Плата за капельку счастья - Евгения Михайлова

– Знаю.

Анатолий еще раз заглянул в спальню. Берта лежала с закрытыми глазами, ровно дышала. Может проспать до утра. Он подошел к компьютеру, включил, потом для того, чтобы сбить слишком яростную волну, вернулся на кухню и выпил стакан водки. Ох, да ни черта она не сбила! Сайт этих ублюдков. Огромным, шизофреничным шрифтом «Вот как отдыхает собакозащитница Берта Иванова после своих пламенных выступлений по телевизору». Анатолий включил ролик. В глазах не потемнело, а, наоборот, посветлело. Какая качественная, однако, техника у тех, кого он все же рано или поздно убьет. В сумерках так отчетливо видно лицо Берты, светящееся лицо и тело Берты, ее ноги, раздвинутые, как для любви… Это полено с сучками, кровь на внутренней стороне бедер. Чья-то рука с массивными часами, другая, с наколкой на тыльной стороне ладони, чей-то армейский ботинок… Анатолий встал, чтобы пойти за сигаретами, и наткнулся на Берту. Она стояла за ним. Он метнулся, чтобы выключить компьютер.

– Не нужно выключать, Толя. Я все видела. Какая ерунда, ты о чем. Наоборот, наверное, хорошо, что они это снимали. Их смогут теперь найти. Так найдут убийцу Владика.

– Его найдут. Кольцов звонил.

Ужинать никому из них не хотелось. Но она выздоровела, мучительно вошла в блаженство. И заплакала от горя и счастья.

А утром Земцов получил два сообщения. Машина, которой был сбит Владик, найдена через три поселка по дороге в Москву. Водитель был на переднем сиденье. Он открывал дверцу кому-то явно знакомому. Ему выстрелили в грудь. Контрольный выстрел был в голову. Документов при нем не оказалось. Второе сообщение поступило из особняка Червонского. Олигарх и криминальный бог Роман Червонский застрелен в своем кабинете, где он кого-то принимал. Выстрел в грудь и контрольный выстрел в голову.

Земцов позвонил Масленникову, Кольцову, собрал бригаду, и они выехали в особняк Червонского.

Анатолий и Берта узнали об этом от Кольцова. А потом позвонила заведующая ее детским садом.

– Берта Леонидовна, очень сочувствую вам в вашем горе, но вам придется сегодня приехать написать заявление об уходе. Вы сами понимаете причину.

– Да, я об этом как раз думала.

– Отлично, – сказал Анатолий. – Поехали. Я бы все равно не пустил тебя на работу, а отпуск у тебя кончается.

Глава четвертая

Юра из детского дома

И понеслись дни дальше, не сбиваясь со своего, только им известного маршрута. У Берты изменилось все. Ее теперь не всегда узнавали ближайшие соседи. Она стала тонкой, стройной, с открывшимся, почти неестественно красивым лицом. Взгляд был не горестным, а мудрым и все увидевшим на этом свете. Она была нежной, хрупкой и беспощадной. То ли к себе, то ли ко всему свету. Анатолий шел при ней всегда. В карманах его джинсов теперь всегда были нож и кастет.

События ее жизни тоже изменились. Как будто только сейчас она рассталась с детсадовским периодом своей жизни во всех отношениях. Позади теплый запах манной утренней каши, песочница с игрушками, страдания из-за веса, обида на Колю, который ушел к Клаве. Безмятежность взрослой женщины, которая еще не перешла реку своего настоящего горя. Все позади, даже страхи, робость, стеснительность, неуверенность. Конечно, повод для уверенности теперь ходит всегда рядом с ней. Анатолий открыл женщину, которая пряталась в ней самой, укрывшись детсадовскими иллюзиями. Он поделился с нею своим мужеством, он дал ей силы смотреть вперед.

Однажды утром Берте позвонила редактор передачи, которую вела на телевидении Виолетта.

– Берта, это говорит Анна Голицына из «Останкино», мы знакомились, когда вы приезжали на запись. Знаю о вашем горе, очень сочувствую. Если вам трудно говорить, можем перенести разговор.

– Мне не трудно. Я вас помню, конечно.

– Ситуация у нас такая. Мы хотим сохранить передачу Виолетты. Главный редактор попробовал уже несколько наших ведущих и остался очень недовольным. Так, как у Виолетты, конечно, не идет ни у кого. К тому же люди не в материале. Даже не в фактическом, это не проблема, они эмоционально не в теме. Не выходят на тот градус, уровень. Короче, вы, наверное, поняли, в чем дело. Главный редактор обратил внимание на вас. Это не слишком вас обременит, запись раз в две недели. Коллектив тот же, проверенный. Они тоже считают, что новый человек, вообще не из примелькавшихся лиц, – это единственное, что может спасти передачу.

– Ну как же я могу? Я – воспитательница детского сада, это весь опыт. Бывшая, правда. Меня уволили.

