Перелетные птицы - Алла Кроун

И вот однажды Сергей ворвался в дом, закричал что-то об умирающей матери своего друга Вадима Разумова и позвал отца и сестру срочно идти к ней.

На сердце у Нади вдруг потеплело: она вспомнила встречу с Вадимом на ледяной горке, когда ей было двенадцать лет.

У них ушло меньше двадцати минут на то, чтобы добраться до другого конца Невского, где они свернули на знакомый Наде переулок: там был книжный магазин, в который она частенько захаживала.

Надя потянула брата за рукав.

— Сережа, а где она живет?

Сергей кивнул в сторону книжного магазина.

— Комнату снимает рядом с магазином, в котором работает.

Книжный магазин! Надя закрыла глаза, припоминая. Много раз она бывала в этом магазине с двумя залами, который заполняли высоченные, от пола до потолка, полки, забитые редкими книгами, которые Надя, однако, не могла себе позволить. Но ей нравился запах старых кожаных переплетов. Она садилась на деревянный табурет, натертый до блеска частым использованием, и листала старые тома с классическими произведениями, делая вид, будто решает, какой из них купить. И все это время Надя чувствовала, что пожилая женщина за прилавком терпит ее потому, что понимает ее любовь к литературе. Добрая и немногословная, та неизменно повторяла: «Сегодня ничего не подобрали, душенька? Ну ничего, может быть, в следующий раз выберете». Оказывается, женщина эта была матерью Разумова!

Ей захотелось чем-то отплатить матери Вадима за доброту.

Это было все равно что выйти в ночь. Осеннее солнце и свежесть вдруг исчезли, когда они вступили в сумрак подъезда, где стоял тяжелый запах канализации. Точно кошка, способная видеть в темноте, Сергей бросился вверх по лестнице, пока Антон Степанович и Надя, держась за перила, осторожно щупали ногами каждую ступеньку.

Когда они дошли до третьего этажа, Сергей уже открыл дверь, и лестничная площадка озарилась тусклым светом.

В дверном проеме показался крепкий мужчина среднего роста. Грива каштановых волос спускалась ему на лоб и уши непослушными прядями, дуги густых бровей темнели над большими карими глазами, которые глядели на Сергея с теплом и болью. Когда он вышел на свет, Надя заметила острый угол подбородка, мускулистую шею, потертый край расстегнутого воротника рубашки… И на нее нахлынули воспоминания о том Рождестве шесть лет назад, когда они с братом пошли кататься на санках и встретили его на горке.

— Слишком поздно, Сережка. Все кончено. Спасибо, друг. — Его густой голос гулко разнесся по подъезду.

Сергей положил руку на плечо друга.

— Вадька, я привел отца и Надю. Я думал, мы сможем помочь. — Он покачал головой и опустил руку.

Вадим повернулся к Антону Степановичу. Его лицо было в тени, потому что свет шел у него из-за спины, и эта львиная голова казалась сплошным темным силуэтом.

— Спасибо, что пришли. Жаль, что пришлось познакомиться с вами при таких обстоятельствах. Позвольте, я проведу вас вниз через эту темницу.

Прежде чем кто-либо успел возразить, он проскользнул мимо них и стал спускаться по лестнице. Дверь осталась открытой, но света было достаточно лишь для того, чтобы стал виден контур ступенек.

На улице Надя тепло пожала руку Разумову. Вадим улыбнулся.

— Я вижу, сестренка Сергея подросла. Спасибо, что пришла.

Надя, впечатленная явной внутренней силой и теплотой его личности, решила, что сейчас будет неуместно говорить какие-то слова соболезнования. Ведь этот человек даже в такую минуту не потерял самообладания, хотя глаза его и были полны грусти.

Антон Степанович прикоснулся к руке Вадима.

— Если хотите, я составлю свидетельство о смерти.

— Спасибо, доктор, но я лучше обращусь в больницу, где мать лечилась.

— В этом нет необходимости. Я мог бы все оформить, пока вы будете заниматься другими делами.

— Не хочу показаться неблагодарным, но я просто привык все делать сам. Спасибо за то, что хотите помочь, но, если я буду занят делами, у меня не будет времени на тяжелые мысли.

Голос его звучал вежливо, но твердо.

«Он не хочет делиться с нами горем», — подумала Надя, незаметно рассматривая его. От этого человека веяло уверенностью, он словно точно знал, чего хочет, и прекрасно ладил с собой.

По пути домой Надя спросила брата, почему он никогда не приводил к ним Вадима. Задумавшись на секунду, Сергей ответил:

— Просто как-то не приходило в голову. Мы с ним встречаемся и разговариваем на «беседах».

