Опочтарение - Терри Пратчетт

— Конечно. А гномы полагаются на хитрость, обманные ходы и быструю смену позиций. За этой игрой можно узнать все слабости оппонента, — сказал Позолот.

— В самом деле? — удивился Витинари, поднимая брови, — а он разве не попытается тоже узнать кое-что?

— О, это всего лишь «Бум»! Это легко! — пролаял чей-то голос.

Оба человека уставились на Слеппня, который от облегчения стал вести себя развязно.

— Я часто играл в него, когда был ребенком, — пробормотал он, — скучная штука! Гномы всегда выигрывают!

Позолот и Витинари обменялись взглядами. Они как будто говорили: хоть я и ненавижу тебя до глубины души за каждый из аспектов твоей личной философии, я, по крайней мере, уважаю тебя за то, что ты не Криспин Слеппень.

— Внешность обманчива, Криспин, — любезно сказал Позолот, — играющий за троллей никогда не проиграет, если использует свои мозги.

— Однажды гном застрял у меня в носу, и Мамочка выковыривала его заколкой для волос, — поведал им Слеппень, как будто этот случай служил для него предметом особой гордости.

Позолот обнял его за плечи.

— Очень интересно, Криспин, — сказал он, — как думаешь, может такое случиться снова?

Когда они ушли, Витинари снова подошел к окуну и посмотрел на город под ним. Через несколько минут в кабинет вплыл Барабантт.

— Зафиксирован короткий диалог в приемной, милорд, — доложил он.

Витинари не обернулся, но поднял руку.

— Дайте подумать… Полагаю, один из них начал говорить что-то вроде: «Вы думаете, он…» и тут мистер Кривс быстро заставил его замолчать? Мистера Слеппня, подозреваю.

Барабантт взглянул на лист бумаги в своих руках.

— Почти слово в слово, милорд.

— Не потребовалось сильно напрягать воображение, — вздохнул Лорд Витинари, — милый мистер Кривс. Он такой… надежный. Иногда я думаю, что если бы он не был уже зомби, следовало бы перевести его в это состояние.

— Приказать провести с мистером Позолотом Расследование Первой Степени, милорд?

— Боже мой, нет. Он слишком умен для этого. Займитесь лучше мистером Слеппнем.

— В самом деле, сэр? Но вчера вы сказали, что он по вашему мнению не более чем жадный дурак.

— Нервный дурак, а это полезно. Он продажный трус и обжора. Однажды я видел его за обедом, поглощающего pot au feu50 с белыми бобами, и это такое зрелище, скажу вам, Барабантт, которое нелегко забыть. Соус был повсюду. Кстати, розовые рубашки, которые он носит, стоят не меньше ста долларов каждая. Все что он делает — это забирает чужие деньги безопасным, скрытным и не очень умным способом. Отправьте… да, клерка Бриана.

— Бриана, сэр? — переспросил Барабантт, — вы уверены? Он прекрасно управляется со всякими механизмами, но на улице пользы от него никакой. Его заметят.

— Да, Барабантт. Я знаю. Я хочу, чтобы мистер Слеппень стал еще немного более нервозным.

— А, понимаю, сэр.

Витинари снова отвернулся к окну.

— Скажите мне, Барабантт, — спросил он, — вы тоже считаете, что я тиран?

— Разумеется нет, милорд, — ответил Барабантт, прибираясь на столе.

— В этом-то и проблема, не так ли? Кто осмелиться сказать тирану, что он тиран?

— Да, проблема непростая, — согласился Барабантт, аккуратно складывая папки в стопочку.

— В своих «Размышлениях», которые, как я всегда считал, с трудом поддаются переводу, Пышон51 говорит, что вмешательство с целью предотвратить убийство является ограничением свободы убийцы, а свобода, однако, универсальна, дана всем от природы и без условий, — сказал Витинари, — вы наверное можете припомнить его знаменитое изречение: «Пока хоть один человек не свободен, до тех пор я маленький пирожок с курятиной», которое до сих пор вызывает немало споров. Таким образом, мы можем рассмотреть, например, изъятие бутылки у человека, убивающего себя выпивкой, как акт благотворительный, и более того, достойный всяческой похвалы, но свобода при этом все равно нарушается. Мистер Позолот явно изучал Пышона, но, опасаюсь, не понял его. Возможно, свобода и является естественным состоянием человечества, но сидеть на дереве и пожирать свой еще дергающийся обед — не менее естественное состояние. С другой стороны, Фрайдеггер52 в своих «Modal Contextities» провозглашает, что свобода ограничена, искусственна и, следовательно, иллюзорна, в лучшем случае это просто массовая галлюцинация. Ни один смертный в здравом уме не является истинно свободным, ибо истинная свобода столь ужасна, что только безумец или пророк может взглянуть ей в лицо. Она ошеломляет душу, приводя человека в состояние, которое Фрайдеггер описывает как Vonallesvolkommenunverstandlichdasdaskeit. А вы к чьей точке зрения склоняетесь, Барабантт?