– Отлично, – деловито сказала Аня, как и Анатолий. – Это называется – нам повезло. У вас какое образование?

– Высшее. Филфак пединститута. В науку не захотела, в школу еще меньше. Я люблю маленьких детей. Согласна с поэтом Валентином Берестовым, который сказал, что дети до двенадцати лет умнее самих себя, какими станут взрослыми.

– Тоже отлично. В этом есть что-то очень милое. Вы, воспитательница детишек, так страстно обличаете живодерскую рать. Главный редактор – тоже филолог, когда ругает за что-то сотрудников, никогда не забывает сказать: «Кроме этикетки в дипломе – «журналист», надо бы получить какую-то профессию. Устал от вашей необразованности». Он сложный, но смешной и справедливый человек. Просил вам передать, что контракт будет готов через три дня, если вы согласитесь. Контракт неплохой, на пять лет. Там будет пункт, который вас обяжет работать только с нами. В общем, вы станете нашим проектом. Для руководства это важно в коммерческих целях.

– Минутку, Аня. Можно я перескажу наш разговор мужу? Как он скажет.

Анатолий, выслушав, категорически сказал: «Нет, это приговор». Зря он произнес второе слово. Потому что Берта произнесла в трубку:

– Он согласен. Раз нужно, значит, нужно. Дело Виолетты не может оборваться. И мне кажется, я знаю, как его продолжить. Но мне нужно время.

– Конечно! Спасибо большое. Держим связь.

Анатолий обнял ее, заглянул в глаза, голова закружилась от их глубины.

– Я понял только одно. Слово «муж». Надо торопиться, ты же не умеешь врать. И надо заказывать новые платья.

– Ну да. Я это имела в виду, когда сказала, что мне нужно время.

А ночью ей позвонил незнакомый голос с незнакомого телефона.

– Берта? Это… ну, не важно, ты не знаешь. В общем, помер наш батя. Иван Григорьевич. Просил перед смертью тебе позвонить.

– Что случилось?

– Кашлял сильно. Мы вызывали «Скорую». У нас тут вагончик за собачьим виварием, ты знаешь, наверное. Они сказали «пневмония». Я купил те лекарства, какие сказали.

– Его дочь знает?

– Григорыч сказал тебе позвонить. А ей чего знать? Она за бугром. А его увезли, нам разрешили тут жить, покойникам нельзя долго находиться. Зарыли уже на социалке.

– Это что такое?

– Это кладбище для бедных. В общем, я пошел. Нам его надо поминать.

– Спасибо, что позвонил.

Берта так глубоко задумалась, что в себя ее привел лишь телефон, который выпал из руки. Как будто показал ей дорогу.

Утром она позвонила Ане Голицыной. Сказала, что ей очень нужно попасть в дом-интернат для детей-инвалидов. Но она боится, что ее не пустят. Там ребенок, родители которого за границей, дедушка умер, а Берта ему никто.

– Я могу сказать, что собираю материал для передачи?

– Конечно. Вы можете не только так сказать, но на самом деле подумать о такой передаче. Как раз ваша тема. А у Виолетты в плане есть передача о кинологах, которые занимаются канистерапией – лечением больных взрослых и детей с помощью собак. Вот и получится две ваши темы. Вам срочно?

– Да.

– Тогда мы все подготовим сегодня. И контракт, и пропуск, я сама договорюсь с этим детским домом. Есть телефон?

– Да. Пишите. Только, пожалуйста, ничего об этом мальчике. В общем, чтобы ничего личного. Мне нужно все посмотреть и понять.

Анатолию Берта назвала впервые не прямо, а уклончиво причину, по которой ей нужно поехать в этот дом ребенка.

– Это что-то вроде пробы пера для новичка. Нужна такая тема по плану Виолетты: «канистерапия». А я случайно знаю, что в этом доме ребенка есть внук одного знакомого бомжа, который умер на днях.

– Откуда у тебя и такие знакомые?

– Встретились как-то на рассвете, когда я гуляла с собаками. Это был очень хороший и красивый бомж. Сын полка, узник Гулага, отобрали квартиру из-за того, что все деньги тратил на внука.

– Внук – сирота?

– Нет, родители просто увезли старшего сына получать образование за границей. Сами там нашли работу. Здесь были безработными. Посылают двести долларов в месяц. Мне хочется посмотреть, хватает ли. И вообще посмотреть. Раз так все совпало.

По дороге из «Останкино», где Берта получила свои «корочки», Анатолий думал, что его миссия – быть сторожем при ней – крайне усложняется. Он думал, что придется просто охранять ее на прогулках с собаками. Но жизнь Берты изменилась… Их жизнь очень изменилась. Когда он выйдет на работу, для нее эти перемены к лучшему. Он даже подумать не мог о том, как она будет оставаться в квартире одна, только с собаками и мыслями о Владике. Но опасности… Придется решать проблемы по ходу.