Eurocon 2008. Убить Чужого - Василий Головачев

Барро не трогался с места.

– А что, если я вызову охрану? – сказала Мария задумчиво. – Они заберут эту штуку, а вас отправят туда, откуда вы пришли.

– Вызывайте, – равнодушно ответил Барро. – Я человек деловой, работаю за деньги, жизнь моя бедна развлечениями. Тревожная кнопка у вас в правом кармане, жмите без церемоний, буду только рад. Давно не стрелял по движущимся целям.

– Вы наемный убийца?! – выдохнула Мария.

– А чего вы сразу так обрадовались?

– Кто? Я?!

– Ну да. Вы бы себя видели. Между прочим, в работе наемного убийцы романтики ни на грош, и люди в эту профессию идут скучные. Трезвый расчет, скрупулезность, дотошность на грани педантизма. Никогда они мне не нравились. И вам не понравятся, честное слово. Вот, к примеру, как вам Давид?

– Я очень люблю дядю Давида, – сообщила Мария надменно.

– И он вас тоже очень любит. Но согласитесь, он же невыносимо скучный человек.

– Ну… – Мария опустила глаза и принялась рассматривать узорчатые плиты набережной. Она их сама выбирала, дяде Давиду такое доверить нельзя. Если честно, все поместье было выстроено по ее проекту, Давид только кивал и соглашался. Повезло, что тетя Сара такая лапочка и принимает дизайнерский талант Марии как нечто само собой разумеющееся. Другая бы убила просто из ревности.

– А вы, значит, не скучный, – сказала Мария, нервно поглаживая тревожную кнопку в правом кармане. – И кто вы тогда?

– Свободный художник. А ваш отец называл себя писателем-профессионалом. И всегда добавлял: дорого. Шутник был.

– А мама?

Барро помедлил с ответом. Сделал пару шагов, подойдя к Марии вплотную. Она не отодвинулась. Барро стоял так близко, что она чувствовала его дыхание на своем лице. Было очень страшно и… Хотелось еще.

– Я смотрю на вас и жалею, что ваша мама была не такая… – сказал он наконец.

– А какая я? – спросила Мария, задыхаясь.

Ноги у нее подкашивались, внутри все горело. Она чувствовала себя так, словно ей только что отменили смертный приговор. Хотелось прыгать до неба и спать одновременно. Еще трахаться. Да хоть вот с этим негодяем – повалить и изнасиловать. А потом убить за все, что он с ней сделал. Это ведь он ее изнасиловал ментально. Выжал как губку. Кто он, черт побери?!

– …И даже жалею, что я старше вас на тридцать лет. Впрочем, это безумие. Вы дочь Эгона. Все равно что хотеть собственную дочь.

– Так какая я? – спросила Мария.

– Нормальная, – сказал Барро очень жестко, будто поставил диагноз. И добавил непонятно и сурово: – Значит, будете жить…

Выдержал паузу и закончил:

– Долго и счастливо.

Он протянул ей руку. Крошечный чип лежал на ладони, и Мария осторожно взяла его.

– Конечно, надо учесть, что вы патологически везучи, – сказал Барро. – Все обычно бывает именно так, как вам хочется, верно? Но это, на ваше счастье, ненаказуемо. Просто удача. Некоторым, знаете ли, везет. А остальным – не очень.

Мария крепко зажала чип в кулаке. Наваждение прошло, страхи отступили, все опять было просто и ясно. И Барро уже не пугал ее совершенно. Хотя по морде она ему съездила бы – за все хорошее. А потом поцеловала бы. И они стали бы друзьями. Но можно дружить и так, без церемоний. Обойдется без поцелуя, не развалится, пижон лохматый.

– Пойдемте со мной, – сказала она. – Я налью вам выпить. Потом мы сядем у камина, и я буду читать, что тут записано. А вы мне расскажете все остальное.

Барро нерешительно почесал в затылке.

– Спасибо, конечно, – сказал он. – Но тут поблизости есть заведение, где прекрасно готовят французский луковый суп. Знаете таверну у развилки? Вот я лучше там посижу часок-дру–гой. А вы если решитесь – приходите, тогда и поговорим. Не хочу лишний раз встречаться с Давидом.

– Потому что он скучный человек?

– Нет, это я еще могу вынести. Но Давид когда увидел меня сегодня, то с ходу предложил десять миллионов и долю в бизнесе. Десять миллионов он давал за то, что я вас, извините, не пристрелю. А долю – если пойду к нему советником. Давид упорный, просто так не отступит. Если он снова будет звать меня на работу, я наверняка сорвусь и покажу ему свой коронный удар в горло. А удар этот у меня получается все лучше и лучше, некоторых приходится лечить… Я понятно излагаю?

– Но вы не убили меня бесплатно, – сказала Мария, поражаясь тому, как легко говорит такие дикие вещи.

Барро кивнул.

– И служить у Ландау не хотите… Как-то это не вяжется с заявлением, что вы работаете за деньги!

– Я ведь не просто художник, а свободный художник, – сказал Барро. – Тот, кто решает сам, кого защищать и кому служить. Что, богатая невеста, завидно?

