Иезуитский крест Великого Петра - Лев Анисов

А вот какую характеристику царевичу дает историк С. М. Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен»: «Жена пришлась не по мужу, и царица Евдокия Федоровна очутилась в монастыре под именем старицы Елены; Петр женился на Екатерине Алексеевне Скавронской, но от первого брака остался сын и наследник царевич Алексей, родившийся 19 февраля 1690 года. Россия волнуется бурями преобразования, все истомлены и жаждут пристать к тому или другому берегу: для всех одинаково важен и страшен вопрос: сын похож ли на отца?»

Из дошедших до нас источников мы не можем изучить в подробности характер Евдокии Федоровны, был ли похож на мать царевич Алексей. Но нам известен достаточно характер отца, известен и характер деда, и мы имеем полное право сказать, что царевич, не будучи похож на отца, был очень похож на деда — царя Алексея Михайловича. Царевич был умен; в этом мы можем положиться на свидетеля самого верного и беспристрастного, на самого Петра… Царевич Алексей был охотник приобретать познания, если это не стоило большого труда, был охотник читать и пользоваться прочитанным; сознавал необходимость преобразования, необходимость для русского человека знать иностранные языки. Вообще, говоря о борьбе старого с новым в описываемое время, о людях, враждебных Петру и его делам, и включая в это число собственного сына его, должно соблюдать большую осторожность, иначе надобно будет поплатиться противоречием. Мы видели, что в России прежде Петра сознана была необходимость образования и преобразования, прежде Петра началась сильная борьба между старым и новым; явились люди, которые объявили греховною всякую новизну, всякое сближение с Западом и его наукою. Но не одни эти люди, не одни раскольники боролись с Петром. До Петра были люди, которые обратились за наукою к западным соседям, учились и учили детей своих иностранным языкам, выписывали учителей из-за польской границы. Но мы видели, что это направление, обнаруживавшееся на верху русского общества при царе Алексее Михайловиче, царе Федоре Алексеевиче и правительнице Софье Алексеевне, это направление явилось недостаточным для Петра; с учеными монахами малороссийскими и белорусскими, с учителями из польских шляхтичей, которые могли выучить по-латыни и по-польски и внушить интерес к спорам о хлебопоклонной ереси, — с помощью этих людей нельзя было сделать Россию одною из главных держав Европы, победить шведа, добиться моря, создать войско и флот, вскрыть естественные богатства России, развить промышленность и торговлю: для этого нужна была страшная, напряженная деятельность, незнание покоя; для этого Петр сам идет в плотники, шкипера и солдаты, для этого призывает всех русских людей забыть на время выгоды, удобства, покой и дружными усилиями вытянуть родную землю на новую, необходимую дорогу. Многим этот призыв показался тяжек. К недовольным принадлежали не одни раскольники, которые оставались верны своему старому, основному взгляду, только сильнее убеждались в пришествии антихриста, к недовольным принадлежали не одни низшие рабочие классы, которые без ясного сознания цели вдруг увидали на себе тяжкие подати и повинности, к недовольным принадлежали люди образованные, которые сами учились и учили детей своих, которые были охотники побеседовать с знающим человеком, с духовным лицом, а побеседовав, попить и понапоить ученого собеседника, которые были охотники и книжку читать ученую или забавную, хотя бы даже на польском или латинском языке, употребить иждивение на собрание библиотеки, были не прочь поехать и за границу, полечиться на водах и посмотреть заморские диковины, накупить разных хороших вещей для украшения своих домов; одним словом, они были никак не прочь от сближения с Западною Европою, от пользования плодами ее цивилизации, но надобно было сохранить при этом приличное сану достоинство и спокойствие; зачем эта суета и беготня, покинутие старой столицы, старых удобных домов и поселение на краю света, в самом непригодном месте? Зачем эти наборы честных людей, отецких детей в неприличные их роду службы и работы? Зачем эта долголетняя война, от которой все пришли в конечное разорение? И царь Алексей Михайлович вел долгую и тяжелую войну; но зато православных черкес защитил от унии и Киев добыл; а теперь столько крови проливается и казны тратится все из-за этого погибельного болота.

