Сны об Уэссексе. Фуга для темнеющего острова - Прист Кристофер

Хотя Пол перестал улыбаться, взгляд у него остался тем же: прищуренным и крайне хитрым.

– Не боишься, что это оружие я обращу против тебя?

– С какой стати?

– Я ведь тоже могу много чего рассказать.

Он неожиданно встал, и Джулия невольно отпрянула. Она все еще держалась за ручку двери, но повернуть ее не хватало сил.

– Я много лет пахал ради этой возможности. И здесь только потому, что мне наконец-то выпал редкий шанс. Поверь, я его не упущу. Никто не встанет у меня на пути, и уж, конечно, не тупая фригидная сучка, которая всю жизнь ищет, на кого бы свалить свои ошибки. Найди себе другую нору, чтобы прятаться. Если и будут выбирать между мной и тобой – то выберут меня!

Джулия возразила, призвав последние остатки сил:

– Я уже в проекте. Тебя не пустят.

– Вот и проверим. Посмотрим, что скажут другие. Кто им расскажет, ты? Или мне самому?

Джулия в отчаянии затрясла головой.

– И, если уж заведем этот разговор, может, отдельно стоит упомянуть о твоей дружбе с Бенедиктом? Рассказать остальным, как ты получила эту работу?

– Пол, не смей!

– Что ж, у нас обоих есть в чем признаться. Вот и славно.

Джулия была готова грохнуться в обморок. За каких-то десять минут в жизнь воплотился самый страшный ее кошмар. Она знала, что Пол безжалостен, что он амбициозен, знала и о той ядовитой химии, которая разъедает все между ними, – однако никогда не думала, что три эти составляющие однажды сольются и устроят такой сокрушительный взрыв. Невольно издав тихий стон отчаяния, она отвернулась. Пол за ее спиной удовлетворенно хмыкнул.

Вылетая из кабинета, она слышала, как Пол шелестит отчетами на рабочем столе.

Глава двенадцатая

Хотя давно уже миновала полночь, рестораны и ночные клубы Дорчестера не спешили пустеть, да и на улицах было полно народу. Ночь выдалась теплой и душной, как перед грозой. В кафе наперебой гремела музыка и слышались шумные разговоры, из открытых дверей баров, как из котельной, струился свет, полный табачного дыма и жара от распаренных тел. Люди с сияющими лицами, в облегающей яркой одежде танцевали, пели, кричали…

И только море, бьющееся о бетонную дамбу, дышало ветром и прохладой.

Деревья на набережной были увешаны цветными гирляндами, которые вместе с шипящими газовыми фонарями на стенах домов озаряли прохожих причудливым золотым светом.

Дэвид Хакман медленно шагал в сторону бухты, правой рукой обнимая Джулию за талию. Она льнула к нему, прижимаясь щекой к плечу, чтобы подольше сохранить отголоски недавней телесной близости.

Джулия казалась совсем крохотной, он мог обхватить ее одной рукой. Хакман держал девушку очень трепетно. Вечер они провели незатейливо: сперва отправились в бухту, чтобы поставить его новенький скиммер к арендованному днем причалу, затем поужинали в ресторане. А оттуда вернулись в комнату Хакмана. Сперва оба испытывали неловкость, не хотели вновь говорить о той странной связи, что возникла между ними, но в конце концов стеснение отступило перед физическим влечением. Их любовь была страстной и вконец вымотала обоих.

И все же теперь, шагая сквозь душную ночь, Хакман чувствовал, как их связь стала слабее. И вовсе не потому, что, утолив сексуальный голод, они нарушили таинство. Он ощутил это в тот же миг, как только увидел Джулию на пороге: казалось, неосязаемая нить между ними утратила прежнюю упругость.

Прогуливаясь по набережной, Хакман вдруг понял, что воспоминание о недавнем сексе столь же тускло и невыразительно, как память о днях до того момента, когда он подал заявку о переводе в Дорчестер.

И это неправильно и нечестно. Он ведь испытал яркие эмоции, пережил красивые моменты…

Возможно, вся причина в нем: вдруг он просто не способен чувствовать?.. Хакман поспешил отогнать эту мысль.

Джулия была осязаемой и очень теплой, он чувствовал, как рядом с его грудью бьется ее сердце. Живое, настоящее.

