гагата спровоцировали и другие факторы: жадность и — старая тема в истории Уитби — споры о том, стоит ли держаться за местные традиции. В итоге победила глобализация, и резчики гагата начали использовать сырье из-за границы: там гагат был и дешевле, и мягче. Иногда его везли из Польши, иногда из городка Сантьяго-де-Компостела в Северной Испании, где камень играл важную роль в жизни местного населения: вплоть до 1930-х годов большинство ребятишек там носило бусы из гагата в качестве оберега от сглаза. Даже в наши дни многие паломники, приезжая в Сантьяго-де-Компостела, отправляются на Гагатовую улицу, чтобы купить себе вырезанную из гагата фигу, которая охраняет от злых сил и сплетен.

Однако привозной гагат отличался низким качеством: крошился, быстро терял блеск, в результате многие потенциальные покупатели, толком не разобравшись, забраковали весь гагат «из Уитби». Не пошло на пользу гагату и появление всевозможных суррогатов: к примеру, «французский гагат» был на самом деле черным стеклом, и жители Уитби называли его «ублюдочным гагатом», хотя он пользовался большим спросом среди лондонцев, поскольку эпитет «французский» в названии придавал шик. Кроме того, на рынке появились украшения из черной стали, которые изобрели жительницы Берлина, после того как им пришлось продать настоящие ювелирные украшения, чтобы оплатить войну против Наполеона; но ведь нужно было что-то носить в знак траура по погибшим на поле брани сыновьям и мужьям. Стекло и сталь весили слишком много и не годились для массивных ожерелий и сережек, поэтому англичанки стали покупать изделия из примитивного пластика, который изобрел Гудиер, — речь идет о вулканизированной резине, или вулканите. Выглядели такие украшения вполне достойно, их сочетали с изделиями из натурального гагата, но поначалу отличить вулканит от настоящего гагата было очень легко: для этого прибегали к проверенному временем тесту, который до сих пор работает.