Постовой - Путилов Роман Феликсович

Следователь глубоко задумался, потом улыбнулся:

– То есть с опознанием у меня не прокатило, так что ли, Громов?

– Нет, не прокатило, я на такую дешевку не покупаюсь.

– Ладно, жаль, но попробовать надо было. Ладно, успокойся, естественно, это опознание никуда не пойдет. Или ты настаиваешь на подаче жалобы?

– Нет, поверю вам на слово, гражданин следователь. Я в Дорожном отделе собираюсь долго работать, зачем нам с вами отношения портить.

– Ну, ты оптимист! Я буду тебя сегодня задерживать, на днях обвинение предъявлю, тебе лет семь реального срока корячится, а ты на совместную работу настроен. Коллегам расскажу, посмеемся вечером.

– Я верю в высокий профессионализм и объективность работников советской прокуратуры, и я знаю, что вы больше не будете пытаться вести следствие незаконными методами, поэтому на свое будущее я смотрю со сдержанным оптимизмом.

– Ну-ну.

– Разрешите вопрос, гражданин следователь?

– Задавайте.

– А что у вас дела не в сейфе хранятся, не положено же так.

– А! Это старые дела, довоенные и послевоенные еще. Их на сдачу в архив подготовили, а я попросил пока оставить, люблю старые документы почитать. А что, вы тоже интересуетесь?

– Ну конечно, это же очень интересно.

– Ну вот, если быстренько расскажете, как Сапожникова пытали, – дам парочку почитать. Тут очень забавные дела попадаются.

– Нет уж, спасибо, цена дороговата.

Потом в кабинет был призван несчастный Николай Сапожников. Почему несчастный? Потому, чувствую я, что счастья у Николая в дальнейшей жизни не будет. Я так прямо и сказал это, вслух. А когда следователь возмутился, пообещав подать рапорт прокурору, что я запугиваю свидетеля, пришлось мне опять объяснять, что человек, добровольно давший явку с повинной, а потом от нее отказавшийся, теряет те поблажки, которые гарантирует закон при постановке приговора, в том числе и минимальный размер наказания. Человек, который так безответственно играет с законом, хорошо закончить свою жизнь не может. Что я неправильно сказал, товарищ следователь? Скажите об этом Николаю, что с законом так играть нельзя.

Пришлось Евгению Викторовичу подтверждать Николаю, что, заявив о принуждении к подаче явки с повинной, льготы на минимальный срок он теряет.

– Но вы же обещали, Евгений Викторович! – скуксился Сапожников.

– А что вы ему пообещали, товарищ следователь?

– Так, все замолчали, тут вопросы задаю я. Сапожников, идите, ждите в коридоре. А с вами, Громов, приступаем к допросу. Где и при каких обстоятельствах вы познакомились с Николаем Сапожниковым?

– Товарищ следователь, можно я на крыльце покурю?

– Идите, Сапожников, курите, главное, далеко не уходите.

– С Николаем Сапожниковым мы знакомились в процессе моей служебной деятельности. Николай неоднократно и незаконно в ночное время проникал через окно в жилые комнаты учащихся кооперативного техникума, совершал там мелкие кражи и другие противоправные деяния, а также противозаконно склонял несовершеннолетних студенток техникума к совершению половых актов в естественной и противоестественной форме. (На этом моменте Кожин замер, очевидно, раздумывая, стоит ли вносить это в протокол. Но я взглядом показал, что прослежу, чтобы мои показания были внесены на бумагу дословно.)

– В ночь со вторника на среду, около двадцати трех часов, Николай был задержан мною при новой попытке проникновения в комнаты проживания несовершеннолетних студенток. В процессе профилактической беседы между мной и правонарушителем Николай заявил, что он желает сообщить о своей противоправной деятельности, в которой он раскаивается, и желает начать новую жизнь. В соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом, я как дознаватель, получивший сообщение о совершенном преступлении, принял и оформил восемь протоколов явок с повинной о совершении Николаем Сапожниковым и его знакомыми грабежей в нашем районе. Для ускорения процесса оформление явок с повинной происходило в комнате дежурного сторожа автошколы ДОСААФ на улице Диктатуры. После оформления явок с повинной я незамедлительно доставил Николая в Дорожный отдел милиции и передал его вместе я протоколами явок дежурному по отделу. Больше я Николая не видел.

