Голова Медузы Горгоны - Валентина Пономарева

Через два дня после ужина у Фальчиковой вопрос о слиянии «Штаба бело-зеленых войск» и «Союза трудовых землевладельцев» был фактически решен. Все сошлись на том, что с докладом по текущему моменту и с объединенной программой организации должен выступить Чепурной. Дружинину был поручен содоклад.

Ранним январским утром к дому одного из заговорщиков, заведующего керосинной лавкой, стали прибывать представители. На подступах к месту сбора их встречали члены «молодежной сотни» и провожали на квартиру. Наконец к десяти часам собрались все.

Звякнул колокольчик, который прихватил с собой предусмотрительный Зуйко.

— Друзья мои! — взволнованно произнес Чепурной. — Мне трудно сдержать радость при виде столь авторитетного и представительного собрания. Этот день войдет в историю, поверьте мне. В лихую годину бедствий мы оказывались сплоченными как никогда, взяли на себя бремя забот о будущей России. Мы выбрали из всех возможных самый трудный, но благородный путь — путь борьбы. Благодарность потомков будет наградой за нашу самоотверженность. Мы вернем свободу трудовому народу! Недалеко то время, когда взовьется над землей наше победное знамя!

Чепурной говорил витиевато и напыщенно. Он не скупился на восклицания, когда рисовал будущее Терской республики, раскрывал перед каждым заманчивые перспективы, не скрывая трудностей предстоящей борьбы.

— Но мы не одиноки, друзья мои! — Он на мгновение замолчал, стараясь угадать отношение слушателей к речи, которую так тщательно готовил. Одни угрюмо хмурились, другие о чем-то шептались, но большинство собравшихся слушали его внимательно.

— Мне сообщили из нашего ЦК, что сенат и президент Франции не признают правительства России. С Кемаль-пашой договорилась Антанта, что он порвет отношения с Советской Россией. А главное, друзья, — он вскинул вперед руку, — прошло заседание Учредительного собрания!

Все оживились.

— Председательствовал на заседании эсер Авксентьев. Его товарищи были эсер Минор и кадет Коновалов. С речами выступали Руднев и Керенский, бабушка русской революции Брешко-Брешковская, кадет Радичев, трудовик Булат, мусульманин Максудов, казак Харламов и многие другие. Послушайте, что говорил там Милюков! Это и есть программа наших действий!

Чепурной открыл блокнот, нашел нужную запись:

— Большевистская власть не может быть разрушена нападением на Россию извне. Уничтожить Советскую власть и диктатуру большевиков-коммунистов можно только одним путем — восстанием народа внутри России. — Он спрятал блокнот в карман жилета. — Господин Милюков призвал всех членов Учредительного собрания заняться подготовкой этого восстания. И весьма характерно, — Чепурной снова сделал паузу, — это отметили все: единственная партия, не потерявшая свой престиж в наши дни, — это партия социал-революционеров. Поэтому именно она должна возглавить восстание, хотя в подготовке его активно действуют все оппозиционные силы. Позвольте мне перейти к нашей программе…

Фальчикова с интересом наблюдала за изменением настроения. Теперь лишь Дружинин хмурился и что-то шептал монархисту Лукоянову. Тот согласно кивал в ответ.

«Вот кого надо было прибрать к рукам, — подумала Фальчикова. — Он может дать крепкий бой, этот военный интеллигент». Но тут снова заговорил Чепурной.

— Свободный труд в свободной стране! Вот наш лозунг. А вот как мы видим свои цели и будущее устройство России.

Чепурной поднес к пенсне небольшой листок бумаги.

— Борьба с Совдепией и партией большевиков — раз! Созыв Всероссийского Учредительного собрания, а до него — местных учредительных собраний — два! Федеративное устройство России с правом самостоятельного законодательства по различным вопросам местной жизни.

Он снял пенсне и отложил листок в сторону.

— Свобода слова, печати, собраний! Уничтожение коммунистической кабалы, коммунистического крепостного права: трудовой и других повинностей, разверстки и всяческих мобилизаций! Мы возродим свободную торговлю и все кооперации, изучение в школах закона божия. Не обязательное, — поправился он, — а по желанию родителей. Это великая программа, которую диктует нам сама жизнь!

Раздались аплодисменты. Негромкие, но дружные. Чепурному удалось-таки завладеть вниманием аудитории и склонить ее на свою сторону.