– Да ну вас! – Мария рассмеялась и подумала – а ведь он прав, очень прав. Что-то он знает о жизни такое, чему бы стоило научиться.

– Значит, Мария, два часа я жду в таверне. Приходите. Если, конечно, не боитесь услышать, как я из-за вас потерял близкого друга и как ваш отец убил близкого друга – тоже из-за вас. И как Абрам Ландау, рискуя жизнью, спасал маленькую девочку, пока ваша мама отбивалась в одиночку в окружении, и мы не могли ей ничем помочь… Я расскажу, почему у вас стерта память. И почему Шестую Миротворческую Бригаду зовут Истребительной. Добро пожаловать во взрослый мир… Элеонора-Мария Де Леон Кнехт.

– Такое имя… Трудно будет запомнить… – прошептала Мария.

– Еще труднее будет поверить, – пообещал Барро.

Он повернулся и, не прощаясь, ушел вдаль по набережной.

Мария глядела ему вслед и думала – интересно, что он скажет, если она сейчас уронит чип и разотрет в пыль каблуком.

Просто уронит и наступит. Потом надо будет сильно нажать и повернуться. И все.

Истребительная Бригада убивала мутантов. Вот такие яркие и красивые люди, как этот Барро, – убивали. Искали, преследовали, загоняли, убивали. А скучный дядя Давид всю жизнь выручал несчастных. Спасал. И на чьей стороне были ее родители, тоже яркие и красивые люди, – непонятно. Пока непонятно.

Мария разжала кулак. Маленький чип скрывал большую тайну. Не станет его – не станет и тайны, Барро ничего не сумеет доказать. И он не заставит ее слушать.

Мария стояла, Барро уходил. Как он ее назвал? Одна фамилия похожа на испанскую, другая на немецкую. И никаких Ландау в помине.

Она незаметно опустила чип в карман и представила, как роняет его и топчет. Представила так ясно, что совершила это движение – рукой, потом ногой и всем телом. Стальная подковка звонко клацнула… Матерь божья, неужели она и правда сделала это?!

Барро уходил все дальше.

Мария шарила в кармане. Ох, ну конечно, чип на месте. А Барро знай себе вышагивает. Не попался. Не проймешь его такими фокусами. Убила бы.

– Да стойте же! – закричала она. – Погодите!

Его надо удержать. Вдруг он обманет и не пойдет в таверну? И плевать, что он грозился показать дяде Давиду какой-то там удар. Дядя сам может врезать. Пускай отдубасят друг друга, обоим будет полезно.

Крепко вцепившись в чип и размахивая свободной рукой, Мария бежала по набережной.

Далеко впереди Барро, продолжая идти, читал ее простенькие мысли и думал: а ведь мог бы взять десять миллионов – уйма денег! – растоптать чип прямо у Давида в кабинете и уйти. Исполнить мечту Розы – все забыть. И девки этой, совсем не склонной к полноте, в глаза не видеть. И никаких проблем с совестью.

Мог? Или нет?

Невольно Барро прибавил шагу.

С другой стороны, подумал он, девица-то на самом деле славная. Не дура, красотка и действительно богатая невеста, а у меня сын редкий симпатяга и такой же, в общем, балбес, они друг другу сразу понравятся.

Эта мысль заставила его слегка притормозить.

Хотя наследственность у Марии, признаем честно, жуткая. Мало ли, что она каким-то чудом не мутант! Но какие демоны кроются у нее внутри, помимо уникальной везучести? Мамина неуправляемость вкупе с разгильдяйством и дикой самоуверенностью. Папина упертость, агрессия и в то же время душевная ранимость. Прямо Молотов-коктейль.

Да, но мой-то взглядом уже не ложки гнет. Он такое загибает, что только держись. Весь в отца. И совсем не хочется гнать его пинками в Шестую Бригаду: ничему хорошему парня там не научат. А придется.

Как все трудно. Роза любила меня, я не любил ее. Потом она влюбилась в Эгона, но он не пошел за ней в бега – и она стерла ему память. Потому что заботилась о нем. И Марии стерла память по той же причине. А Эгон заботился обо мне. А мне придется заботиться о Марии – то есть для начала наврать ей с три короба о родителях. И жить с этой ложью до конца своих дней. Давид тоже о ней заботился и тоже врал. Надо будет все-таки показать ему мой удар в горло. Просто чтобы поменьше задирал нос.

Почему я не взял деньги, ну почему, думал Барро. Мне сорок восемь, мне все надоело до чертиков, я же не потяну такую обузу…

Мария налетела на него сзади, вцепилась в рукав и повисла.

– Хорошо, что ты выросла не толстая, – сказал ей Барро уныло. – А то бы рукав оторвала. Эх, Мария, представь только, мне сорок восемь лет! И вчера было, и завтра будет. Опять сорок восемь. Кругом сорок восемь. И самые яркие дни позади, и самые красивые дела. Ничего нового. Что бы ты мне ни сказала, я это уже слышал. Что бы ни показала – я это видел. Тоска – застрелиться в пору…