— Я всегда полагал, милорд, что если этот мир и нуждается в чем-нибудь, так это в картотечных ящиках попрочнее, — ответил Барабантт после короткой паузы.

— Хммм, — сказал Витинари, — интересно, об этом стоит подумать.

Он замолчал. Один из херувимчиков на барельефе над камином начал поворачиваться, издавая тихий скрипящий звук. Витинари бросил взгляд на Барабантта и приподнял бровь.

— Я должен перемолвиться словом с клерком Брианом сейчас же, милорд, — сказал Барабантт.

— Хорошо. Скажи ему, что пришло время почаще бывать на свежем воздухе.

Глава 4

Знак

Оборотень в Страже — Удивительная булавка — Мистер Губвиг читает буквы, которых нет — Парикмахер Мартин удивлен — Мистер Паркер покупает безделушки — Природа Социально Приемлемой Лжи — Принцесса в Башне — Человек не умер, пока его имя помнят

— Ну Же, Мистер Липфиг, Что Хорошего В Насилии? — грохотал мистер Помпа. Он покачивался на своих огромных ногах, стараясь удержать отчаянно вырывавшегося Мокриста.

Грош и Стэнли жались друг к другу в дальнем конце раздевалки.

Одно из натуральных лекарств мистера Гроша выплескивалось из кипящего горшка на пол, оставляя на нем красные пятна.

— Это были несчастные случаи, мистер Губвиг! Несчастные случаи! — лепетал Грош, — после того как погиб четвертый, тут повсюду была Стража! Они сказали, это были несчастные случаи!

— О, да! — кричал Мокрист, — четверо за пять недель, э? Обычное дело, готов поспорить! О боги, я готов, я спекся! Я уже мертв, да? Просто пока еще не валяюсь на полу! Витинари? О, это человек, который знает, как сэкономить на веревке! Я уничтожен!

— Вам полегчает после чашки чая с висмутом и серой, сэр, — дрожащим голосом проговорил Грош, — у меня уже и чайник вскипел…

— Чашки чая недостаточно! — Мокрист взял себя в руки, или, по крайней мере, удачно изобразил, будто взял себя в руки, и глубоко, театрально вздохнул, — окей, окей, мистер Помпа, теперь можете отпустить меня.

Голем разомкнул захват. Мокрист выпрямился.

— Итак, мистер Грош? — спросил он.

— Похоже, вы настоящий, — сказал старик, — никто из черных клерков не стал бы так бесноваться. Видите ли, мы думали, что вы один из этих особых джентльменов на службе его светлости, — Грош суетился вокруг чайника, — не хочу вас обидеть, но вы не такой бледный, как эти канцелярские крысы.

— Черные клерки? — удивился Мокрист, и тут его настигли воспоминания, — о… вы имеете в виду этих плотных людей в черных костюмах и шляпах-котелках?

— Именно их. Некоторые из них, — студенты из Гильдии Убийц. Я слышал, они могут делать очень неприятные вещи, если считают нужным.

— Мне показалось, вы назвали их канцелярскими крысами?

— Ага, но я не сказал, за какое место они кусают, хе-хе, — Грош заметил выражение лица Мокриста и кашлянул, — извините, не имел в виду ничего такого, просто пошутил. Мы подозреваем, что последний почтмейстер, мистер Пошатбери53, был черным клерком. Трудно его упрекнуть за это, с таким-то именем. Постоянно что-то вынюхивал.

— А почему? — спросил Мокрист.

— Ну, мистер Переменль, наш первый, честный парень, он упал в главный зал с шестого этажа, его размазало, сэр, его просто размазало по мрамору. Головой вниз. Это было несколько… неаккуратно, сэр.

Мокрист бросил взгляд на Стэнли, которого начало трясти.

— Потом был мистер Бакенбард54. Он упал с лестницы и сломал себе шею, сэр. Извините, сэр, уже одиннадцать сорок три, — Грош пошел к двери, открыл ее, а после того как в раздевалку вошел Несмышленыш, закрыл снова, — это было в три утра. Шесть пролетов он падал. Сломал практически каждую кость в теле, какую только можно сломать, сэр.

— Вы хотите сказать, он бродил по зданию ночью без лампы?

— Не знаю, сэр. Но я знаю кое-что насчет лестницы. Лампы на лестнице горят всю ночь, сэр. Стэнли заправляет их маслом каждый день, он такой же пунктуальный, как Несмышленыш.