Создания смерти, создания тьмы - Джон Коннолли

— А что с женщиной?

— Она сгорела в одном из старых домов. На этом все и закончилось.

— Но только не для Кэтрин?

— Да, только не для нее. После окончания школы она уехала из города, а родители остались. Мать умерла лет десять назад, вскоре после нее и отец. А Кэтрин Деметр жила, кочуя с места на место, и нигде не находила покоя.

— Она когда-либо возвращалась в Хейвен?

— После смерти родителей — нет. По ее словам, все для нее там умерло... Вот такая история, и все связано с Хейвеном.

— А были у нее друзья-мужчины, с кем она встречалась?

— Мне она ни о ком не рассказывала. И время вопросов истекло. Теперь убирайся отсюда. Если ты когда-либо вытащишь все это на публику или придешь ко мне снова, я привлеку тебя к ответственности за оскорбление и угрозы и за все, что сможет придумать мой адвокат.

Я поднялся.

— Еще один вопрос, чтобы мне лучше молчал ось об Элизабет Гордон.

— Ну?

— Как звали сгоревшую женщину?

— Мисс Модин. Аделейд Модин. А ее брата — Уильям. И убирайся из моей жизни ко всем чертям!

Глава 9

Мало сказать, что снаружи автомастерская Бру выглядела зачуханной и старой, — вид у нее был просто сомнительный. Внутри тоже немногое могло порадовать глаз. Но поляк Вилли чью труднопроизносимую фамилию поколения клиентов урезали до Бру, этот самый Вилли среди всех знакомых мне механиков был едва ли не лучшим в своем деле.

У меня никогда не вызывала особой симпатии эта часть Куинса, находящаяся немного севернее шумной скоростной магистрали Лонг-Айленда. С детства этот район ассоциировался у меня со стоянками подержанных машин, старыми складами и кладбищами. Гараж Вилли находился рядом с Киссена-парк и на протяжении многих лет служил ценным источником информации, поскольку там время от времени собирались дружки Вилли, чтобы за бутылочкой пивка обсудить, чем заняты другие. Эти места и сегодня вызывают у меня чувство беспокойства. Даже взрослым я ненавидел ездить по дороге от аэропорта имени Джона Кеннеди до Манхэттена, потому что она проходит по здешним окрестностям: у меня вызывал отвращение вид обветшалых домов и винных магазинов.

После смерти отца мать увезла меня в штат Мэн, в свой родной город Скарборо, где леса заменяли небоскребы и куда запах больших городов привозили с собой только энтузиасты гонок, съезжавшиеся из Бостона и Нью-Йорка на соревнования в Скарборо-Дауне. Возможно, поэтому, глядя на Манхэттен, я чувствовал себя здесь гостем и всегда видел город словно новыми глазами.

В округе, где располагалась мастерская Вилли, шла отчаянная борьба против расширения частных владений. Квартал Вилли купил владелец японского ресторана, находившегося по-соседству, и у него имелись планы распространиться дальше на юг. И Вилли пришлось ввязаться в полулегальную битву за выживание. Японцы донимали Вилли тем, что направляли через вентиляционные трубы в его гараж рыбные запахи. Вилли иногда отыгрывался тем, что поил своего старшего механика Арно пивом и кормил китайской едой, после чего тот выходил из мастерской, засовывал в рот пальцы и расставался со съеденным и выпитым у порога японского ресторана. «Когда все это китайское, вьетнамское или японское дерьмо выходит наружу, — говаривал Вилли, — разницы между ними нет никакой».

Внутри мастерской маленький темноволосый и смуглый Арно возился с двигателем раздолбанного «доджа». Сильно пахло рыбой и лапшой. На помосте стоял мой «мустанг-69», а пол вокруг был усыпан его железными внутренностями. Состояние машины заставляло усомниться в том, что в обозримом будущем на ней можно будет прокатиться. Я позвонил Вилли и предупредил, что заеду к нему. И, когда я появился, единственное, что он успел, это прикинуться, будто занимается моей машиной.

Сверху посыпались градом ругательства. Там находилась комната, служившая Вилли кабинетом. В следующую минуту дверь с треском распахнулась, и Вилли загромыхал вниз по деревянным ступеням: лысая голова в смазке, синий комбинезон нараспашку, а под ним грязная, когда-то белая футболка, обтянувшая его объемистый живот. У стены под вентиляцией были сложены лестницей ящики. Вилли с трудом взобрался по ним на самый верх и заорал, почти касаясь губами решетки:

— Эй, вы, сучьи дети косоглазые, если не перестанете поганить своей рыбьей вонью мой гараж, я вам устрою Хиросиму. На другом конце вентиляционной трубы что-то прокричали в ответ по-японски, после чего послышался дружеский смех с характерными восточными переливами. Вилли с досадой хватил рукой по решетке и спустился вниз. Он прищурился, вглядываясь в полутьму, и, наконец, узнал меня.

