Драконам слова не давали! (СИ) - Ночь Ева

Я собираю тарелки, сгружаю чашки на мобильную тележку. Вытираю столы и прохожусь по столешницам мягкой фибровой салфеткой. Мне нравятся простые действия. Любуюсь чистыми пластиковыми поверхностями.

Сдвигаю красиво стулья. Почти порядок. Остальным уборщица займётся. Толкаю тележку к мойке и замираю: Драконище стоит в той же позе и наблюдает за мной. В его руке лишь мороженого не хватает, чтобы я испытала дежавю.

Он ни о чём не спрашивает. Просто смотрит. Взгляд у него тяжёлый, до земли клонит. Не такой, каким он мерился со мной совсем недавно. Неприязненная враждебная холодность. День у меня сегодня такой, что ли? Вряд ли я заслужила повальную ненависть.

— Я бы хотел предупредить вас, Лунина, — произносит он, как только я делаю шаг вперёд, намереваясь выйти из «Рукавички» подальше от этого злобного огнедышащего чудовища. Молчу, ожидая окончания его ледяной речи. Видимо, не стоило давать ему мороженое. Не впрок.

— Не обольщайтесь на счёт моего брата. Он легкомыслен и безответственен. Девушки для него — больше азарт. Игра. Рулетка или карты. Разменная монета. Не делайте себе больно.

Я поперхнулась. Фыркнула. Ну, может, не стоило так с начальством, но сдержать естественную реакцию не смогла.

— Спасибо за заботу, Дмитрий Иванович. Я тронута, правда, — опустила глаза, чтобы скрыть смех. — Но, как бы это помягче сказать?.. Не все девушки одинаковые. И если вы думаете, что меня легко увлечь, то ошибаетесь.

Я хотела сказать ещё, что мне его брат вообще по барабану. Что у меня есть парень — красивый, идеальный, любимый. Что мне плевать на всех остальных мужчин. Но не успела.

Драконище шагнул ко мне. Стремительно, молниеносно. Смерил тяжёлым взглядом. И снова гроза прорвалась сквозь темень его ресниц. А затем его губы впились в мои.

Жар. Дрожь. От макушки до кончиков пальцев. Горячие, невероятно обжигающие губы. Уверенные, смелые, искушенные. Искушающие.

Его ладони — на моём лице.  Его пальцы — в моих волосах.  Это больно — он продирается сквозь туго заплетённые косы. Но неожиданно эта боль пронзает стрелой вожделения. Дикий узел катится от затылка по позвоночнику и разбрызгивается тёмными всполохами там, где соприкасаются наши тела.

Он гладит большими пальцами мои виски. Затягивает в свой водоворот — долгий, слишком долгий, колдовской поцелуй, от которого невозможно оторваться.

Я цепляюсь руками за лацканы его пиджака — намертво, до онемения в пальцах. Привстаю на цыпочки, тянусь за ним. И снова ощущаю удар его бёдер. Властный. Захватнический. Яростный. Это как клеймо. Как метка обладателя. И слышу стон. Низкий Жаркий. Свой.

Он отрывается от меня. Слепо водит губами по моим губам, и это заводит меня ещё больше. А затем отстраняется. Разрывает контакт.

— Может быть, не все девушки одинаковые, — слышу я его равнодушно холодный голос, — но вас очень легко увлечь. Это вы ошибаетесь, Лунина, когда льстите себе и переоцениваете.

Он спокойно отцепляет мои пальцы от своего пиджака и уходит. А я стою. Одна. В оглушающей тишине. Только тикают противно часы на стене. Гад. Тварь. Сволочь. Чудовище чешуйчатое. Как там ещё его обзывала Крыска? Так вот: он хуже. Гораздо хуже всех тех нелестных эпитетов, которыми она его наградила! 

21. Драконов

Утренний подъём дался ещё тяжелее, чем накануне. Ночью спал плохо. Комкал простыни, крутился. Снилась мне Лунина. Её смех. Я задыхался от жара, гнался за ней, а она не давалась — отдалялась каждый раз. А потом неожиданно оказалась слишком близко. Я не успел отпрянуть, а она уже обвилась вокруг меня, как лиана. Точь-в-точь, как недавно вокруг швабры. И я не знал, хочу её оторвать от себя или мечтаю, чтобы она вросла в меня навсегда, пустила корни, распустила листья, брызнула нежно-розовыми бутонами…

Проснулся на час позже. Полностью разбитый. Голова трещала по швам, тело горело, в паху ныло от каменного стояка, во рту пересохло. Выругался сквозь стиснутые зубы. Душ. Тренажёры. Завтрак. Ничего не помогло: чувствовал я себя премерзко.

