Наследник великой Франции - Эдмон Лепеллетье

Герцог Рейхштадтский, тронутый этим рассказом, обещал свое полное содействие, уверив вдову, что пользуется некоторым влиянием на эрцгерцога. Та благодарила его горячо и, как видно, думала, что свидание окончено. Но молодой секретарь спросил не будет ли он иметь честь познакомиться с ее дочерью. Вдова как будто колебалась; глядя в лицо юноши, она наконец сказала:

– Я верю вам, вы имеете такой откровенный внушающий доверие вид. Мы две одинокие, беззащитные женщины, у нас только и есть наша незапятнанная честь, и я надеюсь, что, если я разрешу вам бывать у нас, чтобы мы могли быть в курсе дел и давать вам нужные указания, вы не заставите меня раскаяться в своем доверии. Я познакомлю вас с дочерью, и, может быть, сострадание к ней побудит вас усерднее хлопотать о нас.

Она позвала свою дочь, и Лизбет не замедлила узнать в посетителе молодого студента, внимательно смотревшего на нее во время прогулки на Пратере. Она покраснела, и ее голос несколько дрожал, когда она благодарила его за участие и сказала, что ее мать и она будут всегда рады видеть его у себя.

Герцог старался поставить официальное знакомство на более дружескую ногу и неожиданно предложил сопровождать их на прогулку. Они отказались, но Лизбет прибавила:

– Если моя мать позволит, то мы можем пойти вместе на Пратер в воскресенье, после обеда, и проведем там несколько часов на свежем воздухе, под деревьями. Может быть, мы встретим там кого-нибудь из друзей отца, которые могут подтвердить вам нашу историю, и вы охотнее будете помогать нам.

Молодой принц решился наконец откланяться н уйти.

В воскресенье он встретил обеих дам на указанном месте, предложил им зайти в кафе, и скоро их знакомство приняло самый дружелюбный, интимный характер.

Такие встречи продолжались целый месяц. Несмотря на то, что разговор большей частью шел о деле, о пенсии, об ожиданиях вдовы полковника, молодая девушка давно угадала чувства милого, любезного юноши.

Молодой герцог решил ускорить ход событий. Он отправился к своему дяде, эрцгерцогу Карлу, который очень любил его, рассказать ему о прошении вдовы, в которой принимал участие, и просил его дать благоприятный ответ.

Эрцгерцог потребовал к себе дело, рассмотрел бумаги и сказал племяннику несколько дней спустя:

– Я исполню твою просьбу. Действительно полковник Лангздорф потерял право на милость императора, оскорбил высшее по чину лицо и подал в отставку из-за дуэли. Но так как ты интересуешься этой семьей и, кроме того, я нашел в бумагах доказательство того, что виновником дуэли был не полковник, а сам генерал, то я устроил вдове разрешение на пенсию в обычном порядке. Что касается дочери, то для нее я нашел место лектрисы при дворе, сначала второй, а через месяц и первой. Можешь сообщить хорошие вести своим протеже.

Герцог Рейхштадтский горячо поблагодарил дядю и радостно помчался в предместье Асперн, и, конечно, принесенная весть об успехе дела была встречена там с восторгом.

Благодарность – вернейший путь к любви. Лизбет, и без того неравнодушная к красивому «секретарю», чувствовала все более и более сильную привязанность к нему еще за то, что он доставил ей возможность служить при дворе и обеспечил существование ее матери, и у нее часто возникало желание увидеть его.

Однако со времени ее поступления на место ей ни разу не пришлось встретить во дворце молодого секретаря, и это удивляло ее. Однако ведь он служил при дворе… Или он забыл ее? Почему он не нашел до сих пор способа увидеть ее, говорить с ней, если его чувства были больше чем простое сочувствие?

Она решилась наконец в одно из своих свободных воскресений пойти на Пратер одна, надеясь встретить там «секретаря». Но ее ожидание оказалось тщетным: она нигде не могла увидеть бледное, красивое лицо того, кто уже занял прочное место в ее сердце. Она печально вернулась во дворец и старалась отвлечь свои мысли от интересовавшего ее юноши, взяв в руки первую попавшуюся книгу. Последняя оказалась придворным журналом, где были помещены генеалогия, родство и свойство придворных лиц, и прежде всего императорского, королевского дома, и были приложены портреты членов царственной семьи. Рассеянно просматривая эти портреты, Лизбет встретила среди них изображение молодого человека с надписью: «Эрцгерцог Франц-Иосиф, герцог Рейхштадтский, внук Его Величества».

«Как этот портрет похож на него! – подумала она. – Его глаза, его рот, его черты! Точно портрет его брата! О, я буду беречь эту книгу. Глядя на этот портрет, я буду думать, что он сам около меня».