– Хорошо, – следователь старательно записывал мои слова, – а вот к нам в прокуратуру Дорожного района поступило заявление от гражданина Сапожникова, что явки с повинной были получены вами с нарушением закона. В частности, что вы незаконно задержали заявителя и удерживали его в металлическом гараже, где пытали и избивали его, применяя физическое и моральное насилие. Явки с повинной он написал под вашу диктовку. Что вы можете сказать по этому поводу?

– Ничего.

– Поясните.

– Поясняю. О том, что вам написал Николай, мне ничего не известно, ничего из того, в чем он меня обвиняет, я не делал.

– Так и запишем. Скажите, Павел, а сколько времени вы оформляли явки с повинной?

– Не знаю, я очень быстро пишу.

– Понятно. Второй вопрос: Николая вы задержали после двадцати трех часов, после этого в час ночи вы появились в отделе милиции, снялись со смены, а в пять утра были зарегистрированы явки с повинной в книге учета преступлений. Где все это время находился Николай?

– Где находился Николай? В одиннадцать вечера я его действительно задержал. После этого мы разговаривали во дворе дома рядом с общежитием, примерно до двенадцати часов двадцати минут ночи. Я пошел в Дорожный отдел, с Сапожниковым мы договорились, что после часа ночи я вернусь и мы продолжим беседу. Когда я, после сдачи дежурства, вернулся, мы продолжили разговор. Разговаривали во дворе еще около двух часов, потом он рассказал мне о совершенных грабежах, и мы пошли в школу ДОСААФ, так как огонек горел только там. Какие у вас еще вопросы, товарищ следователь?

– А почему вы не вызвали машину и не оформляли явки с повинной в помещении РОВД, как положено?

– Во-первых, я не знаю, откуда вы взяли, что протокол положено оформлять только в помещении милиции? Насколько я помню, в Уголовно-процессуальном кодексе написано, что заявление о преступлении обязан принимать даже начальник зимовки. То есть по закону я обязан оформлять сообщение о преступлении даже на льдине в Ледовитом океане. Поэтому я, получив признание Сапожникова, немедленно направился оформлять его заявления в ближайшее доступное помещение. Мог и на улице, под деревом, но за столом писать удобнее.

– Скажите, Павел, а какой смысл Николаю признаваться в грабежах, чтобы потом отказаться?

– Не знаю, зачем он совершает такую глупость. Возможно, кто-то из его друзей, из числа лиц с антисоциальным поведением, дает ему неправильные советы. У меня нет никаких мыслей на этот счет.

– Понятно. Распишитесь и ждите в коридоре.

Через пару часов в коридор, где по-прежнему компанию мне составлял конвоир-сопровождающий, вышел следователь, одетый в легкую курточку и с папкой под мышкой:

– Ну что, Громов, поедем, будем делать проводку, искать место, где ты над парнем издевался.

– Я с вами поеду только после того, как вы сообщите моему руководству, что я нахожусь у вас, а то мне на работу пора. Иначе меня за прогул уволят. У нас, в милиции, с этим очень строго.

– Я, Громов, когда вас задержу по сто двадцать второй статье процессуального кодекса на трое суток, тогда и уведомлю ваше руководство, чтобы оно характеристику на вас в уголовное дело готовило.

– Нет, товарищ следователь, так дело не пойдет. Проверка показаний на месте – процедура добровольная, так что, либо вы уведомляете мое руководство, что я у вас в плену, либо я не даю согласие на участие в проводке.

– Какой ты душный, Громов, как с тобой бабы живут?

– Ага, я очень душный, а вы, гражданин следователь, такая лапочка. Тут какой-то фуфлыжник, который всемером по вечерам развлекался, гражданам по голове стучал, признался в содеянном, а потом решил всех обмануть, типа, пытали его. Вместо того, чтобы спросить, а почему этот Сапожников не в тюрьме, вместе со своими друзьями, вы из всех своих прокурорских сил пытаетесь честного мента на семь лет в «красную» зону отправить. А хотите услышать, как я про их грабежи узнал? Они меня в десять часов вечера, недалеко отсюда, случайно встретили и тоже попытались лишить наличности, только я от них ушел. Так что в виновности Сапога у меня никаких сомнений нет. И с чего мне вам хоть в чем-то навстречу идти? Я чувствую, что в этом здании у меня друзей нет, поэтому и буду максимально осложнять вашу работу. Короче, либо звоните моим начальникам, либо задерживайте меня, либо я пошел на работу.