Добравшись до бухты, они спустились по бетонным ступеням, и Хакман помог Джулии забраться в лодку. Потом поцеловал: недолго, но со страстью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Придешь еще?

– Если хочешь.

– Конечно, хочу. Если хочешь сама.

– Я приду… завтра. – Она стояла в качающейся лодке, держась за его руки, а Хакман старался не сверзиться в воду с края нижней ступеньки. – Дэвид… Я очень хочу тебя увидеть.

Они снова принялись целоваться, потом Джулия наконец перешла на корму, завела двигатель и направила лодку к выходу из гавани. Вода была черной и спокойной, вдоль берега в ней отражались цветные фонари. Лодка взрезала гладь, заставляя огни плясать и смешиваться за ее кормой.

Хакман стоял на лестнице до тех пор, пока гул двигателя совсем не утих, и лишь потом вернулся в город.

До чего странно его память впитывает пережитый опыт: уже сейчас образ Джулии, уплывающей от него по черной воде с цветными отблесками, стремительно терял объем и краски. Словно воспоминание было ненастоящим, навязанным извне. Казалось, что по набережной весь вечер он гулял в одиночестве, а Джулию придумал, убедил себя в ее реальности.

Говорить Джулии о своих ощущениях он не стал, хотя весь вечер чувствовал, как едва ли не на глазах меняется действительность.

Взять, к примеру, еду в ресторане: запеченные морепродукты, отличное вино с севера Франции – самый вкусный ужин, который Хакман только пробовал после приезда. Джулия сказала, что никогда прежде в этом ресторане не бывала. В памяти остались мелкие детали: официант, подаривший Джулии розу, четыре музыканта во дворике, которые играли так громко, что метрдотель попросил их удалиться, шумная компания за соседним столиком – шестеро американцев в арабских одеждах, пронзительно орущие какие-то свои гимны. Еда была настоящей, в желудке до сих пор чувствовалась ее тяжесть.

И все же, едва они вышли из бара, Хакмана накрыло ощущение, что все там было фальшивым.

И Джулия – тоже. Когда они занялись любовью, Хакман вдруг понял, что в постель к нему она легла до того естественно, будто ей это не впервой, и что все события, предшествующие этой минуте, – не более чем искусственно внедренные воспоминания.

Вскоре пустым воспоминанием стал и сам секс, а реальностью – расслабленное состояние, которое последовало за ним.

Теперь, по дороге обратно в гостиницу, Хакману казалось, что и лодку, скользящую по черной глади, он просто-напросто придумал. Казалось, что Джулии рядом с ним не было, что она существует лишь в его воображении.

Он дошел до гостиницы и прокрался к себе в комнату, стараясь не столкнуться в коридоре с кем-нибудь из коллег. Впрочем, все они, видимо, давно спали, потому что в здании было совсем тихо.

Хакман принял душ, разделся и откинул смятое одеяло. На простыне напоминанием о недавнем интиме темнели влажные пятна. Он задумчиво на них уставился – они были такими же реальными, как и все воспоминания о сегодняшнем вечере: реальными… но как будто не имевшими смысла.

Когда он лег в постель, влажные пятна липко холодили кожу спины.

Глава тринадцатая

Дональд Мандр разговаривал по телефону с лондонским офисом. Из Уэссекса его вызволили на день раньше Джулии, поэтому все симптомы усталости уже прошли. Он чувствовал себя свежим и отдохнувшим, хотя известие о смерти Тома Бенедикта отрезвило не хуже ведра ледяной воды. В свои пятьдесят четыре года Мандр теперь был самым старым участником эксперимента.

– …Расследование проведем послезавтра, – сказал он Джеральду Боннету, юрисконсульту фонда. – Да, после похорон.

Боннет боялся, как бы смерть Тома не сказалась на репутации проекта. Эксперимент был не таким уж тайным, однако СМИ после первой волны публикаций быстро утратили к нему интерес и переключились на другие, более животрепещущие темы, поэтому так уж сложилось, что за следующие два года руководство проекта привыкло оберегать свои секреты от внимания общественности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– …Нет-нет, вскрытие делать не обязательно. Формально Том все это время был под наблюдением врачей. Да, конечно, мы усилим меры предосторожности. Будем проводить более тщательное обследование перед каждым подключением к проектору.