— Берд, здравствуй. Кофе будешь?

— Мне нужна машина. Моя машина. Та, что у вас тут уже неделю.

Вилли напустил на себя удрученный вид.

— Ты сердишься на меня, знаю, — примирительно-насмешливым тоном начал оправдываться он. — Я понимаю твой гнев. Сердиться, конечно, хорошо. А вот машина твоя плохая. Двигатель совсем ни к черту. Ты на чем его гонял? На орехах и гвоздях ржавых?

— Вилли, мне нужна моя машина. Таксисты уже меня своим считают. Некоторые даже не стараются обобрать. Вот до чего дошло. Между прочим, подумываю взять машину напрокат, чтобы не чувствовать себя дураком. Я пригнал к тебе машину, потому что ты обещал отремонтировать ее за пару дней.

Вилли повернулся к машине и пнул лежавшую на полу какую-то цилиндрическую штуковину.

— Арно, что там у нас с «мустангом» Берда?

— Дело дрянь, — откликнулся Арно. — Передай, что дадим ему пять сотен, чтобы пустить эту развалюху на слом.

— Арно говорит, что надо дать тебе пять сотен, чтобы пустить ее на слом.

— Я слышал. А ты ему передай, что я ему дом спалю, если он мне ее не наладит.

— Послезавтра заберешь, — буркнули из-под капота. — Извини за волынку.

Вилли хлопнул меня по плечу измазанной смазкой рукой.

— Пойдем ко мне, выпьешь кофейку, послушаешь, о чем толкуют в округе, — и, понизив голос, добавил. — Эйнджел хочет с тобой поговорить. Я сказал, что ты зайдешь.

Я молча кивнул и поднялся за ним наверх. В его кабинете, на удивление чистом, четверо мужчин сидели вокруг стола и пили кофе и виски из жестяных кружек. Я кивком поздоровался с Томми Кью, которого как-то раз прихватил за торговлю пиратскими видеокассетами, и еще с одним парнем — усачом по прозвищу Дядя Сом. Рядом с ним сидел еще один помощник Вилли — Джей. Он был десятью годами старше Вилли, но в свои шестьдесят пять выглядел на семьдесят пять. Четвертым был Эд Харрис по прозвищу Гроб.

— Эд Гроб тебе знаком? — спросил Вилли.

Я кивнул.

— Что, Эд, по-прежнему покойничками промышляешь?

— Не-е, с этим все, и давно, — ответил Эд. — Спина стала ни к черту.

Эд Гроб переплюнул всех похитителей. Он прикинул, что с живыми задолжниками слишком много возни, да еще неизвестно, кто будет их искать, а с покойниками никакой мороки. Вот Эд и повадился морги грабить.

Он просматривал газетную хронику, выбирал усопшего из достаточно состоятельного семейства и выкрадывал тело из морга или похоронного зала. До того как Эд изобрел свой промысел, похоронные залы толком не охранялись. В подвале у него была припасена холодильная камера. Туда он помещал тело и сообщал родственникам, что требует выкуп, обычно просил он немного. Большинство родных охотно соглашались выкупить своих горячо любимых, пока они не испортились.

Все шло неплохо, и Эд жил не тужил, пока один поляк из старой знати, оскорбившись предложением выкупить останки супруги, не нанял целую армию, чтобы отыскать Эда. И нашел, хотя тот и успел удрать через лазейку в подвале, что вела в соседний двор. Но за неудачу Гроб отыгрался на шляхтиче по полной: за три дня до этого электрическая компания отключила у него свет за неуплату, так что от покойной пани, когда ее нашли, запашок был почище, чем от дохлого опоссума. Однако с тех пор дела Эда пошли под гору, и теперь он ютился в углу гаража Вилли, напоминая своим видом старый стоптанный башмак.

В комнате стало тихо и как-то неуютно. Неловкое молчание нарушил Вилли.

— Ты помнишь Безносого Винни? — Вилли протянул мне дымящийся черный кофе в красной от жара жестяной кружке с неистребимым запахом бензина. — Послушай, что рассказывает Томми Кью. Ты ничего не пропустил.

Взломщик из Нью-Арка Винни Безносый как-то осенью очень неплохо поживился и решил начать новую жизнь, насколько это возможно для человека, который сорок лет только тем и занимался, что обчищал чужие квартиры. Прозвище он свое получил после долгих и неудачных боксерских опытов. Маленький Винни был потенциальной жертвой для любой швали в Нью-Джерси. И, как большинство не вышедших ростом парней из неспокойных районов, Винни надеялся кулаками обеспечить себе спасение. К несчастью, в защите он оказался хуже некуда, и его нос с течением времени уменьшился до размеров лепешки с полузакрытыми дырочками ноздрей, напоминавшими изюмины в тесте.