Но проходили дни, а желанная встреча все не устраивалась.

Лизбет считала, что ее чудный, светлый сон любви и счастья навсегда и безвозвратно канул в вечность, и вдруг однажды получила записку, подписанную именем Франца, где он сообщал ей, что только что вернулся из отъезда, и просил прийти на Пратер, на обычное место их встреч.

Лизбет с радостью сказала себе: «Он не забыл меня! Может быть, он не знает, как я люблю его!» – и, конечно, поспешила исполнить просьбу своего Франца.

Свидание состоялось. На этот раз молодые люди были одни и могли говорить без помехи. Они делились своими впечатлениями, желаниями, мечтами. Расставаясь, когда уже стемнело, влюбленные обменялись первым поцелуем, взаимно считая, что это является залогом их помолвки.

Герцог весь отдался этой свежей и чистой любви. Его опьяняло чувство этой девушки, не знавшей его звания, считавшей его бедным, скромным служащим. Он давно разглядел все расчеты честолюбия, тщеславия и выгоды, скрывавшиеся в глубине его лестных успехов среди дамского общества при дворе. Ведь герцогу Рейхштадтскому могла предстоять самая блестящая участь! Он мог занять со временем престол Франции. Может быть, со смертью эрцгерцогов австрийский трон перейдет к нему, внуку нынешнего императора… Молодой принц не мог не видеть, как все эти преимущества действовали на женские сердца и как пуста, тщеславна и лжива была та любовь, которую в изобилии расточали ему дамы придворного круга.

Возвращаясь мыслью к скромной лектрисе, любившей его, не зная, кто он, и не ожидая короны взамен своей любви, юноша грустно говорил про себя:

– Пусть она никогда не знает этого! Пусть она любит только Франца, скромного секретаря придворной канцелярии!

Часть вторая

Узник Шенбрунна

I

В одной из темных, извилистых улиц центра Парижа, на углу улицы Мандар, находилось маленькое кафе, посетителями которого были окрестные мелкие торговцы и служащие. Несмотря на свое громкое название «Прогресс», это заведение нисколько не изменило старых традиций, по крайней мере в отношении следов мух на грязных и рваных обоях, паутины по углам и слоев копоти и пыли на сводах потолка. Это было скромное и почтенное кафе с патриархальными нравами, где истребляли прохладительное питье, где никто не возвышал голоса, где читали газеты, играли в карты и домино, где всегда царили мир и спокойствие.

То и другое всецело воплощались в лице благодушного существа, постоянно помещавшегося среди чашек и ложек на прилавке, около длинного ряда бокалов, приготовленных для лимонада и других напитков. Это был Картуш, или попросту Туш, домашний кот владелицы кафе, смотревший своими блестящими фосфорическими глазами на все окружающее с невозмутимым спокойствием и равнодушием.

Владелица Туша восседала между чашками с сахаром и бутылками коньяка с таким же величавым и невозмутимым видом, как и ее кот. Мадам Морен уже несколько лет вдовела. После смерти мужа она хотела было в порыве горя продать кафе, но этому воспротивились все клиенты, и она, покорившись общему желанию, осталась сидеть за конторкой на своем бархатном табурете.

Больше всех посетителей настаивал на этом некто Арман Лартиг. Восточного происхождения, но рано приехавший в Париж, он служил когда-то военным и участвовал в походе в Испанию при Бурбонах. Это был веселый малый, хороший товарищ, по ремеслу живописец-декоратор; он обещал хозяйке кафе обширную клиентуру среди рабочих-маляров, с которыми, как он говорил, ему постоянно приходилось иметь дело.

Хозяйка кафе охотно приняла предложение, и действительно ее тихое заведение наполнялось по утрам шумной, веселой толпой молодежи. Говор и оживление сменили спокойную тишину, царствовавшую до сих пор в кафе и дававшую повод хозяйке говорить:

– Мое кафе – это настоящий салон!

Обычные клиенты, собиравшиеся несколько позже поиграть в домино и на бильярде, опустошая пивные кружки, не имели ничего общего с малярами, но и тут появились новые лица благодаря Лартигу: это были врачи, профессора, отставные военные, несколько состоятельных рантье.

– Это все мои клиенты или их друзья, – говорил Лартиг. – Если мы будем довольны, то зайдем и завтра…

Доходы увеличивались, и хозяйка всецело положилась на Лартига. Он начал с того, что переменил название кафе. Оно называлось просто «Кафе Морен», но раз Морен умер, то, конечно, не мог больше держать кафе. Лартиг отклонил также прозвание «Кафе Юности», предложенное хозяйкой, находя, что оно отпугнет клиентов солидных, иногда самых выгодных, и предложил дать кафе название «Прогресс».