Третий фронт. Партизаны из будущего - Федор Вихрев

Тут Саня и дал очередь. Как раз по задней машине. Вот досада. Не мог уж подождать чуток. Мне бы еще метров пятьдесят, и я бы разобралась с водилами. Машины рванули, и я, как дура, оказалась у них как раз на дороге. Что ж, пробуем… надеюсь, не зря учили не бояться машин… когда каскадировала на Довженко.

Главное, забыть, что она движется… А она, блин, движется! И еще как быстро!

— Бл… — Я как дурная ору и жму на спуск Откат. Винтовку в сторону и выхватываю пистолеты. Вторая машина тормозит, чтобы не въехать в зад первой. Я стреляю и не могу остановиться. Все кажется, что пули уходят мимо…

Когда он остановился? Когда я закончила стрелять? В голове туман. Адреналин зашкаливает так, что бьет в виски. Обоймы пусты. Машина стоит.

……, — опять маты. А как же без них? Я падаю на колени посреди дороги и ругаюсь. Руки не разжимаются. Даже чтобы перезарядить. — Мальчики, — шепчу, — я же никогда не каскадировала с грузовиками. Я же по легковушкам. Я же… не умею….

Со стороны дороги донеслись выстрелы и рев двигателя. Наши!!! Немцы замешкались и почти прекратили огонь. Ну!!!

— В атаку. Ур-а-а-а! — Кто сказал? Неважно. Вперед!!! Бежать, бежать, чувствуя, что уже подхватила неясная сила. Бежать, видя, что немцы бестолково мечутся под перекрестным огнем с танков!

Первый!!! Выстрел, валится. Страшный удар сбоку, выстрел, удар, темнота.

Попав под обстрел, немцы залегли. Ближайшую группу я срезал быстро, потом они сориентировались, и мне сразу стало очень неуютно. Надо бы сменить позицию, но уж больно удобна эта. Потерплю чуток. Глядишь, и пронесет. Ага, пронесло, как же. Немцы взялись за меня всерьез. Я понял, что северная лиса если еще не пришла, то уже очень близко, и начал отползать назад. Потом подключился пулеметный «двадцать шестой», работал он где-то слева от меня, и немцы на какое-то время оставили меня в покое. Возможно, посчитали, что пулемет успокоен, а может… Не знаю, но я воспользовался передышкой и взял еще чуть-чуть правее, туда, где до боя видел Змея. Позиция была — что надо, немцы начали откатываться к дороге. Потом, перекрывая звуки боя, кто-то закричал:

— В атаку! Ур-а-а-а! — И все рванули вперед. Я тоже побежал. Впереди, между деревьями, уже видна была дорога, когда слева по набегающей пехоте огрызнулся пулемет. Оказывается, в азарте атаки я взял слишком вправо, и немецкий пулеметчик оказался между мной и остальным отрядом. Немец бил во фланг нашей цепи, но, видно, услышал, как я ломился через лес, и оглянулся, проверяя свои тылы, но поздно. Я открыл огонь, поддерживая МГ за сошки. «Ну, сбылась мечта идиота, блин, Рембо самозваный!» — мысль крутилась в голове, а я все стоял в нескольких метрах от мертвого немца, нажимая на курок и не соображая, что лента кончилась и патронов в коробе нет.

После того как началась рукопашная, мы двинулись на соединение со вторым танком. Поскольку для нас на данном этапе бой закончился. Не стрелять же в кучу. Можно и своих положить. И ведь почти добрались. Внезапный удар.

— Мать васу! Фто это? — прошепелявил я, поскольку от удара язык прикусил.

Одновременно с этим танк повело вправо, и я быстренько его заглушил. Пулеметник же лупанул длинной куда-то в нашу сторону. Потом еще раз и пошел к нам. Подойдя поближе, остановился, закрыв нас от фрицев.

— Офмотреть мафыну! — рявкнул я.

Осмотр показал, что нам дико повезло. Будь ганс поточнее, могло быть и хуже. В смысле кинь он гранату не под гусянку, а на движок, например, и не противопехотную, а противотанковую. А так только гусеницу порвало. Вылезли мы с народом из танка и стали гусянку чинить. Несколько траков пришлось выкинуть, хорошо, хоть запасные были. Ивана я с пулеметом отправил нас стеречь, да и второй танк рядом оставил. Все равно в свалке ему не место.

Да… Нет ничего хуже, чем натягивать гусеницу под обстрелом. Нет, по нам никто не стрелял специально, но иногда посвистывало. Ну, вроде справились. В скоростном режиме. Даже бой еще не кончился.

— По коням! — скомандовал я и полез в танк.

Ззынннь… Услышал я, залезая в люк, и голову припекло.

Сел за рычаги. Тронулись. Двинулись к дороге. «Что ж так жарко-то? По спине так и течет…» — подумал я.

— Вань, — позвал я, — тряпочку дай, а то взмок я чего-то…

— Товарищ командир, как вы?! — крикнул Ваня. — У вас голова в крови.