XIII

Царевич Алексей Петрович по природе своей был именно представителем этих образованных людей, которым деятельность Петра также не нравилась, как и раскольникам, но которые относительно нравственных побуждений своих уступали жителям Выгорецкого скита и Керженских лесов. Царевич Алексей Петрович был умен и любознателен, как был умен и любознателен дед его — царь Алексей Михайлович или дядя — царь Федор Алексеевич; но подобно им был тяжел на подъем, не способен к напряженной деятельности, к движению без устали, которыми отличался отец его; он был ленив физически и потому домосед, любивший узнавать любопытные вещи из книги, из разговора только; оттого ему так нравились русские образованные люди второй половины XVII века, оттого и он им так нравился.

Царевич был охоч до книг. Будучи за границей, читал по истории, посещал памятные исторические места и храмы. Кроме книг богословского содержания покупал во Франкфурте, Ниренберге, Праге, Галле и других городах книги литературные («Басни Эзоповы», «Филология», «О рождении жен», «Другой свет» и др.), портреты, карты топографические. Он интересуется всем, посещает монастыри Кракова, присутствует на диспутах в университете. Расспрашивает, расспрашивает… А вернувшись домой, старательно записывает обо всем услышанном.

Вдали от России живо интересовался ее делами, требовал сведений из Москвы обо всем, жадно вникал в суть происходящих событий, следил за действиями Карла XII.

Близко к сердцу принимал дела друзей, готов был помочь им деньгами и советом.

Благочестив, сердоболен к нищим.

Хозяйствен, распорядителен (все поручения отца по управлению государством выполняются безукоризненно).

Он все же человек более ума, нежели действий. О внутренней, скрытной работе мысли, душевных исканиях свидетельствуют выписки его из Барония (Бароний — цесарь, кардинал, автор колоссального труда по церковной истории «Annales ecclesiastici», о котором один из русских ученых прошлого высказался так: «начитанность Барония и его обширное знакомство с рукописными сокровищами, из которых иные и теперь еще не сделались достоянием печати, наконец, свод всего литературного материала, доступного его учености и исключительному положению, справедливо обеспечивает за «Анналами» Барония почетное место между источниками церковной истории»).

Считая учение протестантов ересью и склоняясь к мысли, что католичество достойно полемики как исповедание церкви, Алексей Петрович в то же время крайне отрицательно относится к унии, признанию папы римского главой православной церкви. В том, возможно, сказалось влияние русского духовенства, с которым однажды он коротко сошелся. Об этой близости часто пишут. Но не забудем следующего: и в среде духовенства находились люди остро чувствующие опасность утраты Россией самостоятельности в случае подчинения папизму. Именно поэтому, делая выписку из Барония: «Иустиниан будто писал к папе, что он (папа. — Л.А.) глава всем», царевич делает помету на полях: «Не весьма правда, а хотя бы писал, то нам его письмо не подтверждение».

«При всей своей религиозности, — замечает А. В. Петров, — Алексей, однако, не был фанатиком, слепо верующим в нелепые подчас рассказы о всякого рода чудесный явлениях. Например, он считал «сумнительным» рассказ о том (у Барония. — Л.А.), «яко милостивый Господь бог от своего к людям попечения, даде с воздуха хлеб, аки манну в пустыни». Вызывают у него усмешку и «сумнение» и некоторые другие церковные предания.

Имел на вещи собственный взгляд и суждение. Обладал незаурядной волей и умел отстаивать свое мнение.

Посланник фон Лоос писал 1 июля 1718 года о собрании сената, на котором Алексею Петровичу предъявлены были серьезные обвинения: «Царевич перед всем собранием с необыкновенным хладнокровием (которое, по-моему, граничило с отчаянием) сознался отцу в своем преступлении, но далеко не выразил ни малейшей покорности царю, не просил у него прощения; он резко объявил ему в глаза, что, будучи вполне уверен в том, что он нелюбим отцом, он думал, что это сознание избавляет его от обязанности любви, которая должна быть взаимна. Он полагал себя вправе обнаружить свою ненависть против него, вступаясь за угнетенный народ, который стонет под игом слишком тяжелого правления и который готов оказать ему, царевичу, всякую помощь, какой он только попросит для проведения в исполнение своих возвышенных намерений».

Внимательное чтение выписок из Барония, сделанных царевичем в 1714 году в Карлсбаде, во многом уясняет духовный облик двадцатичетырехлетнего человека.