Нож сновидений - Роберт Джордан

– Я вам прочту остальное, – сказала Тсутама, разворачивая листок и пробегая глазами его почти до самого низа. Очевидно, в послании Сашалле все расписала очень подробно. Что еще утаила Верховная? Так много подозрительного.

Тсутама принялась зачитывать:

«Я так долго не отсылала известий, потому что не знала, как рассказать о том, о чем должна сообщить, но теперь понимаю, что единственный способ – просто изложить факты как есть. Вместе со многими другими сестрами, – коим я предоставлю самим решать, открыться, как я собираюсь поступить, или нет, – я дала клятву верности Дракону Возрожденному, связавшую меня до тех пор, пока не завершится битва Тармон Гай’дон».

Джавиндра громко ахнула, глаза ее округлились, но Певара лишь прошептала: «Та’верен». Должно быть так. Для большинства тревожных слухов, приходящих из Кайриэна, у нее всегда было одно объяснение – та’верен.

Тсутама, не обращая на собеседниц внимания, продолжала читать:

«То, что я сделала, я сделала ради Красной Айя и ради Башни. Если вы не согласны, я готова принять любое наказание.

После Тармон Гай’дон. Наверное, вам известно, что Иргайн Фатамед, Ронайлле Веваниос и я были усмирены, когда Дракон Возрожденный высвободился у Колодцев Дюмай. Однако нас Исцелили, это сделал мужчина по имени Дамер Флинн, один из Аша’манов, и, по-видимому, мы все восстановили свои способности. Как ни кажется это невероятным, но я клянусь под Светом и своей надеждой на спасение и возрождение, что это – правда. Я с нетерпением жду, когда наконец смогу вернуться в Башню, где повторно принесу Три Клятвы, чтобы вновь подтвердить свою преданность своей Айя и Башне».

Сложив письмо, Тсутама слегка качнула головой.

– Там написано еще, но это лишь проклятые оправдания и уверения, что она поступает так ради Айя и Башни. – Сверкнувший в глазах Тсутамы огонек говорил о том, что Сашалле, может и пожалеть, коли переживет Последнюю Битву.

– Если Сашалле и вправду была Исцелена… – начала Певара, но продолжить не смогла. Она смочила губы чаем, потом вновь поднесла чашку ко рту и сделала глоток. Подобная возможность казалась столь удивительной, что и надеяться нельзя – все равно что снежинка, которой коснись, и она растает.

– Это невозможно, – пробурчала Джавиндра, хотя и без особой уверенности. И все равно со своим замечанием она обратилась к Певаре, чтобы Верховная вдруг не подумала, что ей возражают. Хмурое выражение лица сделало ее слова еще суровее. – Укрощение нельзя Исцелить. Усмирение нельзя Исцелить. Скорее овцы научатся летать! Сашалле обманывается. Она точно заблуждается!

– Тувин могла и ошибиться, – сказала Тсутама, самым уверенным тоном, – хотя если она ошиблась, то я не пойму, почему эти треклятые Аша’маны допустили Логайна в свои ряды, а уж тем более позволили ему командовать собой. Но, проклятие, вряд ли я поверю, чтобы Сашалле могла обмануться в отношении себя. И она пишет вовсе не как женщина, погрязшая в пучине проклятых заблуждений. Иногда то, что кажется растреклято невозможным, остается растреклято невозможным только до того мига, как женщина это сделает. Итак. Усмирение было Исцелено. Причем мужчиной. Та треклятая саранча, те растреклятые Шончан, заковывают в цепи всех женщин, способных направлять Силу, стоит им только таких обнаружить. По-видимому, в оковы угодило и некоторое число сестер. Двенадцать дней назад… Что ж, вам растреклято не хуже меня известно, что произошло. Мир стал намного опаснее, почти так же опасен, как в эпоху Троллоковых Войн, а может, и с самого Разлома Мира. Поэтому я решила так: Певара, мы выступим со своим замыслом в отношении этих треклятых Аша’манов. Неприятным и рискованным, но чтоб мне сгореть, нет никакого треклятого выбора. Ты вместе с Джавиндрой все организуешь.

Певара вздрогнула, поморщилась. И дело тут вовсе не в Шончан. Они были людьми, какими бы необычными тер’ангриалами ни обладали, и рано или поздно, но будут побеждены. Однако ее гримасу, как Певара ни старалась держать себя в руках и сохранять невозмутимое выражение лица, вызвало упоминание о том, что сотворили двенадцать дней назад Отрекшиеся. Больше никто не мог применять в одном месте столь громадные объемы Силы. До такой степени невероятные, что Певара боялась вспоминать и даже старалась вообще не задумываться об этом, как и о том, какую цель те могли преследовать. Или, что еще хуже, – о том, какое страшное дело они сумели довести до конца. Во второй раз она поморщилась, услышав, что предложение о связывании узами Аша’манов исходит якобы от нее. Но это было неизбежно – с того момента, как она представила Тсутаме идею Тарны, – затаив дыхание и ожидая почти неминуемой вспышки гнева новой Верховной. Певара даже пустила в ход довод о необходимости увеличить численность включенных в круг за счет мужчин, чтобы противостоять тому чудовищному проявлению Силы. Как ни поразительно, гнев не обрушился на голову Певары, да и вообще Тсутама отреагировала слабо. Она просто сказала, что ей нужно все как следует обдумать, и настояла на том, чтобы ей принесли из Библиотеки материалы, касающиеся мужчин и кругов. В третий раз, и сильнее всего, Певара скривилась из-за того, что ей придется работать вместе с Джавиндрой, да и вообще из-за того, что на нее взвалили новую работу. У самой Певары дел и без того было по горло, а в сотрудничестве с Джавиндрой всегда было мало приятного. Верными, разумеется, та считает только свои идеи, а иначе вечно подвергает сомнению и оспаривает любые предложения, исходящие от других сестер. Ну почти любые.

Джавиндра ожесточенно противилась идее связывания узами Аша’манов, приходя в ужас от одной мысли, что Красные сестры вообще с кем-то будут связывать себя узами, равно как и что узы предполагаются с мужчинами, способными направлять Силу. Однако теперь приказ исходил от Верховной и деваться ей было некуда. Тем не менее Джавиндра отыскала способ возразить:

– Элайда этого никогда не позволит, – пробурчала она.

Тсутама сверкнула на нее глазами и пронзила костлявую собеседницу взглядом. Та громко сглотнула.

– Джавиндра, Элайда об этом никогда не узнает, пока не будет слишком поздно. Я, как могу, храню ее тайны – о неудачном исходе дела против Черной Башни, о катастрофе возле Колодцев Дюмай, потому что она возвысилась из Красной Айя, но она – Престол Амерлин, представляющая все Айя и ни одну отдельно. Иными словами, она более не Красная сестра, а мы обсуждаем дело, касающееся Айя, никак не ее. – В голосе Тсутамы послышались грозные нотки. И она ни разу не употребила слова «проклятие». Это означало, что она едва сдерживает гнев. – Ты с этим не согласна? Ты намерена известить Элайду, несмотря на мои впрямую высказанные пожелания?