— Он сильный человек… определенных взглядов, — заметил Антон Степанович и тут же добавил: — Но по-доброму, так сказать, по-спокойному. Мне нравятся такие люди.

Сергей кивнул.

— Ты прав, папа. Помню, когда мы начинали спорить, мама говорила нам: «Дети, разговаривайте тише. Не всякая громкая музыка хороша».

Через несколько дней Вадим пришел к ним в гости и задержался дольше положенных для визита вежливости двадцати минут.

Они сидели в кабинете, в уютной домашней обстановке, а не в гостиной, которая днем выполняла функции приемной для пациентов и была наполнена неистребимым запахом лекарств. Вадим сразу освоился в кабинете и сел рядом с Надей на кожаный диван. Перебросившись парой слов с гостем, Антон Степанович извинился и ушел к себе. Сергей встал, открыл стеклянную дверцу книжного шкафа, запустил руку за книги и достал маленькую бутылку коньяка.

— Я это прячу для особых случаев. Не хочешь глоточек для согрева, Вадька?

— Спасибо, Сережа, но нет. Я только из Выборга, был на собрании рабочих, поэтому пить такие дорогие напитки после всего, что я там увидел и услышал, не могу.

— А что случилось в Выборге, Вадим? — поинтересовалась Надя и подалась вперед.

Обычно стеснительная с новыми знакомыми, рядом с Вадимом она чувствовала себя вполне свободно. «Как с ним легко. Мы словно всю жизнь были знакомы». Добрый, общительный. Открытый человек и держится просто. Он понравился ей.

Взглянув на Надю, Вадим сказал:

— Ты спрашиваешь, что я видел в Выборге? Страдание. Целые семьи живут и работают в одной комнате, да еще берут к себе жильцов и селят их в отгороженный тряпкой угол. У них даже нет кроватей, они спят на грубых досках. Пока мы разговаривали, все курили, хотя в нескольких шагах спал младенец в люльке из мешковины, свисающей с крюка, вбитого в потолок.

Надя была поражена.

— Но это же ужасно! — воскликнула она. — Никогда о таком не слышала.

— Неудивительно, Надя, — сказал Вадим. — Ты же еще ребенок.

— Я не ребенок. Мне уже восемнадцать.

Вадим похлопал ее по руке.

— Что ж, Надя, после восемнадцати милости просим в Россию.

Он сказал это без издевки, скорее в шутку, и Надя, у которой сердце разрывалось от жалости к безвестному младенцу, повернулась к брату.

— Ты никогда не рассказывал мне, что люди живут в такой нищете.

— Я не думал, что тебе нужно наглядно описывать то, что существует веками. Мне казалось, ты и сама об этом узнаешь.

— И это все, что могут позволить себе рабочие?

— Сейчас им платят двадцать два рубля в месяц, — спокойно сказал Вадим. — Видишь ли, Надя, если ты ничего не собираешься предпринимать, зачем вникать в это ужасающее положение? Я уверен, что и твои друзья знают не больше твоего, так что ты не одна такая.

Надя вспыхнула, осознав, что Вадим невольно упрекнул ее. Она посмотрела на Сергея.

— Возьми меня с собой на ваши «беседы». Я хочу узнать больше и помочь. — Она на миг замолчала, потом продолжила: — Еще я подумала, не стоит ли подождать, пока война закончится?

— Возможно, в этом ты права… — начал было Вадим, но Сергей перебил его:

— Наоборот, Надя, именно сейчас самое время для перемен! Когда люди живут в нужде, когда голод стучится в каждую избу, — только тогда к нашим словам станут прислушиваться.

— Но кто поведет за собой народ?

— Мы. Интеллигенции и, в частности, студентам придется подсказать рабочим, что настала пора требовать лучшего обращения и государственных реформ. Кто сейчас стоит во главе империи? Царь постоянно меняет премьеров, и теперь судьба России находится в руках этого безумца Распутина. Тебе понятно, почему мы хотим нового правительства?

Надя прикоснулась к рукаву Вадима.

— Я хочу сходить на ваши встречи. Ты возьмешь меня с собой?

Вадим помолчал в нерешительности, потом повернулся к Сергею.

— Что скажешь, Сережа?

Тот покачал головой.

— Если бы правительство не запретило массовые сборы, я не сомневался бы. Подпольные «беседы» опасны. Ты же сам знаешь, Вадим, в любую минуту может нагрянуть полиция. Сам-то я не боюсь, но Надю подвергать опасности не хочу.

— Может, сводить ее в наш любимый трактир на Литейном? Там всегда много посетителей, постоянно кто-то приходит и уходит, на нас никто не станет обращать внимания, так что мы могли бы поговорить спокойно. Я думаю, что там мы были бы в сравнительной безопасности.