Дружинин, выступивший после него, отстаивал позиции монархического крыла «Штаба». Он был не менее красноречив, чем Чепурной, но его попытка соединить несоединимое — республику и монархию — потерпела крах. Представители «трудового казачества» несколько раз прерывали его выступление язвительными репликами, отчего Дружинин сбивался с тона, нервничал и повышал голос. Не спасло положения и выступление полковника Лукоянова: большинством голосов была принята программа правых эсеров.

Не без ссор и взаимных оскорблений прошло распределение должностных портфелей. Эсеры пошли на то, чтобы начальником Главного штаба остался Дружинин, ибо политическое руководство работой было поручено Чепурному.

Решили, что никто лучше не справится с военными вопросами, чем полковник Лукоянов, а офицером связи был назначен подъесаул Доценко. Утвердили связников по Зольской линии, Ессентукскому району, Кабарде, Владикавказу, Кизляру и Тифлису. Анна Фальчикова стала секретарем Главного штаба.

Члены «Союза трудовых землевладельцев» метили занять место Зуйко, но при энергичной защите Фальчиковой и Дружинина портфель «министра финансов», к величайшей радости всех троих, остался у Гаврилы Максимовича.

Порядком уставшие в этих баталиях делегаты наскоро заслушали предложения о кандидатах в будущий Войсковой круг, приняли текст приказа Главного штаба Зеленой армии Терского Казачьего войска и так же быстро «закруглили» другие вопросы.

План восстания не разрабатывали, как ни настаивал на этом Лукоянов. Договорились, что в назначенный день и час в станицах, аулах и хуторах отряды захватят власть, затем объединятся и двинут к городам, где разобьют красные гарнизоны. «Молодежной сотне» и своим информаторам Главный штаб поручил к этому времени закончить составление списков красных, которые подлежат аресту и уничтожению.

Когда разошлись делегаты, Дружинин подошел к полковнику Лукоянову.

— Как ваше мнение, Сергей Александрович?

— Считайте, что вас прокатили на вороных.

— Ничуть! Я ведь утвержден теперь начальником Главного штаба, как мне кажется.

— Вам это действительно только кажется, — насмешливо ответил Лукоянов. — А вожжи все-таки схватил этот пузатый революционеришка — Чепурной.

Лицо Дружинина стало злым и хищным.

— Ничего, полковник! С вашими друзьями и божьей помощью мы это сумеем поправить. Дайте только победить! А там… Мало ли бывает несчастных случаев! Пули, они тоже, знаете, летают в разные стороны…

На последний трамвай Веролюбов не успел. Чтобы не опоздать на дежурство, комендант губчека быстро шел по пустынным улицам города.

Вечером ударил морозец, и в тусклом свете редких фонарей искрились снежинки. Было тихо. Даже шаги ею не нарушали ночной покой: ботинки мягко утопали в свежем, только что выпавшем снегу.

Хотелось есть. Свой ужин он оставил малышам, убедив жену, что уж кого-кого, а его, коменданта, обязательно покормят на дежурстве. Он усмехнулся, вспомнив, как его карапузы, стараясь не торопиться под строгим взглядом матери, счищали «мундиры» с ароматной дымящейся картошки, поглужбе макали ее вместе с пальцами в миску с простоквашей. Засосало под ложечкой. Он хотел было достать папиросу, чтобы как-то заглушить это не покидавшее его в последнее время чувство голода, но пальцы нащупали еще теплую картофелину, которую Анна все-таки успела незаметно сунуть ему в карман.

«Надо же», — умилился он, сдунул с картофелины крошки табака, отправил ее в рот и вздохнул: «Скорей бы весна… Долгирев участки обещал достать. Засадим кой-чем. Там зелень пойдет своя, картошка молоденькая. Глядишь, перебьемся…»

Он зябко поежился, поднял воротник шинели и плотнее завязал старенький шарф.

А через минуту комендант уже прикидывал, где бы раздобыть стекло, чем утеплить кабинеты, чтобы избавиться от этих чертовых сквозняков.

Ходу до работы было минут десять. Еще оставалось время почитать распоряжения рабкрина, которые вывешивались поздно вечером. Сейчас за углом будет щит объявлений, возле которого по утрам, когда Веролюбов возвращался домой с дежурства, галдит толпа горожан.

«О чем люди завтра будут судачить?» — подумал он и повернул за угол.

У доски объявлений, не замечая его, наклеивали лист бумаги трое парней.

— Что новенького? — спросил, подойдя, Веролюбов.

Парни вздрогнули, оторопело глянули на него. И вдруг от внезапного удара в челюсть в глазах у чекиста полыхнули искры.