Ярмарка любовников. Психоз - Филипп Эриа

на короткий ночлег, который не приносил ему ничего, кроме еще большей усталости по утрам, привели его к тому, что он больше не оставался до утра в чужой квартире.

К себе же, в мастерскую, он старался не приглашать женщин. Если какая-либо из них все же оставалась у него ночевать, то после любви он уходил спать в соседнюю комнату, в которую никого не пускал. Когда же обстоятельства вынуждали его остаться на ночь у женщины, то всякий раз он находил предлог, чтобы, не дожидаясь рассвета, одеться и уйти домой. Он предпочитал водить своих очередных любовниц в гостиницу, как поступают со случайными подругами. Он снимал заранее номер в отеле, расположенном поблизости от площади Этуаль, а летом даже в районе Сен-Жермен или Сен-Клу.

Ему никогда не приходило в голову объяснять подругам причину своего поведения. Некоторые из них даже возмущались, когда он бесцеремонно расталкивал их. В свое время его удивляли приятели пренебрежительным, хамским отношением к женщинам, что, как казалось ему, противоречило натуре молодых людей, неспособных обойтись без женской ласки. Он замечал такое противоречие в особенности у тех приятелей, которые привыкли к легким победам. Отныне он ничем от них не отличался, переняв их манеру поведения.

Изредка, когда он был один в своей постели и хотел убить время, он пытался вспомнить лица всех своих любовниц. И Кароль несколько дней спустя после того, как он ее оставил, заняла свое место в его воспоминаниях: таким образом, и ей была уготована участь ее предшественниц. Однако воспоминание о ней пришло к нему не тогда, когда рядом с ним лежала другая женщина. Нет, Реми лежал в постели один, и, когда он проснулся посреди ночи, воспоминания о Кароль не принесли ему горечи сожаления.

Впрочем, Реми расстался с Кароль Вилькомта точно так же, как и с Пьереттой Оникс, с Элен Фару, с мадам Бейль-Видаль, то есть без всяких ссор. Но и последняя по времени любовница разочаровала и оттолкнула его тем, что совершила ту же ошибку, что и все ее предшественницы. Она попыталась его облагодетельствовать. Она также хотела, чтобы он извлек выгоду из их связи.

С помощью Кароль он заработал кучу денег. Ее рвение надоело Реми. И он сказал ей об этом, как и всем ее предшественницам.

– Но, Мики, – воскликнула она, – ведь я стараюсь только ради тебя!

И вдруг, разволновавшись, она произнесла роковые для себя слова, словно прибегая к последнему доводу:

– Ну, Мики, ведь я хотела тебе помочь.

Он вздрогнул. Ему не раз приходилось слышать эти слова на улице, за столом в пивной, в баре дансинга, ставшие профессиональным жаргоном у проституток и означавшие куплю-продажу. Помогать…

Казалось, что для женщин любовь означала оказание услуг. Или же инстинкт им подсказывал, что любовника можно привязать к себе теми же методами, какими обычно пользуются мужчины, чтобы добиться расположения женщины.

IX

– Скажи-ка, ведь совсем неплохо! – произнес Бебе Десоль.

Он стоял лицом к мольберту Реми с незаконченным эскизом афиши.

Часто, хотя и нерегулярно шестеро молодых людей собирались поочередно то у одного из них, то у другого, чтобы опрокинуть рюмку-другую в компании приятелей без женщин и суеты.

Бебе Десоль появился в квартире у Реми вторым. Первым же пришел, как всегда, Жорж Манери. Понимая, что компания может прекрасно без него обойтись, он стремился не упускать ни минуты совместного досуга. Он во что бы то ни стало хотел не отставать от своих друзей, угнаться за которыми ему становилось все труднее и труднее. Пунктуальный и неспособный на неожиданные поступки, он мечтал походить на них и сожалел, что это ему не удавалось. Жорж Манери восхищался каждым из своих добившихся успеха приятелей. А они, напротив, вспоминали о нем лишь тогда, когда им нужно было одолжить у него деньги. В самом деле, об осторожности Манери свидетельствовала его способность осмотрительно вести свои финансовые дела: не будучи расточительным, он не только никогда не оставался на мели, но и всегда имел возможность оказать услугу или дать взаймы. Когда друзья обращались к нему с просьбой одолжить денег, то делали это всегда в грубой форме, спрашивая напрямик: «Скажи, ты, конечно, дашь мне взаймы пятьдесят луидоров?» И, положив в карман деньги, спокойно уходили, оставляя его одного.

Он подошел к мольберту и хотел было рассыпаться в похвалах, но Бебе Десоль тут же прервал его на полуслове, обратившись к Реми:

– Это для тех, кто занимается зимним спортом? А где будут развешаны афиши?

– По вокзалам, в бюро путешествий и на рекламных щитах. Фирма, прибравшая к рукам гостиницы этого спортивного комплекса, намерена повести активную рекламную кампанию. Именно поэтому она заказала нечто похожее на афишу мюзик-холла. Я долго размышлял над тем, с чего начать. И, вспомнив, что теперь во всех видах зимнего спорта начинают носить облегающие костюмы, я нарисовал эту обнаженную модель цвета охры на фоне яркого синего неба и голубоватого снега. Тебя впечатляет?

– Здорово, – ответил Манери, к которому Реми вовсе и не думал обращаться.– Замечательно!

Бебе Десоль, напротив, хранил молчание. Казалось, что он о чем-то размышлял.

– Ты так и нарисуешь этого малого, – поинтересовался он, – в профиль?

– Наверное. А что?

– Есть одно предложение, – сказал Бебе Десоль, неожиданно перейдя на серьезный тон.

Появился Нино Монтеверди, за ним Пекер, пришедший на этот раз вовремя, вопреки привычке опаздывать. Однако Бебе Десоль, не обращая на них внимания, продолжал:

– Послушай, Мики. Чтобы закончить эскиз, тебе понадобится натурщик. Согласись, ты ведь пригласишь кого-то позировать? Правда? Предлагаю себя в качестве модели, ради тебя я готов пойти на это.

– Знаешь, – ответил Реми, – тебя утомит такое занятие. У меня собрано достаточно фотографий из немецких журналов. ИЛИ же я попрошу Альберта позировать.

– Да ну! – воскликнул Бебе Десоль.– Надеюсь, ты не станешь сравнивать меня с Альбертом? Не подумай, что меня оскорбляет такое сравнение только потому, что он – твой лакей. Однако тебе хорошо известно, как я сложен: ты не раз видел меня обнаженным. Меня узнают, когда ты изобразишь меня в профиль. Это станет сенсацией и повеселит людей.

– Какой же ты потаскун! – произнес Нино с пьемонтским акцентом.

Однако в разговор вступил Пекер:

– Да хватит вам! О чем спор? Из-за трех телок, что узнают твою задницу на парижских стенах!.. Нет, у меня есть другое предложение: если у Мики появится желание нарисовать какую-нибудь известную личность, то пусть уж рисует меня!.. А что? Пусть тело он пишет с Альберта, так как у меня нет времени позировать для всей композиции,