Посигналил «двадцать шестому», чтоб прикрыл, и стал. Посреди поляны. Ваня посмотрел, что там со мной, оказалось, что вскользь задело. Перемотал он мне башку наскоро, и мы снова к дороге двинули. Но пока суд да дело, бой закончился. Как у нас, так и на дороге. Мы вообще после ремонта ни разу не выстрелили. Пулеметник куда-то раз отстрелялся.

На дороге тоже без нас разобрались, и я скомандовал двигать в лагерь.

Доехали мы туда, выключил я движок, люк открыл, а вылезти не могу — сил не хватает.

— Собирайте раненых, убитых и пленных. Грузовики в лес перегоним. Там пушка у вас цела осталась? Немцев на ходу расспросим, кого и зачем искали. Собрать все оружие и боеприпасы. Ты и ты — помогите набить ленты в бронике. Олег, посмотри надписи, куда нажать надо, чтоб пушка заработала? Я так и не понял.

— Не может он сейчас, — влез Костренко, — ранен он. Ему врач нужен, а не пушка.

— Бойцы, кто по-немецки говорит? Или хотя бы читает? Нету? Хреново. Придется в угадайку играть.

Тем временем Тэнгу пару немцев, прикинувшихся убитыми, поднял с земли легким покусыванием выдающихся мягких частей тела.

Глядя на него, я подумал, что стоит прокатиться по окрестностям, пока ребята собираются.

Сколько я стояла так посреди дороги, уставившись в одну точку — боги ведают… Где-то на краю сознания слышала выстрелы, крики. Кажется, дрались уже врукопашную. Чего мне туда лезть? Встала, пошатываясь. Первая мысль была о винтовке. Хороша… Жалко, если испортилась. Бросила ж ее, как палку… Нашла. Лежит себе в кювете. Что с ней будет? Прижала к груди, так детей прижимают. Иду…

Крики доносятся как через вату. Дошла до броневичка. Уткнулась лбом в горячее железо. Стою и отдышаться не могу… сердце успокоить.

— Все! Ника, молодец! — слышу, как кричит Саня. — Молодец, слышишь?

Слышу-слышу, а ответить не могу. Подожди, Букварик, сейчас…

Докатив до наших основных сил, Букварь стянул меня с брони. Не то чтобы я снова впала в ступор, как при первом бое, но лишний раз двигаться не хотелось. Думать, кстати, тоже. Хотелось почему-то есть, о чем я тут же и сказала:

— Мужики, я жрать хочу!

— Ну, можно и пожрать, — согласился я. — Хотя, скорее, выпить… Да и пустят ли меня к столу в таком виде?

Что и говорить, видок у меня был еще тот — морда в крови. Башка перетянута какой-то окровавленной тряпкой. Руки в мазуте и земле (а как вы думали — траки менять и чистеньким остаться?). Форма в крови и земле с мазутом вперемешку… Дополняла сию картину сигарета, торчавшая у меня в зубах.

Сколько я простоял в этом ступоре — не знаю. Может, пару минут, может, больше. И тишина… Потом постепенно стали пробиваться звуки. Я с удивлением оглядел себя, МГ в руках вдруг показался очень тяжелым. Я отложил его в сторону, подошел к гитлеровцу — того отбросило от пулемета, и немец лежал, уставившись мертвым взглядом куда-то вверх.

«Отвоевался один». Потом проверил его МГ — внешних повреждений не было. Еще один пулемет — это хорошо. Один повесил на шею, второй взвалил на плечо и, пошатываясь под весом двух «эмгэшек», побрел в сторону лагеря.

А дальше… дальше мне пришлось вспомнить о своей гражданской специальности. Не успел я дойти до лагеря, как ко мне подскочил Саня и не… хм… церемонясь, поинтересовался, где меня носит, когда есть раненые.

— Да… Вопрос, надо понимать, символический, — пробормотал я, бросая один МГ на землю и снимая второй. — Видами окрестностей любуюсь, и не ори. Где-где. Там же, где и все. Много бы один «максим» навоевал?

— Ладно, извини — адреналин после боя играет. Но раненых хватает. Олег какой-то осколок поймал, и Степана чем-то приложило…

— Пошли глянем.

Раненых разместили недалеко, в тени деревьев. Олег, с перебинтованной головой, был там же.

— Ну-с, на что жалуемся? — Я присел возле него.

— Да вот, бандитская пуля задела…

Я раскрутил тряпку, которой его перевязали — рана так себе. Чиркнуло хорошо, до кости. По-правильному — ее шить надо. Да и прививку от столбняка не помешало бы.

— Ну, жить будешь. Правда, шрам будет — ничего не попишешь. От столбняка прививку когда делал?

— Не помню уже…

— Это плохо. Антибиотиков опять же нет. Хоть бы какой-никакой стрептоцид… Ладно, будем надеяться, пронесет. А вообще как? Не тошнит? Зрение не двоится? Нет? Ну и то хорошо.