Сменить бы потные простыни и снова упасть в кровать. Выспаться бы. Не думать ни о чём. Но сегодня суббота, а значит, я должен ехать через весь город в дом отца. У Ваньки День рождения. Пропустить нельзя. Хорошо хоть подарок заранее купил. И хорошо, что это детский праздник: отмечают с утра. Приеду, побуду пару часов — и до свидания.

Звоню Илье. Тот долго не отвечает. Вот кто счастливец: может дрыхнуть сутками, и пушки не способны нарушить его священный сон.

— Да, — слышу его плавающий голос.

— Не да, а просыпайся. Ты не забыл, что у Рыжика сегодня день рождения? И что сегодня ты не можешь придумать отмазку и не приехать?

— О, не-е-ет! — стонет он почти несчастно.

— О, да-а-а, — произношу почти злорадно — так он сейчас меня бесит своей безалаберностью и пофигизмом. — Надеюсь, хоть подарок ты купил?

— Да о чём речь, братан, — бормочет Илья в ответ, и по голосу я понимаю, что он наконец-то проснулся и лихорадочно думает, как выкрутиться, если я вдруг спрошу, что конкретно он приготовил для Ваньки.

— Опоздаешь — прибью, — угрожаю почти на полном серьёзе. — Он мечтал о радиоуправляемом роботе-трансформере. И как бы оговаривалось, что именно ты осчастливишь ребёнка игрушкой.

— Да помню я, — огрызается Илья, и я отключаюсь, не желая слушать его враньё. Разберётся, не маленький. Это ему не брата на мороженое разводить и распускать павлиний хвост перед девушками из «Розового Слона». Времени впритык. Но, учитывая, как он гоняет на своём «Ягуаре», у него есть шанс не упасть лицом в торт.

Праздники Драконовы устраивали с размахом. День рождения Ваньки исключением не стал. Судя по всему, собрался весь легендарный 5-Б класс и ещё куча друзей-подруг. Свежий воздух. Красиво оформленные столы. От разноцветных шаров рябило в глазах.

Детвора галдела и веселилась, раскрасневшийся Рыжик принимал поздравления, музыка гремела, словно на клубной дискотеке.

— Пойдём, я тебя с друзьями познакомлю! — тянет он меня за руку, и я покорно приветствую девочек и мальчиков. Там уже вовсю резвится Илья. Вот кто ещё ребёнок, не наигравшийся в бирюльки. Не отличишь от клоунов, которых пригласили развлекать толпу. Хороший ход, кстати: у лицедеев отличная программа, куча всяких сюрпризов, розыгрышей, шуток. А главное — весь этот выводок шумных детишек при деле.

Смаргиваю от неожиданности. Видимо, головная боль играет со мной шутки: в одной из феечек в пышной юбочке и парике мне мерещится Лунина. Кажется, я совсем крышей поехал.

— Ни-и-ка! — тянет, наклонив голову набок, Илюха и, схватив феечку за руки, кружится в каком-то первобытном танце. Феечка смеётся звонко. Трясёт искусственными кудряшками и сверкает на солнце веснушками из золотой фольги.

Не показалось. Лунина. Она совсем другая. Какие великолепные ноги. Какого чёрта она здесь делает? Улучшив минутку, как только Илья отвлекается, хватаю её за руку. Ника жалобно ойкает, но я не ослабляю хватку.

— Объяснись, — цежу сквозь зубы, испытывая приступ неконтролируемой ярости. — Что, мой урок прошёл даром? Решила поохотиться на Илью здесь?

— Да нужен мне ваш Илья! — пыхтит она, пытаясь отцепить мои пальцы от своего запястья. — Отпустите, больно же!

Я медленно расслабляю мышцы, она тут же одёргивает руку и, морщась, трёт красные пятна. Это я, что ли, так ей приложил? Какая нежная кожа, однако.

— Вы монстр! — на глазах у неё слёзы. — Синяки теперь останутся!

— Что. Ты. Здесь. Делаешь, — выплёвываю каждое слово по отдельности, чувствуя, как кружится голова. Как колышется воздух.

— Работаю я! — возмущается вполне искренне. — Кто-то развлекается, отдыхает, а я работаю!

Кажется, я совсем перестаю соображать, что к чему. Сверлю её взглядом.

— Вот вы где, — протискивается между нами Илья. — Ник, ну ты что, там все тебя ждут. Без тебя никак!

Он тянет её за руку. Лунина морщится, но молчит: брат сжал её многострадальное запястье. Тонкое, длинное, с выступающей косточкой. Изящное, можно сказать. Уже на ходу Ника поворачивается ко мне и снисходит до объяснения: